Право первой ночи

      Северус не смог сомкнуть глаз. В полночь ноги сами понесли его в совятник. Окруженная суровым лесом и ветхими лачугами, эта башня была узка и неприступна. Серый камень давно покрылся птичьим пометом и грязью, и волшебник с огромным трудом смог подняться вверх по крутым ступеням, рискуя на каждом шагу свернуть себе шею. Легкий мороз наступающего октября холодил грудь да вытеснял горькие мысли. Сверху открывался потрясающий вид, живая панорама или двигающийся холст: Малфой-мэнор с его чопорным величием, дворики, что полны днем суетящимися маглами, хлева, конюшни, овчарни, даже маленькая соколиная башенка. А вокруг лишь аккуратные поля, лохматые леса и травы, охраняемые чуткой луной, что висит на суровой синеве ночного неба. В кармане куртки, под теплой мантией, что-то легонько хрустнуло. Волшебник спохватился и бережно вытащил конверт, скрепленный родовой печатью и синей широкой лентой. Он почти забыл про него, хотя поднимался такую даль именно для этого. Письмо содержало лишь один вопрос: «Воспоминание у Струпьяра, сможешь достать его для меня?». Северус схватился пальцами за переносицу и застонал, превозмогая накатившую дурноту. Желтый глаз сидящей неподалеку сипухи моргнул и тут же исчез под крылом, как бы не желая подсматривать. Тошнота ушла, но конверт из руки никуда не пропал. — Я бы лучше написал дьяволу, — выругался маг и резко схватил с насеста маленького сычика, водрузив ему в лапку свое послание, — дождись ответа, — предупредил он и так больно сжал птицу, что та жалобно пискнула. ***       Драко и Полумна любовались луной из окон давно заброшенной комнаты. Оба вальяжно развалились на пыльной софе с истертыми позолочеными ручками. Его рука обнимала ее за талию и дергала за кончик белоснежного локона, что выбивался из мудреной прически. Девушку это не беспокоило. Она мечтательно разглядывала ночное небо, признавая его безоговорочное совершенство. Комната покойной матери подходила для этого занятия лучше всего. — Если бы у меня были дети, я бы назвала их по именам самых далеких звезд. Брат ласково улыбнулся и придвинул ее к себе ближе. — Самые красивые звездные имена уже заняты нашими родственниками. Тебе следовало родиться чуть раньше. — Или в другом месте. Меня не покидает ощущение, что я как будто здесь лишняя. Только ты и Добби добры ко мне, остальные и не замечают. Меня все куда-то тянет, но не пойму, куда… — Ты не лишняя! — возмущенно зашипел парень, — просто особенная, поэтому… поэтому… Она вежливо выгнула бровь. — О, нет, я не обижаюсь. Просто это так чудно. Я могла бы родиться другой, немного бесстрашной, как та девушка, Гермиона Грейнджер. Она совсем ничего не боится. — Она не боится, потому что ей нечего терять, — веско заметил Драко и скривил лицо, припоминая прошедший день, — отец очень зол на меня из-за нее, говорит, я болван и предатель крови, раз сам отдал ей палочку и не догадался вызвать огонь. — Я говорила ему много раз, что кровь у всех одинакового цвета, даже порезала ему бедро однажды, чтобы показать, — пожала плечами девушка, — но он меня не слушает. Наверное, потому что я не родная. — Нельзя так говорить, Полумна! — Драко схватился за голову, — что с тобой сегодня? — Магнитная буря, — мечтательно выдала собеседница. — Магн… чего? Слушай, — он чуть встряхнул ее, — никогда-никогда так про себя не говори, ты Малфой! У нас одна мать! Одна кровь! — Ты очень добр ко мне, братец. — Я люблю тебя, Полумна! Боже мой! — он сполз вниз и обнял ее за колени, положив на них свою голову. — Ты заставляешь меня волноваться. Может, ты больна или хочешь чего-то? Я все сделаю! — Я хочу, чтобы со мной дружили, — грустно улыбнулась сестра, — вот, например, Гермиона Грейнджер. Она такая непредсказуемая и живая… Я бы очень хотела! Подружи нас? — Что?! Драко изумленно уставился на девушку, а затем, словно несмышлёнышу, принялся терпеливо объяснять: — Я не могу подружить вас, даже если очень захочу! Пойми, милая сестричка, жизнь у папиных игрушек обычно недолгая, ты же сама знаешь, какой он… Тем более, что крёстный наверняка зубами в эту Грейнджер вцепится, а еще и скользкий Снегг! Бр-р! Знаешь, — парень ласково прижал пальцы дамы к своим губам, — я привезу тебе из Лондона любую крошку-маглу, ты сможешь наряжать ее как куколку, играть вместе… Полумна скинула с себя его руки и решительно поднялась, опрокидывая братца навзничь. — Надоел! — серьезно заметила юная леди и направилась прочь, не удостоив младшего Малфоя ни единым взглядом. Драко так и остался в одиночестве сидеть на грязном полу. — Женщины! — злобно припечатал он в темноту. *** — … И что, ты поймал ее? — Бартемиус подлил Струпьяру еще огневиски и присел поближе. Тот кивнул, слегка смазав траекторию кивка, скривил губы и замотал головой, силясь выговорить что-то осмысленное: — Ать… И как давай драть от меня! А я того… туда-сюда… а она! Да ни в какую, задушу, говорит, духами насмерть. — Задушит духами? — Крауч-младший даже не потрудился спрятать улыбку. Он протрезвел еще полчаса назад, но будучи дальновидным, умолчал об этом, спаивая полезного собеседника. — Ну да, вусмерть! — оборотень округлил глаза и затеребил грязно-алый шарф, что стащил у девушки. — А она мне такая: «Я видела твое мертвое тело, да сейчас как закружу — помрешь целиком!». — И закружила? Струпьяр замахал руками вокруг головы, показывая, что сам испугался. — Дикая она, вот! Но такая вкусная конфеточка, ути-ути-ути… — Ну хватит! — сердито оборвал законник. — Так Люциус взял у тебя воспоминание, да? Собутыльник лег головой на кружку, и не обращая внимания на вопрос, пустил в нее слюну, засыпая. — Храпишь. Ну ладно. Барти встал из-за стола, размял затекшие конечности и обернулся убедиться, что за ним не подглядывают. Затем пошарил во внутреннем кармане. — Так-так-так, иди сюда, моя хорошая, — он облизнулся по привычке и выудил прозрачную ампулу. Кончик волшебной палочки призывно замерцал. Хозяин деликатно направил ее нутро на голову спящего, поближе к виску, и очень нежно и терпеливо вытянул из головы тоненькую серебристую нить воспоминания; закупорил ее во флакон и спрятал в карман. Крауч хлопнул дверью трактира и вознамерился исчезнуть в ночи, как… — Дурацкая привычка — посвистывать, Барти, — денег не будет! — знакомый голос из подворотни заставил вздрогнуть и быстро вытащить оружие, но было поздно — палочка стремительно улетела в неизвестном направлении. Из тени между трактиром и булочной вышли вперед трое высоких джентльменов в шляпах и плащах. Лица скрывали белые маски. Каждый имел на сапогах шпоры и шпаги на перевязи, что могли носить лишь благородные дома. — Вы — те самые разбойники, что грабят богатых и отдают все бедным, не так ли? Орден Мародеров? — он прошелся кончиком языка по губам и криво ухмыльнулся. — У меня нет ничего. — Боюсь, у него устаревшая информация, Сохатый, — печально заметил один из них, — мы уже как год прошли переквалификацию, любезнейший, и теперь называемся Пожиратели Пожирателей Смерти или Отрыгающие Жизнью! — Говорил же, нужно объявления развесить, — пролаял другой. — Разослать сов! — У тебя рожа кривая для объявлений! Прямо-таки непечатная! — А моей сове уже давно не открывают, говорят, гадит много. — Вот видишь, кому-то пишешь часто, а человек не ценит! — Ну, может и ценит, просто даме говно совиное потом лопатой отгребать, как-то несолидно. — Зато руки будут сильные и бедра! — Я отдам вам свой кошель, — перебил пленник, — и вы провалите отсюда! Бандиты повернулись к нему. — Это как так, ты же сказал, нет денег? — Лунатик, сударь нас обдурить надумал, кошель может быть и пуст! — Но если гомонок пуст, не является ли он ценностью сам по себе? — один из товарищей задумчиво почесал подбородок. Сохатый схватился за сердце: — Гомонок? Серьезно, Пес? Ты из какой церковно-приходской школы вывалился? Так не говорят уже лет двести! — Срочно его в богадельню, он спёкся, — печально заключил Лунатик, — или лучше на паперть али доходный дом. Месье превращается в бабку. — Я давно морщины заметил, — огорченно поддакнул Джеймс, — но списывал на тяжелое детство. — Может, наша собака и выросла в доходном доме? Это бы объяснило его низкий культурный уровень и раннюю седину. Говорят, — Люпин понизил голос до громкого шепота, — эти дамочки очень быстро изнашиваются, потому что шл… — …шлёпают куда попало! — вставил Сириус и резким движением схватил за шкирку пленника, который уже намеревался смыться. Сохатый ловко ткнул парня палочкой под ребро. — Возьмите чертово золото и валите! — выругался Крауч, кидая им мешочек под ноги. — Здесь достаточно для вас и всей вашей гребаной шайки! — Ай-яй-яй, что за дела, ребятки? Откуда такое неуважение? — зацокал Сохатый и присел на корточки. — Обижаешь! — Серьезно, мы же не говорили, что нам нужны твои деньги! — Лунатик почесал голову, — а теперь не взять значит хорошего человека обидеть. — Берите! — сердито взвизгнул Бартемиус, пихая золото ногой. — Возьмем! — деловито согласился Бродяга, — засчитаем за пожертвование в фонд постаревших девственниц! — Черта с два! Какая польза от девственниц? Жертвуем в общину износившихся… — Шалуний! — Шалуний! Вот кто приносит пользу обществу! Стоит, так сказать, на передовой! — А ты куда собрался, Крауч? Мы с тобой еще не закончили… — Барти! — позвал Сохатый, — мы на самом деле пришли у тебя кое-что украсть. — Но это не совсем деньги, — извиняющимся тоном заключил один из напарников. — Это твое время, — зловеще хохотнул Бродяга и напялил на пленника черный мешок, — погнали, парни! — Нет, погоди, мы украли его у него самого? — Ну да. — Но как можно человека у самого себя украсть? — Ну как-как? Ты же сам у себя есть, значит можно. — То есть, получается, я сам собой владею? — Конечно! — То есть, я раб самого себя? — Ты передергиваешь, Блохастый. — ЗАТКНИТЕСЬ! ЗАТКНИТЕСЬ! Я НЕ МОГУ ВАС БОЛЬШЕ СЛУШАТЬ! — заголосил пленник. — Я же говорил, что ты калечишь людям психику! — Подожди, мне нужно разобраться: я владею собой или нет? Или пользуюсь? Или распоряжаюсь? — В твоем случае, это зависит от фазы луны. — А в твоем — от длины женской юбки. — Скажите мне, зачем вы меня похитили? — раздался усталый голос из мешка. — Будем проверять: тварь ты дрожащая или право имеешь, — философски изрек Сириус. — Лунатик, глянь, это мурашки у него? — Он определенно дрожит, — вполголоса заметил тот. Они все сидели в закрытой повозке, которой правил Лунатик. Четверка лошадей везла их по лесной дороге, подальше от города. — Вы не знаете, с кем связались, — зашипел Крауч-младший, — я один из лучших дуэлянтов во всей Англии, я вхож в комнаты короля, и являюсь воспитанником лорда Яксли, его правой рукой, и когда он узнает… — У-у-у! — отмахнулся Сохатый, — сейчас описаюсь от страха! Правая рука… Учитывая, что в королевстве нет дам, я бы не хотел быть его правой рукой, если вы понимаете, о чем я!