Право первой ночи

— О, нет, Северус! Я тоже хочу видеть эти воспоминания! — появившийся в дверях Люциус, на правах хозяина, уверенно присоединился к занятию гостя. У груди Снегга таинственно поблескивал нахально позаимствованный Омут памяти, неровное зеленоватое сияние которого было единственным источником света здесь. По сияющей субстанции, раскручиваясь и дразня, танцевала серебристая нить. Малфой осторожно заглянул в чашу: — То, самое первое? Гость еле заметно кивнул. — Не откажусь взглянуть еще раз. — Прошу, — мрачно ухмыльнулся тот. …И вот они в вечернем лесу. Рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки — Хвост, Струпьяр и еще один оборотень хохочут во всё горло, травя заправские шуточки не первой свежести. Впереди, едва заметный, маячит женский силуэт. — Акцио, палочка! Неизвестный ловко поймал оружие Гермионы. — Ты действительно думаешь, что к оборотню можно подкрасться? — Я сам не помню, как его зовут, — сморщился Люциус в ответ на вопросительный взгляд Снегга. — Не смотри так на меня, я что, считаю их, что ли? — Не подходи! — жалко пискнула фигура. Северус удивленно взметнул брови и тут же нахмурился. Малфой-Старший захохотал: — Что, «на незнакомую лошадь не садись, с подозрительными рыцарями не разговаривай»? Ты не забыл ей сказать, что оборотни «слегка» опасны? — Она хороший дуэлянт, — не особо доверяя своим словам, выдохнул собеседник. Мужчина в шляпе не спеша поднялся с места и с ленцой расправил плечи: — Дорогуша, ты не в том положении, чтобы перечить. Нас трое, ты одна и без палочки. Либо ты сама идешь сюда, либо… — Ну туши свет! — обреченно прокомментировал Снегг и отвернулся. Люциус, пораженный его откровенностью, даже похлопал бедолагу по плечу: — Вот так всегда с детьми: растишь вейлу, а получаешь наргла! Зато вон, бегает шустро. Гость обернулся вовремя, чтобы разглядеть ярко-красный шарф, вихрем рванувший по желтеющему лесу. Струпьяр кинулся в погоню. — Женить надо было его вовремя, — беззлобно прокомментировал другой оборотень и оба расхохотались, устраиваясь у костра поудобнее. — А то так и будет бегать за всякими Femme fatale, как некоторые благородные господа. Северус закатил глаза. Товарищ усмехнулся. Мужчины застали сладкую парочку несколько минут спустя: Струпьяр вполне неприлично лежал на Гермионе, а та отбрыкивалась в меру всех своих моральных сил. — А может, не отдавать тебя никому, а? Будем играть вдвоем: ты да я, нам будет весело, неправда ли? Северус подался вперед, едва сдержав на языке парочку Непростительных. — Ну-ну, — приятель вовремя поймал его. — Не надо рвать лишний раз такое интересное воспоминание! — Ты, наверное, из благородных, только вырядилась непонятно во что. От любовника сбегала? — Струпьяр ухмыльнулся. — Кстати, а что за история с Уизли? Вы нашли его? Хотя о чем это я, лучше спросить: теперь у него много жабьих пупырышек или он, все же, больше в крапинку… Снегг был целиком и полностью поглощен разыгравшейся сценой. — Северус, только не надо потом убивать моего егеря, Струпьяра. Он хоть и болван, но сами понимаете, под лежачим оборотем и магла течет… Нечего было ей одной по лесу таскаться, да еще и с этим красным шарфиком, — Малфой явно наслаждался ситуацией, исподтишка наблюдая за яркими эмоциями, что то и дело проскакивали по лицу собеседника. — Вы меня вот даже не слушаете совсем сейчас! Она высвободила несколько пальцев и ощупала свою шею, безуспешно уворачиваясь от поцелуев. Оборотень вошел в раж и схватил ее за бедро, вынуждая раздвинуть ноги. Гермиона воспользовалась мгновением, вытащила свою ладонь и быстрым движением накинула на него длинную цепочку, что находилась на ее шее. — Не шевелись, — предупредила ведьма, — а то перенесу тебя в другое время, и ты мгновенно умрешь. — Что это? — он нелепо скосил глаза к переносице, пытаясь рассмотреть диковинный кулон. — Это маховик времени, Струпьяр, и там, откуда я пришла, ты умер в битве, где мы оба были. Я точно знаю, потому что видела твое тело. Если я сейчас сделаю хоть один оборот, тебе конец. Они вынырнули из воспоминания обратно в темную реальность. — Так что это за безделица, Северус? Девчонка может управлять временем? — острый взгляд едва не проколол гостя насквозь. Снегг задумался о чем-то своём. — Если бы я изготовил эту вещь, то не был бы вдовцом, Люциус. — Да, это определенно не та маггловская девчонка, которую ты растил как свою дочь. Но думаю, ты все равно не захочешь от нее отказаться, ведь так? — Не тяни Хвоста за яйца и называй цену. Блеснула лукавая улыбка: — Ну вот, мы понимаем с тобой друг друга. Что ж, девушку я не отдам в любом случае, ибо сам понимаешь, она ценный экспонат. Но предложу тебе поразмыслить на тему того, что случится, если бедняжка достанется Яксли. А чтобы тебе легче думалось, дорогой гость, изволь снова опуститься в омут памяти и досмотреть воспоминание. Снегг неприятно дернулся. — И что я там увижу? — Ты увидишь, что Яксли знал, где появится наша маленькая леди, и поджидал ее, заметь, не постеснявшись заехать в мои владения. Или ты скажешь, что он наткнулся на нее случайно? Собеседник промолчал. — Если в тебе есть хоть капля благоразумия, ты прекрасно понимаешь, что лучше оставить мисс Грейнджер у меня, нежели чем у Яксли. Тайн твоих она не выдаст, за неимением в ее милой кудрявой голове оных; а вот правду из нее я потихоньку достану, и заметь, методы мои, куда гуманнее, чем у Корбана. Я обещаю сохранить ей жизнь и держать в здравии. Да что там, я и пальцем ее не трону, если сама не захочет! Что скажешь? — Обещать легко, Люциус. — Я дам Непреложный обет. Снегг хмыкнул. — Ты все еще не назвал цену за ее защиту. — Я такой же коллекционер редкостей, как и ты, Северус. Наверное, наш мир — бледная копия чего-то великого и недостижимого. И я тоже с ума схожу по всяким диковинкам, красивым и талантливым, искрящимся своей уникальностью. Я хочу, чтобы ты показал мне свое самое болезненное воспоминание. Да, — добавил он, когда брови собеседника взметнулись вверх, — последнее воспоминание о Лили Эванс. Я хочу хотя бы одним глазом взглянуть на ту, кого ты считаешь самой великой волшебницей из ныне живущих. Ведь ты никому не показывал это, не так ли? *** Люциус вошел в воспоминание легко, будто спрыгнул в темный погреб, но то оказалось лишь каморка, до верху заставленная склянками и микстурами. Где-то в углу, яростно отодвигая ящики, копошился молодой Снегг, лет на пять младше того, что Малфой покинул двумя секундами ранее. Мужчина как-то странно подвывал в голос, рассыпая порошки и травы, в тщетной попытке найти нечто весьма ценное, но судя по всему, несуществующее. Люциус обогнул его и выбрался вон, оказавшись в небольшой комнате с одним широким и длинным окном в пол. Смеркалось. Где-то у потолка висел яркий канделябр, белые свечи которого делали все предметы в комнате слишком яркими, а тени — пугающе глубокими. На узкой кровати у стены лежала молодая женщина с копной рыжих, как закатное солнце, волос. Привлекательность ее скрадывалась отсутствующим, безжизненным выражением глаз, безвольно опущенными уголками губ. Понадобилось время, чтобы разглядеть припухлость век и тонкие дорожки слёз, теряющихся у подушки. — Я этого не вынесу, Сев. Люциус и молодой Северус, что только появился в дверях, вздрогнули от неожиданности. Обоих испугал этот живой звук. Губы женщины едва зашевелились, а лицо так и осталось безучастным. — Мне больно. Отсюда, из угла комнаты, она казалась восковой куклой. Северус упал на колени перед кроватью и отчаянно сжал руку жены, пряча лицо в одеялах. — Я ничего, ничего не могу сделать, — плечи его затряслись, а голос предательски подвывал, — я не могу вас спасти, еще слишком рано! Потрясенный гость впервые наблюдал плачущего Снегга. В этом было что-то неприличное, как если бы он застал их двоих за чем-то крайне постыдным. От созерцания его отвлекло темно-красное пятно у ног больной, что расплывалось в небольшую лужу. Кровь. Слишком много крови, льющейся как из кувшина. Люциус и сам захотел закричать. Но Лили его опередила, издав чудовищной силы вопль, который потряс обоих мужчин. Малфой с опозданием сообразил, что Эванс, похоже, была беременна и прямо сейчас в муках теряла ребенка. — Сделай же что-нибудь! — задыхалась она, покрываясь тонкой сетью вздувшихся от напряжения вен. — Я же убью вас обоих! — в отчаянии взвизгнул молодой муж. Люциус заметил на его лице яркие полосы от собственных ногтей. Лили разразилась очередным душераздирающим криком и Малфой призвал всю свою волю, чтобы не выбежать прочь и не зажать ладонями уши. Кровь пропитала одеяло целиком. Белоснежные манжеты Северуса превратились в пурпурные. Наблюдатель упустил момент, когда хозяин дома нырнул в кладовую и вновь оказался у кровати. В трясущейся руке оказалась какая-то пыльная склянка; почему-то Люциус сразу понял, что это. Похоже, Северус собрался Напитком Живой Смерти вывести плод и спасти жену. Малфой, не помня себя, кинулся в кладовую, опытным взглядом целителя рассматривая склянки и микстуры. Он потянулся растрясти ящики, но руки, разумеется, прошли сквозь них: прошлого не изменить. Мужчина злобно фыркнул и продолжил свои судорожные изыскания. Бадьян и Костерост могли сделать ситуацию лишь хуже, намертво скрепив плод и мать самым изощренным способом. Успокоить ее примитивным настоем пустырника и выиграть время? Этой травы здесь не нашлось. Не было даже валерианы и ромашки. Люциус грязно и отчаянно ругнулся. Однако, похоже, он и так опоздал: Северус уже влил супруге пару капель Напитка, и теперь она расслабленно растекалась в его объятиях. Малфой обошел кровать с другой стороны, чтобы удостовериться, что все кончено. По-паучьи длинными пальцами Снегг держал мертвую жену, на губах которой застыла бледная пленка. Глаза были обращены к потолку, а руки исцарапаны до крови, как и разодранные вокруг одеяла. Супруг прижал ее крепче и тихонько заскулил, как раненное, умирающее от боли животное. *** Люциус с трудом выпрямился над Омутом и тут же неуклюже схватился за обод, силясь не упасть. Теперь они оба: и он сам, и реальный Северус, были бледны как смерть. — В тот день она узнала, что я занимаюсь Темной магией, — одними губами сообщил хозяин воспоминания. Взгляд его был направлен куда-то вдаль, на чернеющее небо. — И захотела уйти от меня. Малфой с усилием кивнул и отвернулся. У него пропало всякое желание разговаривать и он, к своему ужасу, почувствовал, что в какой-то степени тоже потерял эту женщину, не смог спасти. Будто сам факт лицезрения этой ужасающей трагедии сделал его соучастником, со-виновником произошедшего. Собственное праздное любопытство показалось гадостью и тут же отозвалось кислым привкусом в уголках рта. Но обещание есть обещание. — Протяни свою руку, — попросил он Снегга. — И достань палочку.