Право первой ночи

      Первый луч солнца робко прокрался в уголок окна, когда массивный замок принялся неторопливо просыпаться, потягиваясь и зевая во всю ширь каминных труб.       Гермиона недовольно забормотала сквозь сон и попыталась найти край шерстяного одеяла, чтобы натянуть его на лицо и тем самым, отбить у сна еще несколько сладких минуточек. Одеяло попадаться в руку не спешило, и тонкая кисть, по-паучьи и с некоторой долей раздражения, принялась ощупывать все вокруг, но ничего не нашла. Ведьма заворчала на яркое солнце и присела на кровати, откровенно недоумевая, откуда в ее крошечной келье такой избыток утренних лучей.       Взгляд озадачено прошелся по большому витражному окну во всю длину стены, затем нерешительно упал на собственные ноги, небрежно закутанные в богатое пуховое одеяло с ручной вышивкой. А после Гермиона тоненько пискнула, ощутив полное отсутствие нижнего белья. Виновник всего этого безобразия ощущался тут же, на большой кровати. Он полулежал слева и определенно не спал, наблюдая.       Ведьма замерла в нерешительности. Она никак не могла понять, что же ей делать, как реагировать? Хотелось кричать и драться, вопить и царапать, — но такой вариант, при всей своей соблазнительной честности, лишь открывал путь к новому насилию по отношению к ней. Не говоря уж о том, что такой реакции от нее ждали.       Если же она притворится, что ничего не стряслось, Люциус, — а это был именно он и никто другой, — лишь посмеется над этим нелепым представлением. Такой отклик он тоже ожидает. А что будет полной неожиданностью? Что испортит ему все удовольствие и пошатнет контроль над ситуацией? Чего он ждет меньше всего? Сердце легонько затрепетало, и шея мгновенно вспотела под гривой густых каштановых волос. Нет, пожалуйста, только не так. Но уже сегодня вечером она может быть свободна. Им придется открыть ворота для нее, дать коня. Она отправится к Сириусу и, наконец, сможет выйти на финишную прямую к своей цели — дороге домой. Невыразимцы с радостью сотрут ей память… Или она сама себе сотрет. Безжалостно и эффективно. Она ощущала его взгляд на своем обнаженном плече, беззащитной линии лопаток. Гермиона подтянула к себе все одеяло поблизости, твердо удостоверившись, что все положенное — прикрыто. Затем как могла изящно устроилась поближе к Люциусу и после осторожно взглянула в его лицо.       Лорд Малфой задумчиво наблюдал за ней, заложив обе руки за голову, как если бы загорал на солнце. В его обычно беспокойных глазах плескалась морская вода. Девушка обратила внимание, что он тоже наг, строен, вполне молод (уж по сравнению с тем, кого она помнила — точно) и даже длинные белые волосы больше не кажутся уж такими устрашающими.       Солнце поднялось еще немного, залив брызгами искр всю кровать. Вышивка, атлас, тесьма — все засверкало. Мужчина зажмурился, и во мгновение ока Гермиона прильнула к его губам в детском и неуклюжем поцелуе и тут же отстранилась. Он даже не пошевелился, только серые глаза плеснули на нее удивлением и растерянностью. Так бывает, когда ребенок целует в губы взрослого, еще не осознавая этого жеста, его глубины и смысла; просто из любопытства. Но в ответ лишь недоумение, мягкий моральный подзатыльник: «нельзя», «табу», «неправильно». Гермиона испугалась такой реакции. Она подумала, что ее не поняли.       Неловким, каким-то птичьим движением она высвободилась из одеял, страшно смущаясь того, что теперь нависает над ним практически голая. Ее решимость разрубить проблему одним ударом начала неумолимо и стыдно таять. В груди зарождалась истерика. Ведьма снова поцеловала его, на этот раз глубже, дольше. Его рука волшебным образом откликнулась и поползла по ее спине, ласково исследуя лопатки и изгибы. — Люциус, — голос предательски вибрировал, — ты… ты можешь, — глубокий вздох, — просто сделать это? Мы можем… как-то с этим покончить? Сейчас? Руки ее мелко дрожали, но Гермиона чувствовала себя очень храброй.       Мужчина позволил ей залезть к нему под одеяло и пробраться поглубже, туда, где явно потеплей. Он как можно аккуратнее устроился сверху, наблюдая за выражением ее глаз. Прямо сейчас горячее, обнаженное мужское тело и… его член находились у нее между ног, и можно сказать, что ситуация весьма интриговала.       Все это казалось слегка абсурдным, но по-видимому, неизбежным злом. Надо позволить ему… оказаться внутри. Пусть это будет такое странное акробатическое упражнение на двоих. Чуть более интимное, чем надо. Позволить ему… она непроизвольно сжала челюсть покрепче и тут же покрылась мурашками. Люциус уже лежал между ее раздвинутых ног, без особых усилий опираясь на локти. Гермиона вздрогнула, когда возбужденный член прижался к внутренней стороне бедра, в катастрофически опасной близости от… Она мелко задрожала, но сумела сохранить ровное дыхание. Чего же он ждет? Ей не становится легче с каждой секундой! Девушка в немом отчаянии впилась в его лицо глазами, не понимая, почему же он медлит. — Маленькая, но такая храбрая! — нахальная усмешка Малфоя выбила ее из колеи. — Ч-что? — не веря своим ушам, растерянно пролепетала она. — Вы же… вы… А как же договор? Люциус скатился с кровати и, тихо посмеиваясь, принялся не спеша одеваться. — Храбрая вы девица, мисс Грейнджер. Храбрая, но предсказуемая. — Вернитесь и… Немедленно вернитесь и закончите то, что начали! — задыхаясь от возмущения и подступающих слез затараторила ведьма. — Как вы смеете! Как вы… подлец! — У меня тоже есть понятия о гордости и самоуважении, — он принялся завязывать халат. — И подачки мне ваши, милая леди, не нужны. Тем более, что вы ожидали притвориться, что вас в постели нет. Какое же от этого удовольствие мужчине? Этак вы долг и за десять лет не выплатите. Мужчина улыбнулся самым лукавым образом. — Но мне безмерно приятна сегодняшняя попытка. Могу ли я записать это на свой счет как ваш горячий комплимент моей персоне? Она запустила в него подушкой. — ПОДЛЕЦ! — Напишу-ка я лорду Снеггу, может, он будет по вам меньше грустить. Хм. А может, и больше! — НЕГОДЯЙ! ПОСЛЕДНЯЯ ЗАДНИЦА! Жалкий интриганишка! — злые слезы градом обрушились на еще синюшные ладони. — Да, не исключаю, — задумчиво пробормотал лорд и со скрипом прикрыл за собой тяжелые двери, оставив обнаженную даму в гордом одиночестве. Позже Гермиона не отказала себе в удовольствии разгромить его спальню.