Право первой ночи

      Стоя у распахнутого окна, Северус мял в руках записку. Он бы ее еще и сжевал, но просто позабыл положить в рот, так и перетирал пергамент в кулаке, пока тот не превратился в абсолютнейшую пыль. Мужчина покосился на внушительный портрет Лили, возвышающийся во всю стену его спальни. Массивный и непрестанно движущийся, он избавлял вдовца от необходимости ежедневного посещения кладбища, заменял ему друзей и советчиков. Как бы она отнеслась ко всему, что произошло с момента ее смерти?       В тот день, после похорон, он зачем-то зашел в ее комнату. Может, надеялся увидеть призрак или хотя бы птицу, тоскливо стучащую в окно? Казалось, здесь время замерло. Легкий беспорядок, пляшущие на полу комья пыли. Недочитанные книги и приоткрытая шкатулка с брошью и цепочками. Ее рука касалась всех этих сокровищ. Северус опустился на комок одеял и тут же гневно вскрикнул, ощутив под ними движение. Резкий взмах палочки, — и какого черта?! Среди мятых подушек и пледов он обнаружил раскрасневшуюся от слез девчонку. Да, ту самую сиротку, что два года назад Лили приволокла в дом, всячески упрашивая супруга оставить ее. Снеггу этот порыв был непонятен. Чужой человек в их семье — зачем? У них непременно будут свои дети, к чему устраивать приют беспризорников? Теперь же, это лохматое, везде сующее свой нос-пуговку чудовище, смотрело на него, как на монстра из сказок. Северус что-то закричал, рывком вытащил ее из постели жены и едва ли не кубарем спустил с лестницы, навсегда запретив появляться в святая святых.       Следующие месяцы девочка много плакала и пряталась по углам то с одной книжкой, то с другой. Он постоянно ловил ее на воровстве; чаще всего она утаскивала книги из личной секции жены, ее ингредиенты для зелий (которые, в прочем, уже никуда не годились), какие-то безделушки. Утомившись от беготни в поисках всех этих пропаж и порядком устав от ее любопытных глаз из каждого темного угла, Северус в один прекрасный день схватил Гермиону под мышки и усадил на свой высокий лабораторный стул. — Ты! — рыкнул молодой лорд. — Самая назойливая из всех попрошаек, что вертятся вокруг. Она шмыгнула носом. — И я знаю, что ты, маленькая грязная воровка, утащила ЕЁ палочку прямо из комнаты, куда я запретил тебе возвращаться! Тебе придется вернуть ее прямо сейчас, а потом я подумаю, что с тобой делать. В конце концов, давно следовало отправить тебя на кухню! Мужчина закончил свою речь и в требовательном жесте протянул ладонь: — Ну же, палочку, юная леди. — Она мне нужна, — насупилась Гермиона, — я ей колдую. Снегг не поверил своим ушам. — Ты ей… что? — Меня Лили учила, но я не могу дальше. Не получается больше. Пальцы его сами потянулись к ее узким ладоням. Маг задумчиво осмотрел линии на руке, пару едва заметных мозолей — палочку она действительно держала в руках часто. — А ну-ка, — кивнул он. Ведьма неловко вытащила из-за пояса инструмент и робко направила на колбы позади. — Эванеско! Три мензурки задрожали и полностью опустели. Снегг заинтересовался. — Для двенадцати лет неплохо. А есть ли чары, которые ты учила сама? Девочка как будто только этого и ждала. Она выпрямилась, как следует прокашлялась в кулак и вздернула носик: — Авис! — палочка описала изящный завиток в воздухе и выстрелила тремя желтыми канарейками в сторону открытого окна. Волшебник провожал ошалелым взглядом последнюю птаху, выпорхнувшую в сад. Крутой разворот, и резким движением он выбил палочку из девчачьих рук. Гермиона отпрянула и испуганно сжалась на стуле, ожидая пощечины. После Северус честно скажет себе, что сделал это от удивления и испуга. Пять дней он избегал юную ведьму, а на шестой решился и хлопком отворил дверь в ее крошечную каморку. — Одевайся и побыстрее. Сон как рукой сняло, и девочка наспех натянула простое платье. В глазах защипало: видимо, таки решился выгнать ее. Пальцы запутались в лентах и застежках, она оставила как есть и, понурившись, вышла за ним в темноту коридора. — Надо выбрать тебе другую волшебную палочку и новый котел. Магия не терпит разгильдяйства! Четыре года спустя.       В лаборатории висел сизый туман, а несколько пузатых котлов бурлили в унисон. На поместье опускались сумерки. Северус вывел в журнале последнюю букву и утомленно опустил перо в чернильницу, краем глаза следя за суетливой ученицей. Теперь в его личном царстве зелий была своя госпожа. Он лишь успевал давать команды да сердито фыркать, если Гермиона слишком сильно отступала от рецепта. В углу лаборатории, просторной комнаты с окнами в пол, зельевар отгородил себе небольшой кабинет, где частенько пропадал за заполнением исследовательских журналов да дневниковыми записями по новым ингредиентам. На полках за спиной маячили матушкины фолианты, некоторые из которых он затёр до дыр, а кое-кто зачитал до клякс. За стеклянной перегородкой шуршали юбки. Процесс почти завершился — она добавляет последние составляющие и тушит магическое пламя под котлами. Скоро маг услышит, как закрываются тяжелые крышки и скрипит чуть приоткрытое окно. Тоненькая фигура в засаленном фартуке проскочила мимо. Северус задумался. Такая жизнь его, более чем, устраивала. За ужином Гермиона лишь поковыряла вилкой. — В чем дело? — резко спросил опекун. — С каждым днем ты ешь все меньше и меньше, того и гляди, растаешь в воздухе. Если ты сляжешь совсем, работа застопорится. — Я хотела бы навестить родительский дом. — Это опасно, — Снегг щедро налил из графина в кубок, — земли Яксли кишат оборотнями, а ты молода и наивна. Он таких любит. — Но… — Лорд Яксли — душегуб, и делать тебе там нечего. — Отец, — она постаралась произнести это мягко, вкладывая просьбу, — я до сих пор не знаю, где похоронены мои родители. Я бы хотела навестить и… посмотреть. Он выгнул бровь. — Ты редко меня так называешь. Я подумаю. Застучали столовые приборы — разговор был окончен. Ему нравилось смотреть, как она спит. В первое время, когда он только-только приступил к ее обучению, по ночам, едва ли не постоянно, что-то случалось. Спонтанная магия как результат недостаточного колдовства поджигала портьеры, заставляла двери хлопать и скидывала книги с полок. Гермиона просыпалась от кошмаров и всегда искала своего заступника поблизости, — поэтому Северус и сидел часами у ее кровати. Было трудно убедить девочку, что в доме нет никаких привидений. Волшебница подросла, сон стал безмятежным, а привычка приходить по ночам — осталась. Только теперь опекун являлся тайно, в самой крепкой фазе сна. Девушка давно не спала в своей жалкой каморке. Она заняла комнату по соседству и у них даже была общая дверь. Ночные визиты успокаивали Снегга. Он употреблял их как успокоительное. Кто пьет рюмку на ночь, кто бокал, а он — просто сидит у ее постели. Вот и сейчас он вновь в своем любимом кресле, разглядывает ее, спящую и безмятежную. Бывает, она бунтует и проявляет упрямый характер. Как бы он ни тиранствовал, ни злобствовал, гася ее порывы, независимый дух этой чертовой ведьмы брал верх. Можно было надавать ей оплеух, но обязательно наступал момент, когда в ней просыпался дьяволенок и тогда было совершенно трудно сказать, что именно Гермиона собирается предпринять следующим шагом. Она часто действовала исподтишка, в обход его правил и порядков. Она, черт подери, взрослела. Северус видел это под тонким кружевом ее ночного платья: налитые соком груди, плоский живот и упругие бедра. Девушка любила раскидывать одеяла во сне. В какой-то момент он перестал их поправлять. А чуть позже понял, что не отпустит Гермиону Грейнджер из своего дома. Отчаяние владело им: стоило лишь намекнуть на это, как было очевидно, что она сбежит. Мужчина даже не сомневался, что в случае чего, она могла, стопроцентно могла отравить его, обменяв жизнь своего тюремщика на свободу. Северус склонился к спящей и попытался пальцем разгладить упрямую морщинку меж бровей. Девушка открыла глаза, и мужчина понял, что она вовсе и не спала. Более того, пришло осознание: она не спала никогда, пока он был тут! Они оба, оба были участниками этих странных таинств. Оба размышляли, кипя идеями при свете солнца и скрывали свои мотивы, прячась во тьме ночи. Рука об руку шел поток их мыслей. Разве они не... одинаковы? Северус положил правую руку на грудь затаившейся Гермионы так, чтобы чувствовать ее дыхание. Бледное веснушчатое лицо с вопрошающими, почти черными глазами, поглотило ее и он подарил ей самый нежный из поцелуев, тот, что всегда берег для Лили. На следующее утро она исчезла.