Право первой ночи

      Струпьяр заступил в караул в десять утра и получил четкий приказ даму из покоев не выпускать, в замочную скважину не подглядывать и с пленницей не разговаривать. Обычное дело. Но в скважину-то он, ясен жмыр, заглянул сразу же. Женщин у Люциуса было много, пышно и везде, что само по себе являлось чудом, при общей недостаче барышень в королевстве. Кто-то гостил у него по своей воле, кто-то — вопреки. Егерям крайне импонировали трогательные дамские истерики. А некоторым, в частности, и Струпьяру, частенько перепадали крошки со стола. Свежее мясцо. По ту сторону двери шевелилась тень. Оборотень принюхался и тут же припал к дверной щели, чтобы наверняка. Да. Это была она. Гермиона Грейнджер. Девушка ходила из стороны в сторону и заламывала руки, размышляя о чем-то своем. Казалось, она пытается решить какую-то невероятно сложную задачу, но решение раз за разом ускользает сквозь пальцы и растворяется воздухе. Утомившись, пленница вызвала домовика и попросила наполнить мраморную ванну, стоящую на львиных ножках у окна. Легкая ночная сорочка упала на холодный пол, и мужчина едва не вывернул шею, чтобы разглядеть все как следует. Но угол обзора был паршивым. Тогда Скабиор решился и чуть-чуть приоткрыл створку. От ванны шел тугой пар и приятный хвойный аромат. Оборотень фыркнул, прогоняя его — запах Гермионы теперь читался куда хуже. Тем более, что она собрала волосы в пучок. Девушка легла в воду, к нему спиной, и егерь справедливо рассудил, что может подойти поближе. В конце концов, устоять было почти невозможно, и шаг за шагом, он подкрался практически вплотную. Солнечные блики играли в витражах. Тонкая рука чуть свесилась за бортик ванны, и с пальцев робким дождиком посыпались бриллиантовые капли. Гермиона тяжко вздохнула и окончательно расслабилась, прикрыв глаза. Спустя минуту она уже спала. Струпьяр удивленно моргнул: утомительная, видать, выдалась ночка. Он присел на кровать и принялся разглядывать рыжеватые в свете солнца волосы. На тонких светлых плечах игриво танцевали веснушки. Но больше всего ему нравилась шея: именно такая, как надо. Провоцирующая, манящая, безупречная. Оборотень задумался и справедливо рассудил, что Люциус Малфой сильно не обеднеет, если поделится со своим верным слугой одним очень вкусным кусочком… Потом. А сейчас… Рука сама вытянула шнурок из бриджей и заползла внутрь. Мужчина прилег поудобнее и принялся, не стесняясь, ласкать себя. — Весьма интересно, — шепотом прокомментировал некто, наблюдающий за этими двумя в портретный глазок. Маленькая картина у кровати изображала курочку-несушку. В данный момент выпуклый куриный глаз крутился, как бешеный. Струпьяр издал ликующий стон, извергая семя прямо на пол. — Однажды я точно его кастрирую, — вздохнул наблюдатель и прикрыл лаз. Гермиона вздрогнула, попыталась вскочить, но оскользнувшись, рухнула обратно в воду. Оборотень засмеялся, неспешно поправляя исподнее. Мыльные брызги полетели во все стороны, а бедолага продолжила бороться, и в конце концов-таки вылезла из ванны, нелепо шлепнувшись на мраморный пол. Струпьяр и сам не заметил, что возбудился снова, но Гермиона не собиралась распивать с ним чаи. Она резво схватила какую-то простынь и вынырнула из комнаты, бросившись наутек. Петляя, как испуганный заяц, девушка миновала спальни, библиотеки, опрокинула пару домовиков и как бы ненароком — с пяток ваз. Она быстро поняла, что совсем заблудилась и бегать здесь, как в мышином лабиринте, можно целую вечность. Запыхавшись, с колющей болью в боку, беглянка остановилась у статуи одноглазой ведьмы. Впереди ждал лишь тупик. А за спиной, из-за угла, появился Струпьяр, вышагивающий к ней какой-то неуместной хозяйской походкой. Гермиона, конечно, сомневалась, что теперь, в сердце замка, он всерьез посягнет на ее девичью честь. Но, судя по всему, на определенную долю ласки этот пройдоха рассчитывал. — Кис-кис-кис, — возбужденно протарахтел улыбающийся егерь. — Попалась, которая лягалась! — Я позову Люциуса, — голос сорвался на писк. Струпьяр развел руками, намекая, что она вправе попытаться. — Можешь кричать, я вообще большой ценитель женских криков, — хихикнул он и двинулся навстречу. — ЛЮЦИУС! ЛЮЦИУС!!! — не своим голосом завизжала Гермиона, отступая к стене. Тога из простыни, уже серая от грязи, волочилась по полу. Струпьяр зацепил ногтем краешек и потянул на себя, с возрастающим волнением наблюдая, как ведьма остается все менее и менее одетой. — Что здесь происходит? — невозмутимо поинтересовался хозяин замка, внезапно возникший откуда-то из бокового коридора. — Я слышал, меня звали? — Люциус! — выпалила девушка. — Сделайте же что-нибудь! — Мисс Грейнджер, сегодня утром вы уже просили меня «сделать что-нибудь», не слишком ли много неопределенности для одного дня? Я только и делаю, что угождаю вам. И вы опять не одеты! Стоило бы поволноваться о своих моральных принципах… — Не смейте играть со мной! — возмутилась ведьма. — Мисс, я не понимаю ваших капризов. И я занят. Струпьяр, как мой верный слуга, готов с радостью удовлетворить все ваши хотелки, в том числе неопределенное «что-нибудь». Просто попросите его. — Вы издеваетесь. — Отнюдь. — Но ведь это не в ваших интересах! — в отчаянии воскликнула собеседница. — Ваш чертов егерь снова приставал ко мне, неужели вам будет интересно играться с моей жизнью, если он добьется своего? — Нет, не будет, — серьезно согласился тот. — Но это не моя ответственность. Вы лично покинули комнату, рискнули своей безопасностью, хотя я сразу предупредил в самый что ни на есть первый день: ни шагу из комнаты! Замок большой, а я вам не нянька. Струпьяр попытался незаметно исчезнуть из поля зрения, и Люциус подбодрил его взмахом палочки, отчего тот тоненько взвизгнул и пропал за поворотом. — Я думала, вы джентльмен, — ведьма тряхнула головой, как следует обмоталась простыней и отправилась прочь, но Люциус поймал ее за локоть. — Милая, чудесная и возмутительно соблазнительная мисс Грейнджер! Глаза ее расширились от удивления. -… В том мире, где я живу, люди привыкают брать на себя ответственность как можно раньше. Он притянул ее к себе поближе. — Я бы рад защищать вас по первому писку, вы того, бесспорно стоите. И пищите, наверняка, упоительно. Люциус приобнял ее за талию и наклонился к уху, щекоча дыханием шею: — Но мне бы очень хотелось, чтобы вы, — голос понизился до злобного шипения, — перестали дразнить моих егерей и играться со своей жизнью! Если они вас сожрут, мне конечно, будет очень грустно и обидно, но вам… хм… вероятно, и того неприятнее! Гермиона попыталась отстраниться, и он легко выпустил ее из рук, будто ожёгшись. — Вы редкая умница, а до вас все еще не доходит, что оборотни едят человечину. Если вы сами не начнете думать о своей безопасности, что бы я ни делал, — все усилия окажутся напрасными. Собеседница ощетинилась: — Он сам зашел в мою комнату, что мне прикажете делать?! — Сам? — изобразил удивление мужчина. — Именно! — Значит, вы его спровоцировали, — пожал плечами вельможа. Ведьма тихо ахнула, а потом накинулась на него с кулаками: — Грязный, мерзкий мракобес! По-вашему, я виновата сама?! Он и не думал защищаться, и она скоро остыла. — Что это за общество такое, что женщины хуже бесправных эльфов?! Ай! — горячая капля воска упала на еще влажную кожу. Оба посмотрели вверх, убедились, что стоят возле настенного подсвечника и отошли прочь. Люциус расплылся в неожиданной улыбке. Гермиона забеспокоилась: — Что? Что такое, — она полезла руками в волосы, поправляя лохматые пряди, — я смешная? У меня что-то на лице? — Похоже, мне придется отложить все свои дела на сегодня, — рассмеялся лорд, — и посвятить вам весь вечер без остатка. — Что изменилось? — Воск и вода. Вы активировали мою ловушку и теперь весь вечер будете трепаться направо и налево. — О нет! Это сыворотка правды? — волшебница была готова расплакаться. — Именно так, — он снова взял ее под локоток, — пойдемте-пойдемте, вечер долгий, а нам еще столько всего нужно поведать друг другу!