Право первой ночи

      Ночь выдалась тревожной главным образом потому, что никто из благороднейших лордов и леди не мог похвастать легкой способностью отходить ко сну. Это оборотни да маглы могут хлопнуть рюмашку и тут же завалиться на боковую, а вот если ты чистых кровей… Тогда, увы, требуется, совершить целый мануал. Рабастан Лестрейндж рано понял пользу такого образа действий. Спалось ему плохо лет с пяти, и перво-наперво, он приучился перед сном пить теплое молоко с медом. С возрастом, конечно, это помогать перестало. Добавился стресс. Кошмары, снился какой-то подозрительный болезный сифилитик. Теперь Рабастан стал добавлять в молоко капельку старого Огденского. К тридцати семи он выливал в стакан уже ½ бутылки. Крепкая трубка перед сном отлично заменяла снегговские отвары. Лестрейндж не жаловался. Но мануал строго соблюдал. В этот вечер все происходило по накатанной схеме: большой стаканище, мед, молоко, чекушка Огденского и трубка. Забивать ее требовалось грязными пальцами. Рабастан с наслаждением методично следовал рецепту. Когда за темным окном, на краю звездного горизонта показалось Нечто, стакан был уже пуст, а трубка почти выкурена до тла. Озадачившись, молодой лорд принялся елозить зубами по ногтю. В синеве бездонного неба явно просматривался какой-то человечий силуэт с… хвостом! Пушистым, мать его за ногу, хвостом! И он приближался! Мужчина попятился, споткнулся о ковер и растянулся на спине. Нечто с хрустом ударилось о стекло и рухнуло вниз. Вниз также рухнул и желудок. Лорд неуклюже вскочил на ноги и рванул в поисках ночного горшка: молоко и мед просились вон сию минуту. Как следует отсидевшись, Рабастан закутался в теплую мантию и вынырнул в ночь, намереваясь найти таинственное существо. Химеру или… хм… чупакабру. Но поиски его успехом не увенчались.       Примерно в то же самое время, с несущественной, так скажем, разницей, Вальбурга Блэк надевала свой ночной чепчик. Красивая и несгибаемая в молодости, сейчас, в свои восемьдесят, она не могла похвастать былым великолепием. Черные как смоль волосы, «волосы истинной ведьмы» — как любила приговаривать она, давно порядком поседели и поредели. И все же, чтобы уснуть, этой пожилой женщине приходилось соблюдать свой маленький ритуал. Заключался он в методичном заплетании длинной косы и укладывании ее под чепец. Одному Мордреду было известно, как она умудряется спать с таким сооружением на голове, но, как хихикала Андромеда, — возможно, матушка просто вообразила себя гейшей. Впрочем, был здесь и один деликатный дамский секрет: свои драгоценные ведьминские пряди старуха натирала весьма вонючими маслами и чем-то еще, заставляющим ее нехорошо светиться в темноте бледно-зеленым светом. Это была одна из ключевых причин, почему престарелый лорд Блэк уже давно не ночевал в их общей спальне. В этот самый вечер укладывание косы подходило к своей завершающей стадии, когда… — Во имя Мордредовой матери, — Вальбурга замерла и прищурила подслеповатые глаза, пытаясь понять, что это там такое мелькает за окном. Существо прыгнуло на балкон и странно замахало кожистыми крыльями. Блестящие человеческие глаза так и сверлили ее ненавидящим взглядом. Старуха вздрогнула и попыталась нашарить палочку, но лишь опрокинула на платье подсвечник. Раздался химический хлопок и пламя взревело, поднимаясь к голове. — Убирайся! — взвизгнула она, пытаясь одновременно потушить загоревшиеся волосы и дать пинка незванному гостю. Какое-то время она металась по комнате, опрокидывая сомнительные порошки и жидкости. Наконец, палочка была найдена, волосы частично спасены, а вслед нелепому чудовищу полетел тот самый подсвечник, весьма тяжелый, кстати. После Вальбурга еще долго находила в замке светящихся трехголовых мышей и крыс. Муж, в прочем, ничем удивлен не был и принятию супругой ртути натощак не препятствовал.       Ко второму часу ночи небо заволокло тучами основательно, и Сириус Блэк успокоил себя тем, что по крайней мере, в ливень или даже снег спится ему куда лучше обычного. Люпин уже крепко спал, подрыгивая ногой — здесь у них с псом были одинаковые повадки, знамо — хороший сон снится. Двухэтажный крошечный дом с дырявой крышей и до странного толстыми стенами гордо именовался Ущельным замком. Он имел что-то похожее на башню, несколько сараев и густо заросший сад. Джеймс ласково называл это место Промежность, и в такие минуты Сириус как никогда сожалел, что у младшего Поттера нет подружки. Всегда серьезный Люпин, рано постаревший Блэк и все еще восторженно-оптимистичный Поттер. Это было немного странновато. За последние несколько лет Сириус выяснил, что в минуты дурного настроения Джеймс становился чуть более злым и отчаявшимся, пытался командовать, но будто против воли играл роль «младшего». Блэк с тревогой и грустью замечал, что самые лучшие, любимые стороны его друга, брата, почти никак не развиваются, не находят выхода. Он раздумывал о том, что брак, любовь и ответственность могли бы исправить это, вытащить тридцатилетнего Джеймса из затянувшегося подросткового периода… Двое уставших от жизни и… полный энергией Поттер. С этим нужно было что-то делать. От размышлений его отвлек… отвлекло… хм! Сириус нахмурился и выплюнул изо рта соломинку. Через дырявую крышу ему открывался романтический вид на звезды и летящее по небу «нечто». Нечто, очень сильно похожее на игрока в квиддич, верхом на метле. *** Несколько часов назад.       Драко уходил прочь по ледяной реке, кожаными сапогами разгребая ил и распугивая рыбёшек. Он хорошо понимал, что обхитрить оборотней трудно, сложнее, чем гончих, а значит, стараться нужно как следует. Табак Рудольфуса он раскрошил на всех своих «стоянках», когда после холодных вод решился, наконец, выйти на вересковой берег. Примерно, он понимал, где находится. Это была граница между владениями Блэков, его бабки, и Малфоев. Ближе к югу должно начинаться поле Лестрейнджей, но не Рудольфуса и Беллатрисы, а Рабастана. Он когда-то скупал винодельные поля, но редко появлялся в своем родовом имении. Обычно пропадал где-то на севере, много ездил. Если бы можно было добраться до пустующего дома старших Лестрейджей — идти домой не имело никакого смысла. Драко рано прикончил провизию, она была весьма скромной: каравай хлеба да большой кусок сыра с вяленым мясом. Тетушка почти ничего не ела, а муж ее все время грыз ногти. Вероятно, этим и был сыт. Желудок начинал тихонечно подвывать от голода. Парень углубился в лес и принялся искать место, где бы поставить силки на зайца. Сил идти дальше не было. Когда силки были кое-как приготовлены, настало время костра. Юный волшебник никак не мог вспомнить, каким заклинанием нужно зажигать огонь, а согреть себя чарами не решился — в прошлый раз, когда кто-то из старших Блэков, кажется, бабушка, принялись учить его, на нем загорелась мантия, да так шустро, что он здорово обжегся, прежде чем его потушили. Драко, слегка поворчав, взялся собирать хворост. Внезапно в темноте он здорово споткнулся и потянул лодыжку. — Аа-а! Борода Мерлина! Спустя минуту виновник сего был найден: — Метла?! На кой хрен мне метла! — он отбросил ее прочь и принялся со злобным бубнежом потирать ногу. Следует сказать, что средств передвижения у волшебников было немного: лошадь да ноги. Фестралов — не завелось (пойди найди, ага), гиппогрифы шли на куриный суп, драконы — как-то не долетели сюда, а метлы… уж простите, изобретены пока не были. Гнев Драко был вполне оправдан. — Сжечь тебя, что ли, на дрова пустить, — рука потянулась к древку метлы и внезапно, это самое древо оказалось в ладони раньше, чем следовало. — Эм... гм, — глубокомысленно заметил юноша, с подозрением разглядывая темный артефакт. Он отпустил деревянную ручку, но она продолжала оставаться на весу. И тут он понял.