Право первой ночи

      Вторая неделя октября оказалась до странного холодной. Домовики жарко растапливали громоздкие камины, надеясь заманить в покои хоть толику уходящего лета, не подозревая, что в подвальных стенах давно обосновалась колючая изморозь — предвестник суровой зимы. Замок выдыхал тепло и согревался суетой: большая часть слуг теперь работала внутри стен; маглы суетились на кухне, занимались облагораживаем дома Малфоев, реставрируя и меняя картины, гобелены, статуи. Легкие летние шторы и балдахины, когда-то защищающие от зноя, сменились тяжелыми тканями со смелым персидским рисунком. Уверенно переставляя тонкие ноги, по коврам и галереям гуляли откормленные павлины. Несколько дней Гермиона пролежала в хозяйской постели, никто и не подумал вернуть ее в оледеневшую каморку. Вышитые золотом одеяла с меховыми накидками не отпускали из теплого плена. Время от времени к кровати подходил дряблый домовик; бормоча что-то о нервном истощении, он менял пропитанную травами повязку на спине и клал на лоб свежее, обжигающее паром полотенце. Слуги знали, что гостика бредит* и почтительно толклись в сторонке, впрочем, не позволяя ей ступить ни шагу из комнаты. Как будто она могла! Отлеживаясь в своем уютном убежище, Гермиона боролась с отчаянием и дурманящими сновидениями. Как каждый, испытывающий горе от бессилия, она проваливалась в долгое забытье, а потом резко пробуждалась и замирала от страха, улавливая легкие и мимолетные движения слуг за дверью, их бормотание и ропот. Днём она боялась, что придет Люциус и, развернув одеяла, потребует своё. Но он появлялся лишь поздно вечером; усталый и молчаливый заползал под одеяло на другой стороне кровати и крепко спал. Говорят, он неутомимо искал Драко и предполагал самое худшее. На исходе четвертого дня ведьма почувствовала себя лучше, по крайней мере, к ней вернулась способность лихорадочно размышлять, чуть закусив губу. Она с некоторым нетерпением ждала Люциуса этим вечером, и он пришел даже раньше, чем обычно, еще до захода солнца. — Неужели в этих глазах я снова вижу опасный блеск? — рассмеялся он и притворил дверь за собой. — Уж не прячете ли вы, часом, турецкий кинжал под подушками? Гермиона смахнула бусинку пота за ухом и неловко зашуршала одеялами. Люциус не торопясь подошел к окну, щегольски скинул мантию и повесил на спинку стула богатый камзол, затем как следует размял плечи, давая волю мышцам. — Весь день в седле, — его взгляд лукаво стрельнул в ее сторону, — тружусь без устали, а радовать себя забываю! Кто бы подсобил… Бриджи мягко коснулись пола, и милорд остался лишь в длинной рубахе цвета слоновой кости. Сердце ведьмы пропустило удар. Неужели сейчас? Морок развеял домовик, появившийся из ниоткуда; он принялся наполнять ванну и хлопотать о полотенцах и тапочках. Малфой добродушно рассмеялся над пунцовой гостьей. — Где же мои манеры, — лезть в кровать к даме немытым! Вдруг вы лобзать меня задумаете во всех непотребных местах, нужно же быть готовым! — он хохотнул и опробовал рукой воду, затем с видимым удовольствием залез и устроился поудобнее, не выпуская девушку из вида. Легкая улыбка вновь заиграла на скулах и спрятала тайну в глазах цвета морской волны. — Моя гостья желает искупаться или так и будет тухнуть под одеялами грязная? Учтите, благородные дамы здесь моются каждый день! Не то, что ваши… хм… современницы. Небось, и ванну с водой в Лондоне позволить себе не могут? Волшебница вспыхнула. — Домовики вам, конечно, постесняются сказать, что аромат ваш больше не комильфо… Я как зашел сюда, так сразу понял: дело дрянь, хоть окна открывай! — Я приму ванну после вас, — пробормотала сквозь зубы она. — Вот еще, душистую воду на вас тратить! — беззаботно отозвался мужчина и широко улыбнулся, в приглашающем жесте выпростав руки из-под воды. — Со мной или никак! Смелее! — Поотрывать бы эти руки да засунуть ему в… совятник! — злобно подумала гостья и не без труда вылезла из кровати. Тонкая юбка в пол и бинты, наглухо прикрывающие грудь, создавали иллюзию абы какой одежды. Покачиваясь и оступаясь на ровном месте (спасибо ушибам на голове), ведьма осторожно приблизилась к доверху наполненной ванне из белого мрамора. Как заправский водяной, Люциус протянул ей руку и помог сесть напротив, хотя вдвоем им едва хватило места. Пришлось положить лодыжки вплотную к его бедрам, а спину — откинуть на твердый бортик. Лорд молчал и улыбался. Вода стекала по его мокрым волосам и неровными каплями поблескивала на задумчивом лице. Пена приятно благоухала. Позади возник домовик и деликатно сунул несколько полотенец, дабы девушка устроилась поудобнее. Сама же Гермиона мысленно ворчала, сетуя на горячие мужские ноги поблизости и полное отсутствие у него какой-либо набедренной повязки. Избегая необходимости разглядывать малфоевские достоинства, дама решила занять себя мытьем, и теперь вертелась, как уж, то орудуя мылом, то щедро поливая маленьким ковшом свою голову. В глазах Люциуса плясали смешинки, и где-то посреди кипучей деятельности, он неделикатно прервал процесс: — Разве вежливо мыться прежде хозяина? — Вы мне не хозяин! — Но я ваш лорд, — он по-кошачьи потянулся и, к ужасу Гермионы, встал на колени, грудью потеснив ее на самый край ванны. — Мне было бы очень приятно, если бы вы… помыли меня. — А что же вы, сами не можете? — огрызнулась она в его пупок. — Руки не достают? — Мне казалось, мои руки вам очень даже нравятся, — поддел Люциус. — И возможно скоро будут нравиться еще больше! — Только в оторванном виде! — Помнится, не так давно вы умоляли меня быть… более снисходительным, — собеседник издевательски покрутил бедрами перед ее носом, намекая. — Да, все верно, — придушенно пробормотала ведьма, отворачиваясь. — Я позабыла. Неужели и причиндалы ему надо намыливать? Рука обреченно схватила вихотку и направилась к цели, но мужчина перехватил движение и, опустившись на место, притянул к себе гостью, посадив на колени. — Сначала волосы и лицо, таков порядок. — Не нравятся мне здешние порядки, — не в кассу проворчала Гермиона. Черпак щедро поддел мыльную пену, а ладонь Люциуса по-хозяйски легла на женские бёдра. — На днях вы говорили мне, что вам не нужны подачки, — с надеждой в голосе забормотала волшебница, аккуратно поливая душистой водой белые волосы. — А сейчас вы все равно меня заставляете… — Да, — на секунду прикрыл глаза тот, — теперь это не подачка, а подкуп. И ваше предложение должно быть достаточно щедрым, если вы хотите, чтобы Джеймс Поттер остался жив. Ковш плюхнулся вниз, обрызгав обоих. — А он жив? — Да, — снисходительно ответствовал собеседник, — пока да. Последовала пауза. — И насколько щедрым должно быть моё предложение? — Очень щедрым! — мурлыкнул лорд. — А как же… свобода воли? — Ну, ваша воля, — он сладко перекатил слово на языке, — абсолютно свободна. Хотите — можете хоть сейчас идти на все четыре стороны. Только не забывайте, кто этой ночью по вашей милости замёрзнет в подвале, оставленный на съедение крысам! Ну так что, хотите уйти? — Совсем не хочу! — пискнула волшебница. Контраст тона и эмоций немало позабавил Люциуса. — Какая вы сегодня послушная, просто прелесть! Не сомневаюсь, что спустя минуту я бы уже получил всё, что хотел, — он поднялся из ванны, явив всю мощь своего голого тела. — Но мне так не интересно. Я сломанными игрушками не играю, а страх выжал из вас все силы. Лорд обернулся в полотенце и накинул тяжелый халат. — Скажите: там, в прошлом, вы любили Джеймса Поттера? Или Сириуса Блэка? Кого-нибудь из них? Ведьма выбралась из ванны следом, кутаясь в белое полотенце: — Нет, но они важны моему лучшему другу. Я бы… — она сглотнула, — очень попросила вас их не трогать. Малфой-старший сморгнул. Потом еще. — Я бы понял, если бы Поттер оказался вашим любовником или братом, но друг вашего друга, — он поперхнулся и закашлялся, — и ради этого вы… Черт подери, почти отдали себя? Ради постороннего? Нет, я отказываюсь в это верить! Отказываюсь верить, что молодая женщина, так трясущаяся над своей честью, была готова променять это на пшик, просто доверившись слову! — Хотите сказать, что я дура? — она вздернула подбородок, намереваясь защищаться. — Именно так я называю людей, которые жертвуют собой ради других, — припечатал Малфой. — Тем более кто сказал, что я отпущу Поттера? Как вообще можно быть настолько доверчивой и наивной? Глаза ведьмы полыхнули непередаваемой ненавистью. — Что, — ядовито заключил лорд, — характер просыпается? Будете еще просить за Поттера или я могу продолжать его пытки? Во взгляде Гермионы что-то мелькнуло, но она лишь крепче сжала зубы: — Делайте, как вам угодно. Люциус усмехнулся. — Так-то лучше, а то я уж заскучал веревки из вас вить! Как по мне, покорные женщины не стоят и кната!... Ведьму затрясло от гнева. — Жалкий, гнусный человечишко! — пальцы сжались в кулак. — Вы давите на самое больное место, а потом просто пользуетесь, трус несчастный! Вы и там проиграли, потому что не смогли сражаться честно! ДА УБИЛА БЫ ВАС, ЕСЛИ Б МОГЛА! Гермиона выкрикнула это и раскраснелась. Внезапно ей пришло в голову, что Люциус в принципе не способен ее ударить, скованный договором. Ему, очевидно, пришла в голову та же идея. Ведьма прыгнула на кровать, соображая, где оппонент мог припрятать волшебную палочку. Явно не в спальне — слишком рискованно. Ее глаза метнулись от рукавов халата к камзолу. — Нет, — рассмеялся хозяин дома, — она у домовиков! Он осторожно обошел кровать и попятился к двери, чтобы получить преимущество. С отчаянным воплем Гермиона прыгнула ему на грудь и повалила на пол. Доберись он до двери — подмога была бы обеспечена. Люциус трезво рассудил, что может лишь обороняться, не более. Под рукой оказалась подушка, и он воспользовался ей как щитом. Соперница поняла это по-своему и прижала его же орудие к лицу, стремясь задушить. Для верности — еще и села сверху, зажимая бёдрами шею противника. Мужчина благодарил бога, что всё это не произошло, пока он спал. Хотя поза его заинтриговала... Люциус крутанул торсом, и наездница повалилась на бок, как куль с картошкой. Едва-едва хватило дыхания! Рассерженной кошкой Гермиона вновь вцепилась ему в лицо, на этот раз весьма болезненно, и противнику хватило сил отправить ее в полёт на кровать. Скулы и подбородок обожгло болью. Вот дрянь! Малфой рассвирепел и кинулся следом, но никак не мог придумать, что предпринять; так и навис сверху злобной тенью. Чёртов Непреложный обет! Или замахнуться и сдохнуть, как настоящий мужчина? Взъерошенная до состояния фурии и беспомощно лежащая под соперником Гермиона также размышляла над нехитрой дилеммой: продолжать неравный бой, пока не кончатся силы, или сделать поползновение к конструктивному диалогу. Если снова драться, то победа ей не светит, уж скорее, ночевка на холоде. В случае же переговоров они упрутся в стену ее гордого упрямства, то бишь явного нежелания делить свою постель с жалким манипулятором и кровопийцей. И все же, ей показалось, она нашла третий вариант. Руки обвили шею Люциуса и притянули для быстрого, но вполне себе эмоционального поцелуя. Быстрее чем тот сообразил, что к чему, ведьма спрыгнула с кровати, закуталась в одеяло и нырнула в кресло, всем видом показывая, что спать не намерена, а если и так, то точно не в одной кровати. — На меня такие приёмы не действуют, я отправляюсь спать, — отрезал лорд. — Если у меня будет книга, то я с удовольствием посижу и почитаю, — покладисто мурлыкнула лохматая голова у камина. — И я вовсе не стану душить вас ночью и бить подсвечником по затылку, как намеревалась бы поступить в противном случае, не будь у меня моей замечательной и жутко интересной книги! — Еще одно слово и отправитесь голышом по коридорам дефилировать! — И наверняка сорву кучу комплиментов! С минуту они буравили друг друга взглядом. Волшебник усмехнулся и закатил глаза: — Ну хорошо, будет вам книга, несносная вы девчонка!