Право первой ночи

По темному переулку, не скрываясь от дождя, бежали две девушки. — Цисси! — грубый голос брюнетки эхом отражался от каменной кладки домов. — Цисси, остановись, тебе нельзя ходить к нему! — Отстань, Белла! — огрызнулась та и свернула налево, шустро исчезнув в тени. — Цисси! — ругнулась сестра и нырнула следом. — Я расскажу всё Люциусу, если ты сейчас же не остановишься! — А-ах, — злобно сверкнули глаза Нарциссы. — Не посмеешь! Она кинулась вдоль забора и исчезла у кривой калитки, будто ее там никогда и не было. — Сукин грязнокровый сын! — прошипела Белла и в страхе оглянулась: не видел ли кто, куда (а вернее, к кому) вошла в дом сестра. Обстановка переменилась. В яблочном саду резвились дети лет шести. Стоял погожий летний день. — Ай, — захныкала светловолосая малышка, — мама, они снова обижают меня! Крупная женщина с тяжёлыми веками и квадратной челюстью ловко выпростала руки из шали и тут же схватила хулиганок за локотки: — Белла, Дромеда! Невыносимо слушать ваши визги! Пойдите в дом и не докучайте сестре! — Ах ты маленькая ябеда! — наперебой заголосили сестрёнки. — Мы тебя не возьмем больше играть! Цисси была готова снова заплакать. — Ксено, — миссис Блэк схватила за курточку пробегавшего мимо пастушонка, — проводи плаксу умыться. Ей-богу, горе луковое! Щупленький мальчик, сынок Лавгудов, как близнец похожий на ее младшую дочь, был от природы робким и застенчивым. Он ласково взял малышку за руку и повел умываться, что-то ободряюще бурча под сопливый нос. Хозяйка усмехнулась и запахнула плотнее шаль. Та еще парочка! Картина снова изменилась. Теперь светловолосая Нарцисса стала совсем красавицей, сегодня она справляла семнадцатые именины. Торт был торжественно съеден, а гости выпровожены. Вечерело. У садовой калитки робко показались знакомые вихры. — Эй, Ксено, ты чего это прячешься? — рассмеялась девушка. — Мы одни здесь. Солнечная улыбка была ей ответом. Парень выскочил из своей засады, как черт из табакерки, и закружил Нарциссу на руках. — С днем Рождения, цветочек! — Прекрати, — заругалась ведьма, — не люблю, когда ты так делаешь! Вот как будто не знаешь, что мы с Люциусом уже два месяца как помолвлены, простофиля ты эдакий! — И что с того, я разве тебя украсть пытаюсь? — невинно поинтересовался тот, пытаясь воткнуть в безупречные пряди подруги свежий колокольчик. Она хихикнула. — Вот бы он приревновал! — А что, разве мало тебя любит? Они присели на траву, скрытые от глаз стогом сена. — Нет, мне хватает, — честно созналась Цисси. — Просто хочется иногда и подурачиться немножко. — У-у, жена лорда Малфоя, — по-идиотски забубнил Ксенофилиус, за что получил легкий подзатыльник. Фигуры растаяли в воздухе, провалившись во мрак, из глубины которого кричали два голоса, мужской и женский: — Дурак несчастный, я же тебя спасти пытаюсь! — А мне от тебя ничего не надо! Пошла прочь! — Сдохнешь же, как собака, ну что ты делаешь?! Если себя не жалко, семью пожалей! А как же ваш ребенок?! Ты думаешь, они пожалеют младенца? — Это не твое дело, и тебя это все не касается! Раздался звон бьющейся посуды и страшная тишина. — Ксено, умоляю, как друга прошу, беги! Затем раздался визг и снова грохот бьющейся тарелки. Изображение снова проступает четко, можно хорошо разобрать картинку, вплоть до мельчайших деталей. На большой широкой кровати в потугах мучается женщина, затем обессиленно падает на подушки. Какое-то время эльфы-домовухи колдуют над младенцем, пытаясь привести его в чувство, но безуспешно. — Кто это был: девочка или мальчик? — после паузы спрашивает мать. Повитухи с сожалением наглухо запечатывают тельце в саван, а затем в деревянный ящик. — Это был мальчик, миледи. — Нам очень жаль, — неловко добавляет та, что помладше. Нарцисса кивает и прячет лицо в одеялах, скрывая слёзы. Старшая домовуха делает робкий шаг в сторону кровати: — Мы можем что-нибудь сделать для вас? — Не говорите мужу, я сама скажу ему, когда он приедет через три недели. Пусть узнает от меня. Эльфы покорно кивают. — Моя госпожа, это четвертый мертвый младенец. Мы считаем, что вы должны поберечь себя. Милорд уже счастлив наследником Драко, вам не нужно так рисковать собой. — Пошли вон, — хрипло каркнула ведьма, — вон! Обстановка немного меняется, теперь комната куда меньше и темней. На подоконнике догорает свеча. У детской колыбели утомлённо сидит женщина с вязанием в руках. Белые пряди, едва мерцающие в полумраке, придают ей сходство с утопленницей. Нарцисса смотрит на младенца и тихонько мурлычет колыбельную, убаюкивая. Где-то сбоку медленно открывается дверь, и в комнату входит молодой мужчина. — Тс-с, — только не буди, — умоляет мать и дарит ему робкую улыбку. — Я очень скучала, Люциус! Тебя не было так долго! Посмотри, какая она красавица! Женщина протянула руку, чтобы коснуться его, но он брезгливо отшатнулся. — К кому ты ходила на прошлое новолуние? Голос мужа походит на треск льда, и даже при таком скудном освещении заметно, как побледнела волшебница. — Люциус… — Я хочу знать, как долго ты ходила к Ксено Лавгуду! Нарцисса кинулась в колени к супругу: — Люциус, это не то, что ты подумал; нет никакой причины для ревности, Ксено — мой лучший… Малфой схватил ее за подбородок и щедро угостил пощечиной, ведьма взвизгнула. Младенец проснулся и закричал. Свеча на подоконнике потухла. — Белла проговорилась, что ты бегаешь к нему, к этому своему пастушонку! Как, по-твоему, должен я к этому относиться?! — Люци… Ай! — От кого родила моя жена, пока я воевал с чёртовым магродьем?! — Люциус, я клянусь… Он замахнулся вновь, но жена повисла на его руке, он толкнул ее, но, запнувшись о ковер, не удержал равновесия и рухнул следом. Какое-то время они лежали вповалку на холодном деревянном полу. Малфой немного остыл, но для себя решил, что при случае, как можно крепче накажет неверную, но все еще горячо любимую жену. Ребенка же придется признать своим, как ни крути. Каких-то полчаса назад он увидел на древе Малфоев поразительное несоответствие и понял, в чем дело. Нарцисса должна была родить три недели назад. Веточка на полотне не зацвела новым именем. Значит, ребенок был не его. Люциус чертыхнулся и сел, потирая ушибленное колено. Затем протянул жене руку, чтобы она могла ухватиться. Но Цисси не пошевелилась. Мужчина зажег палочкой немного света и замер, боясь вздохнуть: она ударилась о ножку подсвечника и была абсолютно мертва, о чем свидетельствовали ее широко открытые голубые глаза. *** Где-то на другом конце Англии Его Величество король в десятый раз крутил в омуте памяти одни и те же скудные воспоминания, собранные у самых разных лиц: эльфов, магов, простецов, случайно оказавшихся поблизости. Тридцать пять лет назад он, из чистого тщеславия (ну и мужского любопытства) провернул один весьма интимный фокус. Как гений, глубоко презирающий похоть и все, что с ней связано, он все же не оставлял надежд когда-нибудь завести потомство. А чтобы не возиться долго, с садоводческой рачительностью подкинул пару разнополых семян на благодатную грядку: одно — в горшочек чистокровным Блэкам, другое — маглам Лавгудам. В итоге миледи Блэк воспроизвела Нарциссу (горе черноволосой семье и рогатому мужу), а пастухи Лавгуды смогли похвастать первым в колене сынком-волшебником. Следуя какой-то постыдной сентиментальности, он даже подружил малышей между собой. В прочем, никаких потрясающих способностей у них не нашлось, дети как дети. После ему представлялось любопытным наблюдать за своими, теперь уже, внуками: Драко, сыном Нарциссы и Люциуса, и Полумной, дочерью Ксенофилиуса и Пандоры. Геллерту доставляло немало удовольствия видеть, как топорщило Люциуса от ненависти к «дочери», которую он, вопреки всему, пытался запихнуть на трон. Не то чтобы старый засранец-король действительно помышлял о браке с внучкой, чепуха! Его больше заботила ее безопасность. А там он бы уж нашел способ благородно «откинуть копыта», чтобы оставить тридевятое царство в управление своей папкиной принцессе и так невовремя влюбленному в нее братцу. Впрочем, этот пакостный пацан далеко пойдет! Знать бы ещё, где его черти носят…