In Time

Централ-сити, S.T.A.R. Labs — 10:02 a.m. Барри перестал слушать, что говорила Кейтлин, еще несколько минут назад. Пульс, давление, показатели скорости — все это было ему совершенно безразлично. Ничего серьезного его здоровью не угрожало, а о бессоннице и, то и дело пропадающей связи с силой скорости, он знал и безо всяких проверок. Барри опустился на край беговой дорожки и устало потер глаза. Его мысли сейчас больше занимала Лиза Снарт и то, во что он ввязывался, поддерживая с ней связь. Барри понимал, что чем больше времени они проводили вместе, тем больше становился риск быть узнанным. Даже если Лиза не нашла подозрительным его знакомство с Циско, не вспомнила жалкую попытку спрятаться за чашкой кофе в «Jitters», все равно голос, язык тела и даже видимая в маске часть лица по-прежнему могли выдать его с головой. И в то же время… в тот день в баре перед ним была не Золотой Глайдер, а всего лишь женщина, потерявшая, возможно, единственного в жизни близкого человека. И потому он не мог заставить себя ограничиться парой общих фраз, не мог не предложить хотя бы выслушать — что еще было в его силах? Барри не жалел о своем решении и поступил бы так вновь, не сомневаясь ни минуты. Но он не думал, несмотря на свои прощальные слова, что они увидятся вновь — по крайней мере, не так скоро. Лиза пришла в бар прошлым вечером — в тот час, когда помещение почти до отказа было забито посетителями. Она села у стойки, заказала бокал вина и за все время, что пила, не проронила ни слова. Барри был занят с другими клиентами: шумной компанией молодых людей, большинству из которых только-только исполнилось двадцать один, и, позже, одним из завсегдатаев, всегда делившимся подробностями своей личной жизни, стоило ему выпить лишнего, — но то и дело он бросал взгляды на Лизу. Она выглядела задумчивой, немного печальной и очень одинокой — и, может быть, причина ее возвращения была в этом. Может быть, в этот день ей нужно было, чтобы кто-то знакомый — пусть едва — был рядом. Барри не знал, почему, но и его самого отчего-то успокаивало ее молчаливое присутствие. Вопреки логике и здравому смыслу он надеялся, что Лиза придет еще. — Барри? — вырвал его из размышлений голос Кейтлин. 
 Кажется, она звала его уже не в первый раз. — Мм? — он поднял голову и несколько раз медленно моргнул, пытаясь сфокусировать зрение. От недосыпа казалось, будто в глаза насыпали песку. — Как ты себя чувствуешь? Кейтлин выглядела лишь немного обеспокоенной его очевидным невниманием. Ее тон был мягким и ровным, но несколько отстраненным. Барри чувствовал, что в этот момент она в первую очередь была врачом, и лишь потом — другом. И, может быть, поэтому ответить на вопрос было легче. — Плохо, — признался он. — Что-нибудь изменилось с прошлой недели? — Кейтлин сделала какую-то пометку в блокноте, затем вновь перевела на него взгляд. — В лучшую или худшую сторону? — Не сказал бы, — Барри пожал плечами. — Бывают более удачные дни, бывают менее. Работа обычно помогает. Заставить себя подняться с постели иной раз казалось почти непосильной задачей, но за стойкой он хотя бы не ощущал себя таким бесполезным. Работа практически в две смены отнимала едва ли не все свободное время, что было к лучшему. Чем больше было клиентов, тем меньше оставалось времени предаваться жалости к себе. В вечерние часы всем, что занимало его мысли, были заказы, рецепты коктейлей и чужие истории, не задерживающиеся в памяти надолго. Только иногда от толпы становилось почти физически тошно, но чаще всего ему удавалось взять себя в руки, а если и нет — Линда всегда готова была подменить его на несколько минут, чтобы дать время прийти в себя. — Чем ты занят, когда не работаешь? — Сплю? В некотором смысле это было правдой. Он ложился сразу, как приходил домой, и вставал незадолго до начала смены, но почти все время его сон был обрывочным и поверхностным, оставляя после себя только большую усталость. — В выходные? Барри шумно выдохнул. Он не был идиотом и прекрасно знал, к чему были все эти вопросы, даже если некоторое время усиленно старался об этом не думать. — Ты считаешь, у меня депрессия? — его голос прозвучал резче, чем хотелось бы, но защитная реакция была инстинктивна. — Барри, — Кейтлин отложила блокнот и подалась вперед, заглядывая ему в глаза; он предпочел бы не видеть откровенной жалости в ее взгляде. — Я знаю, что у тебя депрессия. Барри упрямо поджал губы. — Ты потерял соулмейта, — продолжила Кейтлин мягко. — Я не знал его! — он невольно повысил голос. Барри потерял отца и маму и надежду на нормальную жизнь — разве это не должно было значить больше побледневшей метки? Но после всего этого он был в порядке. Пусть любое напоминание об отце по-прежнему вызывало острую боль в груди, пусть иногда он жалел, что не смог заставить себя остаться во Флэшпоинте и отказаться от боли вместе с воспоминаниями, он хотел жить — двигаться дальше, попытаться построить что-то стоящее с Айрис, насладиться временным затишьем и, с поддержкой близких, позволить ранам затянуться. Вот только стоило ему узнать о смерти соулмейта, как все это потеряло какой-либо смысл. — Барри… — Я не знал его, — зачем-то повторил он. — Депрессия — неизбежный побочный эффект от разорванной связи. Когда я потеряла Ронни… — Вы были женаты, — прервал Барри. — Это не то же самое. Он не знал, отчего упрямо продолжал спорить с очевидным. Он читал о том, что смерть соулмейта вызывала химический дисбаланс в головном мозге человека, вне зависимости от его личного отношения к этому событию. Эффект наблюдался даже у тех, кто отрицал сам концепт связи, или у совсем маленьких детей, неспособных осознать, что произошло. Барри понимал все это умом, но в глубине души ему казалось неестественным и несправедливым, что во многом эта потеря ощущалась острее предыдущих. Краем глаза он заметил, как Кейтлин покачала головой. — Барри, здесь нечего стыдиться. Это не соревнование, кому больнее. Ты не можешь контролировать то, что чувствуешь, и депрессия — это болезнь, а не капризы или дурное настроение. — Я в курсе, — Барри сгорбился и потер лицо руками. — Но есть вообще смысл во всех этих вопросах? В твоем диагнозе? Подобрать антидепрессанты даже для нормального человека крайне сложно, а со мной даже пытаться не стоит. Мой организм выведет их из системы раньше, чем я смогу ощутить хоть какой-то эффект. Глубоко вздохнув, Кейтлин встала со своего стула и опустилась с ним рядом на дорожку. Она не касалась его, просто была рядом, и за это Барри был ей благодарен. На некоторое время между ними воцарилось молчание. — Без Флэша — легче? — спросила Кейтлин несколько минут спустя. В ее голосе не было ни тени упрека. Казалось, она готова была принять любой его ответ. — Не легче, — сказал Барри, хотя и не был уверен в правдивости своих слов. — Но я просто… не могу быть им сейчас. Я понимаю, что если кто-то из мета-людей попробует… — Почти полгода все было тихо, — мягко прервала его Кейтлин. — Затишье перед бурей? — он покачал головой. Впрочем, Кейтлин была права. В этой временной ветке действительно уже очень давно не происходило ничего, что могло бы потребовать вмешательства Флэша. Первые месяцы штиля можно было объяснить желанием мета-преступников залечь на дно: то, как они справились с «армией» Зума, было впечатляющей демонстрацией силы, и, хотя трюк не сработал бы на жителях этой Земли, об этом было известно только членам их команды. И в то же время в последней измененной им реальности спокойствие не продлилось долго. Здесь и сейчас никто не слышал об «Алхимии», но где была гарантия, что вмешательство Барри уничтожило угрозу, а не отсрочило ее? Какими бы силами ни обладал этот человек, они внушали справедливые опасения. И даже без него — сколько времени отделяло их от момента, когда Централ-сити неизбежно столкнется с угрозой, которая окажется не по силам полиции? Сможет ли Барри остаться в стороне, подвергнуть опасности жизни людей, потому что ему «легче без Флэша»? Сможет ли он, даже заставив себя надеть маску, справиться со всем, что от него потребуется?.. — Барри, тебе нужно поговорить хоть с кем-нибудь, — заметила Кейтлин после минутного молчания. — Если ты предлагаешь психоте… — Нет, — она нахмурилась. — При других обстоятельствах, я, может быть, и посоветовала этот вариант, но… Но Барри не доверял специалистам в этой области, сколько бы дипломов ни висело на стенах их кабинетов. От медикаментозного лечения толку не было, а позволить себе быть откровенным на терапии он не мог. Он еще с детства уяснил, к чему приводили как сокрытие правды, так и откровенность — если сказанное им не вписывалось в представления о реальности его лечащего врача. Его «активное детское воображение» теперь стало бы вполне взрослым помешательством. О чем он мог сказать? О смерти отца? Потере соулмейта? И ни слова о том, что было неразрывно связано с его личностью Флэша: о неподъемном грузе вины за чужие жизни и стертые реальности, о разрушенных воздушных замках, едва не погребших его под собой, о паническом страхе перед смертью, которого не осознавал раньше… — Я не предлагаю обращаться в клинику, нет, — продолжила Кейтлин. — Но и держать все в себе тоже неправильно. — Я не хочу перекладывать ни на кого свои проблемы. — И не нужно. Хотя ты должен знать, мы все с радостью помогли бы тебе с этой ношей. Но я понимаю. Это не должен быть кто-то близкий. Я бы предложила тебе сходить в бар, вот только… — уголок губ Кейтлин дернулся в намеке на улыбку, и Барри ответил ей слабым смешком. — Я не жду никаких обещаний, просто… подумай об этом, хорошо? — Хорошо. Барри сомневался, что последует совету Кейтлин. Он не хотел ни с кем говорить: мысль стать обузой для близких вызывала отвращение, но вываливать проблемы случайному знакомому хотелось еще меньше. И все же… быть один он тоже не хотел. Барри нужен был кто-то, с кем он мог бы разделить горе — без лишних слов и откровений. И, может быть, он уже знал того человека, который мог бы стать для него этим «кем-то».