Сын моего врага

День не задался прямо с утра. В девять ко мне влетела самая многообещающая сотрудница лаборатории Мэри Джонсон и, счастливо сверкая глазами, сообщила, что через полгода ждет своего первенца, а значит, никак не сможет поехать со мной через четыре месяца и три недели на важнейшую международную конференцию зельеваров в Париже. Жаль. Я очень рассчитывал на нее как на содокладчика. Потом неожиданно свернулось Оборотное зелье многочасового использования, которое мы уже довели до последней стадии подготовки. Всю лабораторию трясло как в лихорадке, а у меня от огорчения чуть не случился магический выброс (надо добавить – в первый раз за почти двадцать лет, видимо, я позволил себе неприлично расслабиться). В двенадцать у меня было назначено экстренное закрытое совещание у Министра магии. Я шел на него в крайнем раздражении и уже с порога вознамерился потребовать в штат еще одного сотрудника вместо так не вовремя решившей пополнить популяцию магов Мэри, но Кингсли явно был не в духе, и слова застряли у меня в горле. – Сядь, Северус, – устало и как-то обреченно обратился он ко мне и налил нам обоим по стакану огневиски. Огневиски? В середине рабочего дня? Это становилось интересно. И тревожно. Я сел напротив него, улавливая исходящие от этого обычно такого спокойного и уверенного в себе человека волны страха, сомнения и черт знает чего еще. – Кинг, слушай, у меня там пол-лаборатории рыдает над вонючим котлом. Не тяни ты резину, выкладывай, что стряслось. Он все еще медлил, и не будь он такого красивого шоколадного оттенка, мне кажется, наш доблестный Министр магии побледнел бы сейчас как полотно. Я пододвинул ему стакан с его же огневиски. – Давай для храбрости. И подумал: «Мерлин, что же такого могло произойти?!» Он залпом выпил плескавшуюся в стакане янтарную жидкость и наконец выдал: – Я, собственно, хотел поговорить с тобой о Поттере... – О каком Поттере? – оторопело переспросил я, пытаясь отмахнуться от видений, замелькавших перед глазами. И почему при неожиданном упоминании этой фамилии я словно весь цепенею и выпадаю из реальности? * * * Я лежу на холодном каменном полу, чувствуя под собой довольно внушительных размеров лужу крови (хотя там и спермы тоже немерено), и не могу пошевелиться. Мантия, накинутая на голову, мешает дышать, тошнота подкатывает к горлу, и я боюсь, что, если меня сейчас вырвет, я просто захлебнусь в собственной блевотине. Я отвратителен самому себе! Я со счета сбился, сколько раз меня изнасиловали эти ублюдки – десять, двадцать?! Они почти не били меня, ведь я был оглушен Ступефаем и не способен сопротивляться, но член и яйца болят так, будто они пытались вырвать их с корнем. Что касается всего остального, я даже боюсь себе представить размеры повреждений ТАМ. Судя по луже крови подо мной, все еще хуже, чем я думаю. Я пробую сглотнуть. Во рту мерзкий привкус спермы, и меня все-таки рвет... – Боже, мерзость какая! – слышу я самый любимый голос на свете. Но в этот миг он звучит для меня похоронным маршем. Только не Лили! Только не она! Я представляю, какое жуткое и неприглядное зрелище открывается сейчас перед ней: я – голый до пояса, весь перемазанный кровью и спермой, с разорванной к драклам задницей. Стараюсь стащить с головы вонючую мантию, чтобы хоть как-то прикрыться. Она стоит в нескольких шагах от меня, зажимая руками рот и нос (да – моя Лили всегда была брезглива). В её глазах – смесь ужаса, жалости и презрения. – Лили... не смотри... – выталкиваю я из себя, борясь с вновь подступающей тошнотой. Тщетно. Меня снова выворачивает – прямо ей под ноги, и она осторожно, по шажочку, пятится от меня назад. – Уходи... пожалуйста... я сам, – хриплю я. Волна облегчения проносится по всему моему телу. Я знаю, что это: Чары заморозки. Хватит на то, чтобы добраться или до слизеринских спален, или до... Я хочу поблагодарить ее, но она уже убежала. С огромным трудом поднимаюсь. Боли нет, но ноги меня не держат, и встать удается лишь с третьей или четвертой попытки. Кое-как запахиваю мантию: штаны и ботинки искать бессмысленно – если они и валяются где-то, нагнуться и поднять их я не в состоянии. Я тихо, по стеночке, начинаю свой неблизкий путь на восьмой этаж, уже зная, что не пойду в слизеринские спальни... По ногам течет кровь, и я оставляю за собой жуткого вида следы (интересно, как Филч отреагирует завтра и на следы, и на кровавую лужу в коридоре?!). Я иду и молю Бога, чтобы силы ее заклятия хватило, потому что явственно представляю, как буду чувствовать себя, когда оно спадет. А еще я радуюсь, что скоро Рождество (мое последнее Рождество в школе) и все мои однокурсники разъехались по домам. Значит, меня никто не увидит. Мне тоже есть куда уехать. Дом у меня имеется, но нет родителей: мама умерла в прошлом году, отец спился в этом. Я абсолютно один. И хотя мне уже восемнадцать, а это даже у магглов считается полным совершеннолетием, сейчас я ощущаю себя маленьким, одиноким мальчиком. В кармане мантии нащупываю кусок пергамента: «Лорд и Леди Малфой имеют честь пригласить мистера Северуса Снейпа в их родовое поместье на празднование Рождества и на званый обед по случаю девятнадцатилетия мистера Снейпа». Я комкаю приглашение – в ближайшее время никаких праздников мне не светит. По моим щекам катятся слезы, но сил вытереть их просто нет. Кажется, проходит целая вечность, но я доползаю до восьмого этажа и с огромным трудом трижды прохожу мимо гобелена с Варнавой Вздрюченным, умоляя комнату открыться. На гладкой каменной стене возникает дверная ручка. Вхожу и с облегчением вижу, что оказался в собственной факультетской спальне. Лили все-таки замечательная волшебница. Заклятия хватает даже дотащиться до постели. Невыносимая боль накрывает меня с головой и, слава Мерлину, я теряю сознание. * * * Прихожу в себя медленно и не сразу. Когда сознание полностью возвращается, понимаю весь ужас своего положения: я совершенно беспомощен (палочка, скорее всего, осталась там, где на меня напали), весь покрыт отвратительной ссохшейся коркой из крови, спермы и рвоты, не могу даже шевельнуться – так болит каждая клеточка моего тела. В довершение картины – я абсолютно один. Лужа крови в коридоре и следы от нее, ведущие на восьмой этаж, видимо, в спешке были замыты. Никто: ни директор Дамблдор, ни мой декан Слагхорн не пришли проверить, что произошло, жив ли тот, чья кровь была на полу. Впрочем, о чем это я?! Ведь я сам сделал так, что сюда сумеет войти только человек, который пожелает помочь Северусу Снейпу. А такого человека не сыщешь ни в Хогвартсе, ни за его пределами. Я НИКОМУ НЕ НУЖЕН. Я явно не нужен Лили, судя по ее полному брезгливой жалости взгляду и по тому, как она поспешно убежала, бросив меня одного в коридоре. И уж, конечно, не нужен самому себе! Я хочу проверить кое-какую теорию. «Воды», – прошу я у комнаты. Рядом с моей кроватью на тумбочке появляется стакан. Я залпом выпиваю прохладную, сладковатую на вкус воду, разлив при этом на себя половину содержимого стакана. Значит, комната слушается меня. Так же мысленно я произношу еще одну просьбу. И рядом со мной возникает моя новая разработка, еще не вполне доведенная мной до ума: сильный и очень быстродействующий яд. Выпиваю одним глотком и жду смерти. Да, разработка явно оказалась не готовой... Потому что вместо смерти наступает ад: я мучаюсь от непереносимых болей в желудке, меня рвет кровью. И, наконец, после нескольких часов, а быть может, и дней – я не знаю – проваливаюсь в черноту, почти крича от счастья, что яд все-таки подействовал.