Сын моего врага

Спал я плохо, точнее, почти не спал. То, что я должен – нет, обязан! – был сделать утром, пугало и угнетало меня, несмотря на некоторую долю правды в словах Дамблдора. Я действительно, можно сказать, увлекался мужчинами, вернее, одним-единственным мужчиной, и даже не совсем увлекался. Мы несколько раз занимались дружеским сексом: один раз он сделал это, чтобы помочь мне, один раз я – по той же причине. А Гарри... У него было приятное открытое лицо, зеленые глаза потрясающего оттенка в обрамлении длинных ресниц, но он совершенно не нравился мне, пока, по крайней мере. И я не понимал, как вообще смогу... – Хозяин Северус, вы просили разбудить вас и хозяина Гарри, – заквакал у меня над ухом голос Кричера. Видимо, я все-таки заснул. – Хозяин Гарри уже поднимается. Наложить на дверь Заглушающие чары? – тактично предложил он. – Спасибо, я уж сам как-нибудь, – процедил я сквозь зубы, еще не разобрав со сна, кто такой «хозяин Гарри» и какого лысого драккла он поднимается ко мне в спальню. В то же самое мгновение Гарри, все еще сильно заторможенный после сна, а может, и от Империуса, несмело вошел в комнату. Оттягивать неприятный для нас обоих момент дальше было просто смешно. Кричер еще раз глубоко вздохнул и вышел, плотно притворив за собой дверь. – Гарри, разденься, пожалуйста, – мой голос звучал так, будто принадлежал не мне. В звенящем молчании он стащил через голову майку, стянул джинсы вместе с трусами и остался стоять посреди комнаты абсолютно голый. Теперь, когда я смотрел на него при свете дня, он показался мне ненормально юным. Он выглядел как непостижимым образом рано поседевший четырнадцати-пятнадцатилетний подросток! Я проработал с детьми чуть меньше двадцати лет и совершенно точно знал, что меня не тянет к детям. Ни в каком смысле! Особенно в ТОМ САМОМ смысле. Я начал раздражаться все больше и больше. Дамблдор им, видите ли, намекал... Чертов старый сукин сын, конечно, наплел небылиц о том, какой я великолепный герой-любовник! А то, что мои успехи в постельных делах можно было пересчитать по пальцам?! Причем одной руки – и то не всей! И вдобавок один раз из этих трех меня, восемнадцатилетнего, зверски изнасиловали четверо моих однокурсников! Это тоже шло в счет моих любовных похождений?! Они, что, на полном серьезе ждали от меня, что я буду делать это с Поттером, когда на нем лежит заклятие Империус?! И чем бы я тогда отличался от моих насильников?! Я понял, что ничего не получится. ТАКОГО я его не хотел. Я вообще его не хотел, и это создавало нам проблемы. Ему – гораздо более страшные, чем мне... Но я был не в состоянии перебороть себя. До истечения срока действия заклятия оставалось три часа. Мы вполне успевали. Он бы подчинился и выполнил все, что я ему приказал, а меня тошнило от одной мысли, что его первый раз со мной будет таким, что он не сможет сказать мне «нет» и воспротивиться, если почувствует боль! Я знал, каково это, и не желал делать это с Гарри! – Одевайся, пожалуйста, и иди к себе! Кричер приготовил для тебя вторую спальню. Я догадывался, что поступаю безответственно, я обязан был остаться с ним до того, как спадет заклятие, но я оказался вымотан событиями предыдущего дня и бессонной ночью. «У нас есть еще почти три часа», – думал я, проваливаясь в глубокий сон, лишенный сновидений... *** Кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо. – Хозяин Северус должен проснуться. С хозяином Гарри беда! – причитал Кричер у меня над ухом. Мы ворвались в его спальню, и нашим глазам открылась странная и пугающая картина: Гарри вместе с кроватью парил почти под потолком комнаты, кругом был ужасающий разгром, как будто кто-то применил Бомбарду в закрытом помещении. А еще Поттер кричал... Мерлин, я никогда не слышал, чтобы так кричали люди (а я, к слову, присутствовал «раз или два» при пытках Круциатусом), но это... Крик, издаваемый Гарри, был совершенно нечеловеческим, и я не имел ни малейшего представления – ни как прекратить этот рвущий душу и барабанные перепонки вой, ни как спустить Гарри на твердую землю. – Кричер! – я попытался перекричать Гарри, и, как ни странно, эльф понял меня. – Ты можешь перенести Гарри к родовому камню? – Лишь вместе с постелью, хозяин Северус, – ответил домовик, стуча зубами от страха. – Хоть вместе с комнатой – только быстро! Через минуту мы уже очутились в ритуальном зале Блэков. Кровать с Гарри зависла в воздухе точно над родовым камнем. Внезапно она затрещала и развалилась на куски, усыпав пол и нас с Кричером дождем деревянных обломков, а сам Гарри полетел вниз прямо на алтарь. «Разобьется», – мелькнула у меня паническая мысль. Я рывком выхватил палочку и за секунду до того, как он плашмя свалился бы на гладкий камень из черного оникса, успел затормозить его падение (совсем как Дамблдор когда-то тысячу лет назад в той, прошлой жизни, когда на матче по квиддичу на Гарри напали дементоры). Родомагия и в самом деле оказалась великой штукой: соприкоснувшись с алтарем, Гарри затих и успокоился. Глаза его были закрыты, грудь мерно вздымалась, и все свидетельствовало о том, что приступ пошел на убыль. Я рискнул оставить его на попечении Кричера. По моему собственному опыту, бесконтрольные выбросы магии забирали у волшебника такое неимоверное количество сил, что подняться на ноги без моей помощи Гарри вряд ли был теперь способен. Расспросив эльфа, где в доме располагалась лаборатория, и на полчаса аппарировав в Косой переулок за ингредиентами для самых необходимых нам в хозяйстве зелий (в том числе и для лубриканта, хотя вероятность того, что он нам вообще когда-нибудь понадобится, сводилась к минимуму), я отправился варить умиротворяющий бальзам: прежде всего для перепуганного насмерть Кричера, да и мне бы сейчас глоточек не помешал. Когда часа через полтора я спустился в ритуальный зал, все, слава Мерлину, было тихо. Гарри спокойно спал на алтаре, который мерцал изнутри красными всполохами. Я знал, что магические свойства родового камня могли излечивать некоторые болезни, в общем-то, именно в этом и заключалась слабая надежда для Гарри. В спальню его пришлось нести на руках. Когда мы проходили мимо родового гобелена, Кричер вдруг охнул и указал мне на самый низ родового древа, на место рядом с черной дырочкой, как будто выжженной волшебной палочкой (видимо, раньше там находилось имя Сириуса, решил я). – Хозяин Северус, хозяин Гарри исчез с гобелена, – в испуге прошептал эльф. – Что ты городишь, Кричер?! – в раздражении прошипел я. Нести Гарри было не трудно, но после всего произошедшего я не хотел вести дискуссии о родомагии, тем более я только что стал свидетелем, как алтарь помог моему... мужу, а значит, магия признавала его Блэком. Но факт оставался фактом. Под выжженным пятном, бывшим когда-то именем одного из самых ненавистных мне людей, виднелась вышитая двойной серебряной нитью строчка, не заканчивавшаяся ничьим портретом. Внезапно на гобелене очень неясно и смутно проступило имя Гарри Снейп-Поттер-Блэк. *** Разбираться с причудами родового гобелена у меня не оказалось ни сил, ни времени, потому что следующие три дня не были для нас с Кричером ни легкими, ни приятными. Эльф сетовал, что «хозяин Гарри ничегошеньки не ест. Бедный Кричер так старался, приготовил его любимый пирог с почками, а хозяин Гарри даже не притронулся», а я, прекрасно понимая, что отчасти в ухудшавшемся с каждым часом состоянии моего младшего супруга виновата моя дурацкая щепетильность, мучился угрызениями совести. Наверное, надо было не играть в благородство, а быстренько подтвердить наш брак! На четвертую ночь я не выдержал всех этих переживаний и провалился в глубокий сон, предварительно перед этим проверив состояние Гарри – тот лежал на новой кровати, спиной ко мне, и, кажется, спал, хотя время от времени вздрагивал всем телом. Я пощупал его лоб. Он был холодным и покрытым испариной. Набросив на Гарри еще один плед – никогда не ожидал от себя, что буду такой заботливой наседкой – я отправился вздремнуть. Проснулся я, как уже стало заведено в этом дурдоме, от причитаний Кричера по поводу отсутствия хозяина Гарри в его комнате. Проклиная все на свете, я сел на постели и в полной темноте начал нашаривать домашние туфли, но тут мои ноги наткнулись на что-то мягкое. – Люмос, – прошептал я и в свете палочки увидел на полу потерявшего сознание Гарри. – Кричер, не волнуйся. Все в порядке. Хозяин Гарри со мной, – крикнул я эльфу и услышал, как тот, шаркая, спускается по лестнице. На самом деле правдой была только вторая часть сказанного, но я не собирался волновать беднягу, он и так уже весь извелся. Я поднял Гарри с пола – это оказалось проще простого, он в последние три дня почти ничего не ел и похудел еще больше. Переложив Гарри на кровать, я привел его в чувство Энервейтом. Он глубоко вздохнул и, не открывая глаз, произнес: – Профессор Снейп, я думаю, если вы не переспите со мной, я не доживу до конца недели. Я могу вас попросить потерпеть еще несколько дней? Голос у него был слабый и тихий, но выглядел он совершенно вменяемым, поэтому я решил говорить с ним, как с нормальным человеком: – Во-первых, Гарри, я уже год как не профессор. Во-вторых, пожалуйста, называй меня Северус – мы все-таки женаты. И в третьих, если ты так хочешь умереть, зачем было приходить сюда? Это гораздо комфортнее проделать в собственной постели, чем на полу у меня в спальне. – Я... – запнулся он, и его мертвенно-бледные щеки залил румянец, – я сначала хотел... хотел... – Чего ты хотел, Гарри? – Я вдруг испугался, что умру и так и не узнаю, как это – быть вместе с другим человеком... – сбивчиво принялся объяснять он. – Мы с Джинни... мы собрались попробовать, но у меня ничего не вышло... Мне стало неприятно... Она страшно обиделась, накричала на меня... А... потом... после этого... все и началось. Вот я всегда не любил эту младшую Уизли, она казалась мне стервозной и взбалмошной. Хотя и несомненно привлекательной. Во всяком случае, до Поттера отбоя от кавалеров у нее не было. А еще Гарри сказал, что ему стало неприятно... С девушкой... – Гарри, я правильно понял, что у тебя ни с кем ни разу ничего не было? – Нет, сэр, не было, – Мерлин, скольких неприятностей мы избежали бы в его школьные годы, будь он так вежлив со мной, как сейчас! Или у Поттера вежливость – признак безумия? Я глубоко вздохнул: мне достался в мужья психически неуравновешенный девятнадцатилетний девственник, к тому же неопределившийся со своей ориентацией. – Так, Гарри, – произнес я мягко, но категорично, ощутив внезапное возбуждение, – умирать я тебе пока не советую... Не волнуйся, я подскажу, что надо делать. Это на словах я был таким уверенным в себе. В душе меня трясло от страха за свою неопытность, терзали сомнения – не пользуюсь ли я в этот момент его совершенной зависимостью и не причиню ли я ему физической боли. Но, как это ни странно в данной абсурдной ситуации, одновременно меня потряхивало от возбуждения. Я совсем не понимал, откуда оно взялось – ведь всего четыре дня назад единственным чувством, которое он вызывал во мне, была жалость. «Соберись, – приказал я себе. – Вспомни, как вел себя Люц в твой первый раз, и делай так же». В мерцающем свете палочки бледное лицо Гарри с широко распахнутыми, полными страха глазами на миг, казалось, остудило мою решимость, но отступать было поздно, он и вправду загнулся бы через пару-тройку дней. Да, куда там мне было до Люциуса! Я склонился к Гарри и поцеловал. Он не отвечал, он весь словно окаменел, только дышать стал чаще. Его холодность и задевала, и возбуждала одновременно. Я ведь никогда не отступал перед трудностями. Мне вдруг захотелось заставить эту безжизненную куклу стонать и кричать от удовольствия под моими руками! Быстро расстегнув на нем пижаму, я стащил с него штаны, разделся сам и лег рядом. Я принялся неспешно целовать и ласкать его тело – оно было очень гладким, почти лишенным волос (кроме тонкой полоски вдоль живота, спускавшейся к паху) и невероятно приятным на ощупь. И оно – это тело – было абсолютно равнодушно к моим ласкам, даже горошины сосков не твердели под моими губами. Я опустил руку ниже – та же история. «Ладно, – подумал я. – Может, если он так апатичен, то и боли не почувствует». Я призвал специально сваренную мной смазку, зачерпнул и, одной рукой лаская его совершенно безжизненный член, пальцами другой начал разминать ложбинку между ягодицами. Нет! Так было решительно неудобно! Я согнул его податливые ноги в коленях и как можно шире развел их в стороны, открывая мне доступ к заветной маленькой дырочке ануса. Тихо, чтобы он не слышал, наложил очищающее и попробовал ввести один палец. Однако Гарри застонал, несомненно, от боли, колечко ануса сжалось до предела вокруг моего пальца, и было ясно, что каждое мое движение вызывает у него дискомфорт. – Я прошу тебя, расслабься немного, – я и сам удивился, сколько нежности прозвучало в моем голосе, – дыши глубже... Он явно пытался послушаться, но зажимался все больше и больше. Положение казалось безвыходным, и я сначала слегка растерялся, но тут в голове мелькнула спасительная идея: это было не слишком приятно для меня, но отступить я уже не мог. К тому же я делал это с Люциусом, когда он вернулся из Азкабана обессиленной бледной тенью того холеного аристократа, каким я всегда его помнил. Я прошелся языком по не подававшему признаков жизни члену, и, к моей несказанной радости, он как будто отмер. Теперь от моего умения зависело все, и я старался как никогда: я лизал его по всей длине, вбирал в себя до самого горла, вылизывал яички и промежность. Тело Гарри оживало на глазах. Повернув голову, я увидел, как его пальцы судорожно комкают простыню, пару раз он даже двинул бедрами мне навстречу. Не отрываясь от его члена, я наощупь снова зачерпнул смазки и попробовал ввести палец. Кажется, Гарри вообще не заметил этого. Так я и работал одновременно языком, губами и рукой, иногда пережимая его член у основания и не давая ему кончить – я должен был взять его на пике его возбуждения. Когда, наконец, и третий палец вошел свободно, я как следует смазал лубрикантом свой уже болезненно пульсировавший от перевозбуждения член и медленно и осторожно ввел его в Гарри. У него вырвался короткий, явно болезненный вскрик, и зрачки снова расширились от ужаса. – Не бойся, – прохрипел я. – Я… не причиню тебе боли… И я соврал! Потому что, как ни пытался я сдерживаться и не увеличивать амплитуду движений, ему было больно. Я видел это по закушенной до крови губе и слезинкам, время от времени скатывавшимся из его теперь крепко зажмуренных глаз. Я слышал это в его рваных, похожих на всхлипы, стонах. Чувствовал по неимоверному сжатию собственного члена в нем, которое заводило меня еще больше. Внезапно он резко вскинул бедра навстречу мне и со стоном насадился на мой член, при этом я сам чуть не закричал от острого удовольствия, пронзившего все мое тело. – Что... ты делаешь… – голос уже совершенно не повиновался мне, – ты... порвешься... Но я имел дело с сумасшедшим (в прямом смысле этого слова) гриффиндорцем и его неистребимым упрямством. Он сделал это снова – я абсолютно не понимал зачем. Только по липкой горячей теплоте в паху осознал, что один из нас – и я не сумел с уверенностью сказать, кто именно – порвал ему там все к мордредовой бабушке. «Паршивец! Убил бы тебя!» – думал я, практически уже не в состоянии сдерживаться. Ужас ситуации усугублялся ещё и тем, что даже если каким-то немыслимым усилием воли я и заставил бы себя остановиться – магия не признала бы это консумацией. Я уже почти ничего не соображал, но четко помнил, как разозлился и вместе с тем смутился, когда распорядитель церемоний разглагольствовал про «полный и завершённый половой акт, заканчивающийся семяизвержением у старшего супруга». Поэтому выбора у меня не было. Никакого. В какой-то момент у Гарри стало такое лицо, что я был уверен – он начнет умолять меня остановиться и прекратить. Он уже даже не стонал, губы его были искусаны до крови. Я ощущал себя последней скотиной и был близок к разрядке и безумию одновременно. То, что этот мальчишка сотворил со мной, не поддавалось никакому объяснению! Я кончил и осторожно слез с него, но он тут же отвернулся от меня, и по вздрагивающим плечам я понял, что он плачет. Взглянув на свою руку, я увидел, как засияло кольцо на безымянном пальце, а нашарив его ладонь – ее он к моему облегчению не отдернул – разглядел еще более яркое свечение. Слава Мерлину, магия признала наш брак! Теперь можно было не опасаться сильных выбросов. Моя магия защищала его хотя бы на какое-то время. А здесь и сейчас я должен был успокоить моего уже не «так называемого» супруга.