Алмазный британец.

Отбор Виктор Никифоров проходит почти играючи. Он техничен, эмоционален, даже вечно недовольный Яков не находит, что сказать. Виктор в нетерпении следит за табло в аэропорту, никак не может усидеть на месте и даже не интересуется номером в гостинице, который становится их временным домом до конца Гран-при. Он хочет скорее – туда, на лед или рядом, в холл, и – искать, искать, пока не найдет. За год он уже пару сотен раз назвал себя дураком – не спросил у нового друга ни имени, ни даже страны. Пытался найти по фотографиям – да, как на зло, не получалось. Теперь Виктор желал использовать тот небольшой шанс, который давали международные соревнования. Яков искренне считает, что воспитанник так рвется побеждать, и совершенно не понимает, что Виктор так долго делает среди соперников, не желая потренироваться на новом для себя катке. А Виктор ищет. Улыбается, машет рукой тем, кого помнит в лицо, и тем, кого, кажется, видел, и тем, кого не знает… и никак не может найти. Может быть, тот человек еще не приехал?... Виктор спрашивает, интересуется и почти в отчаянии опускает руки, узнав, что все делегации уже прибыли. Тот, кого он ждал год… его нет здесь. - Виктор!! Ты идешь заниматься или нет? Проблем от твоего слишком общительного характера… - негодует тренер. Никифоров вздыхает. - Иду, - соглашается он. Кататься не хочется совершенно. Он выполняет одну связку, вторую… идеально технично, но совершенно не вкладываясь. Яков негодует снова. Виктор только отмахивается. Отъезжает к бортику, устав от тщетных поисков, и с неискренней полуулыбкой следит за тренировкой итальянца. - Не хочешь присоединиться? – интересуются у него. Виктор даже голову не поворачивает. Не хочет он… не хочет кататься. Ничего, это скоро пройдет. Всего лишь обманувшаяся сама собой надежда. - Ты снова расстроен, мой алмазный британец? Виктор замирает. Неверяще. И медленно, очень медленно поворачивает голову. Настолько медленно, что самому становится больно от напряжения. Смотрит. Так долго, чтобы запомнить лицо собеседника, чтобы найти его потом по любой фотографии, если снова не скажут имени… - Ничуть! – выпаливает юноша и отталкивается от бортика. Катится вперед, даже тормозить не думает – врезается, обнимает и счастливо смеется. Оттолкнись Виктор чуть сильнее – они точно упали бы оба. – Я искал тебя, я соскучился, - скороговоркой произносит он, разжимая объятья и пытаясь вынудить мужчину покружиться вместе с ним. - Я тоже вспоминал тебя, мой алмазный британец. - Нет, нет! – Виктор возбужденно и счастливо смеется, мотает головой. Кажется, на него начинают оборачиваться. – Я из России! Российская сборная! Не британец! Запомни уже! - Я помню. Виктор пробует покружить мужчину снова. Тянет за руку. Ну же, его ведь звали присоединиться… Старший фигурист только головой качает. Потом резко и сильно отталкивается, дергая Виктора на себя – тому остается только ноги поджать. Он все же слишком высокий даже для простейшего варианта поддержки. И тяжелый, конечно, тоже. - Здорово! – кричит Виктор по-русски, вцепившись в плечо друга. Мир вокруг кружится, каток превращается в единую сияющую линию, разве что мрачная фигура Якова выбивается из общей канвы. - Виктор!!! Ты приехал развлекаться?! – негодует получасом позже тренер. Блондин энергично кивает и сияет улыбкой. По крайней мере, он теперь точно знает, что его друг – австриец… выступает за сборную Австрии, если быть точным. Круг поиска сужается до одной конкретной страны. Это Виктору нравится почти так же сильно, как держаться за плечо мужчины, пока его кружат чуть поодаль от центра катка. - Будешь смотреть? – требует он от друга, едва дождавшись, пока его поставят на лед. Виктор не может устоять на месте, переносит вес тела с одной ноги на другую. - Буду, - соглашается с требованием австриец. Заражается настроением младшего коллеги, тоже улыбается. – Но тогда и ты смотри. - Обязательно! – взмахивает Виктор рукой. Тренировка не клеится, он ошибается, даже один раз падает – вот уж лицо Якова в этот момент непередаваемо, пожалуй! – и окончательно уходит с катка. Но Виктор так счастлив. Он не напрасно ждал целый год, временами засыпая над учебником английского. Не напрасно разбивал ладони об лед. В его программе два четверных прыжка. Попробуйте его догнать! Виктор выполняет свое обещание – он смотрит все выступления. Когда на лед выходит его друг, Никифоров вскакивает, не в силах усидеть. «Я знаю, как тебя зовут!» - хочется кричать ему. Он аплодирует и нетерпеливо переступает с ноги на ногу. В прошлом году у австрийца был такой скромный костюм… казалось, всего лишь водолазка с манжетами необычного покроя и самые простые брюки. Теперь Виктор не может оторвать взгляд от агрессивно-жутковатого сочетания черного и бардового. - Необычный выбор, - с одобрением ворчит Яков, когда раздаются первые аккорды. - Почему? – охотно оборачивается Виктор. И мотает головой, уже понимая ответ. - Danse Macabre, я узнал! - Потому что редко кто рискнет на таком уровне кататься под гимн бренности человеческого бытия. Виктор смотрит, не отрываясь. Виктор прижимает руки ко рту, чтобы заглушить крик. Он восхищен. Почему этот человек год назад говорил «всего лишь о шестом или седьмом месте в рейтинге»?... - Я не смогу быть лучше тебя… - шепчет он одними губами. Яков оборачивается, словно почуяв неладное, но Виктор уже улыбается. Всего лишь аплодисменты восхищения. И он теперь уже в нетерпении ждет своей очереди. Выступление Виктора, строго говоря, почти идеально с технической точки зрения. Он приземляет оба четверных. И каскад удается ему тоже. А дорожкой он просто наслаждается. Вот только… уже улыбаясь после финальных аккордов, Виктор понимает, что где-то он недотянул. Что ему точно чего-то недостает. - Ты мог бы лучше, - говорит ему Яков, и воспитанник впервые на все 100% согласен с ним. Виктор совсем не удивлен своей шестой строчкой. И не расстроен даже. Ну… почти совсем не расстроен. Раз-до-са-до-ван. Он и впрямь мог бы лучше. - Куда ты?! – ошеломленно кричит ему вслед Яков. Виктор едва дожидается окончания церемонии награждения и почти бежит, чтобы успеть раньше репортеров. - Стефан Ланге! Я теперь знаю, как тебя зовут! – кричит он, чтобы быть услышанным в общем гуле. Австриец оборачивается от своей команды, зовет к себе жестом. Виктор сгребает его в объятья, почти душит. – Почему только серебро? – требует ответа Никифоров. И смеется. Он счастлив. Счастливее, чем год назад, когда в медаль не верил даже Яков. - Оставлял золото алмазному британцу, а он не взял, - отшучивается австриец и совсем не спешит отрывать от себя такого эмоционального русского фигуриста. – Пойдем общаться с прессой? - А мне-то зачем? – недоумевает Виктор, ошеломленно встряхивая головой. Его правда обнимают за плечи – прилюдно? Так легко?... – Я ничего не взял. - Тебя любят камеры. Фраза кажется Виктору незавершенной, но переспросить ему некогда – австриец перехватывает его плечо поудобнее, утаскивает – к пресс-зоне. Впрочем, Виктор совсем не против – он сияет улыбкой и почти висит на старшем товарище. - Виктор, Виктор! - М? – он щурится на вспышку и подмигивает тому, кто его зовет по имени. Получается, что ближайшей фотокамере. - Вы радуетесь серебру Стефана куда сильнее, чем в прошлом году своей победе. Почему? - Потому что он мой друг! - смеется Никифоров и убирает длинный серебристый хвост за спину. – А у нас в России принято успехам друзей радоваться больше, чем своим! Год назад он бы не смог так легко построить фразу на английском. Такую длинную фразу. И так быстро. - Стефан, когда вы успели так близко подружиться с русским фигуристом? - Год назад, - пожимает плечами австриец. Виктору отчаянно весело и хочется что-нибудь сделать. Даже если потом Яков будет в бешенстве из-за поведения восходящей звезды российского фигурного катания. - Виктор, а репутация Стефана не мешает вам общаться с ним? Никифоров замирает в недоумении. Замирает и умолкает вся та часть коридора, которая слышит вопрос. Слышно, как кто-то шепотом пересказывает, о чем спросили… - Какая репутация? – трет Виктор переносицу костяшками указательного и среднего пальцев. Где-то в голове голосом Якова звучит сакраментальное словосочетание «международный скандал»… пальцы австрийца каменеют на плече. Виктор немного отклоняется, старается заглянуть другу в глаза. - Виктор, то, что вам оказывают двусмысленные знаки внимания, тоже не мешает? В России так принято? Такие моменты Никифоров очень не любит. Искрящаяся сказка и музыка, заставляющая душу замирать, - это лишь внешняя оболочка. Подо льдом любого катка – слишком много грязи… …все любят сенсации. Виктор обычно предоставлял своим поклонникам сенсации исключительно умопомрачительного характера. В пользу выбора костюмов и движений на самой грани мужского и женского в фигурном катании. - Виктор, почему вы молчите? Никифоров хмурится и ловит взгляд австрийца. - А какая репутация-то? – совершенно невинно интересуется он, продолжая стоять впритирку. «Помоги!» - отчаянно просит его взгляд. Виктор догадался, о чем речь, но он не знает слов, чтобы вежливо ответить. И при этом не стать лицом первой полосы с нелицеприятным названием. - Видимо, речь идет о том, что год назад мой партнер довольно шумно обставил наше расставание, - ровно произносит австриец. Медлит полсекунды. – В виде суицида, - добавляет он негромко. Виктор едва слышит сказанное, но диктофоны пишут каждый вздох. «Год назад». «Мой партнер». «Су…» А вот теперь все смотрят только на него. На растерянного юношу с серебристыми волосами из России, где сейчас начинает идти первый в этом году снег. Виктор медленно втягивает воздух, опасаясь обжечься, – и внезапно понимает, как ответить. - Скажите, а вы больше любите кошек или собак? – оживленно оборачивается он к тому репортеру, который задал первый провокационный вопрос. - Виктор, а разве это имеет отношение к… - Ну ответьте! – смеется фигурист. Плечо начинает побаливать от слишком сильно сжавшихся пальцев австрийца. - Кошек, но… - А я люблю собак. У меня есть пудель, королевский пудель, он почти мне до… вот до сюда, если встанет на задние лапы, - проводит Виктор ребром ладони по груди, забыв перевод. – Но это же не мешает нам общаться?... И всё. Если они начинают смеяться, то победа снова за ним. Виктора любят камеры, Виктора любит пресса. Интересно, что скажет завтра утром Яков, почитав газеты… В раздевалке Виктор молчит и все думает, не обидит ли он австрийца, если украдкой потрет ноющее плечо. Мужчина выглядит очень хмурым и сосредоточенным. В тот момент, когда он отворачивается за рубашкой, Виктор все же трогает ноющий участок кончиками пальцев. - Прости. - А? – невинно смаргивает пойманный на предательском жесте фигурист. - Прости, мой алмазный британец. За синяки. И остальное тоже. - Это… ничего, - неловко переминается Виктор с ноги на ногу. Он не знает, что говорят в таких случаях. Надо бы пойти к себе и тоже переодеться. Но не хочется. – Ты в порядке? - Не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы эта тема больше не поднималась. Виктор молчит. Как в таких случаях поступают, он тоже не знает. - Стефан, скажи… - снова неловко переступает Виктор, не решаясь подойти, - скажи… Danse Macabre – поэтому? - Да, алмазный британец. - А… год назад… седьмая строчка и костюм…? - Да. - А… - Виктор зажмуривается крепко-крепко, но уже не может остановиться. – Я похож на него? - Нет. От короткого слова Никифорова словно подбрасывает вверх. Крыльев не хватает, разве что. - Я обещал тебе побеждать, и даже до бронзы не дотянул, - сообщает он, борясь с желанием покружиться на месте. На него обратили внимание не в качестве замены. По другим причинам. Это здорово. По-русски и по-английски. - Я расстрою тебя, мой алмазный британец, если скажу, почему? Виктор замирает. Скорее всего, Яков уже этим вечером выскажет все, беспощадно указывая на промахи… но их не было. Ни единого, по мнению Никифорова! А оценки оказались ниже, чем он рассчитывал. - Скажи, - просит Виктор и чуть хмурится. Он не любит ждать, а австриец словно специально долго затягивает шнурки, поднимается и неторопливо подходит. Вплотную. - Ты уже вырос из того, как ты стараешься кататься, - тихо говорит ему Стефан. – Люди чувствуют обман. Ты обманываешь сам себя. - Это сложно, - признается Виктор минутой спустя. Они так и стоят, в молчании. Никифоров очень благодарен другу за паузу – осознать услышанное у него совсем не получается. – Стефан… - Что, мой алмазный британец? - Я хочу поехать с тобой, - уверенно произносит Виктор, быстро обнимая мужчину за шею. Первый поцелуй – в скулу, второй – неловко, как и весь предыдущий разговор – по губам, смазанно, торопливо… Виктор даже не удивляется, когда его мягко, но настойчиво отодвигают обратно к стене. - Стефан, мне восемнадцать. Австриец смотрит чуть насмешливо. Качает головой. - Год назад было шестнадцать. Да, Виктор? Так уверенно и мягко в то же время. И имя с ударением на второй слог. Никифоров тает от восторга. Ему безумно хорошо просто стоять рядом. - Год назад и полтора месяца! – спорит он. Тянется и целует снова – настойчивее, требовательнее. Это совсем не страшно, социальные нормы здесь не такие жесткие, а девушки обожают Виктора. Он умеет целоваться. Хотя и не привык, что ему отвечают, мгновенно подавляя желание требовать. Он стихает, улыбаясь и забывая отвечать. И очень недовольно открывает один глаз, когда Стефан слегка встряхивает его за плечи. - Что случилось? – с тревогой интересуется он у Виктора. – Мой алмазный британец… что-то не так? - Нет, нет, - блаженно мотает головой Никифоров. Яков точно сойдет с ума, если он не вернется ночевать… - Здорово! - шепотом, по-русски, кричит Виктор. Совсем неважно, что восемнадцать ему исполнится только завтра.