Алмазный британец.

Уже дома, в России, вспоминая все произошедшее, Виктор удивлялся, как он мог быть таким легкомысленным. Ни о чем не думал. Не о чем было думать. Старший товарищ чуть не силком втащил его в раздевалку – в ту, что была отведена российской сборной - и велел переодеваться. Хотя бы куртку надеть! Виктор отчаянно мотал головой, не желая отпускать друга и целоваться, целоваться дальше… бесконечно. Если возможно. - Поедем так! – предлагал Никифоров, пока отчаявшийся сладить с ним австриец сам собирал чужое снаряжение, поминутно интересуясь, что принадлежит Виктору, а что – нет. - Переоденешься – поедем, мой алмазный британец. Не хватало еще тебе замерзнуть… - Мне тепло, нет – жарко! – спорил Виктор. И с фырканьем дергал вниз молнию. Проблески трезвого рассудка тогда на минуту лишь посетили российского фигуриста. Виктор замер с наполовину снятым костюмом, в одной руке – рубашка, вторая рука - на поясе, а край ткань сползает по бедру, позволяя увидеть белье. Замер – встретился с вопросительным взглядом Стефана, с улыбкой на обветренных губах. Замер с единственной мыслью: «Что я делаю?!» - Стефан… - Да? Виктор вдохнул, чтобы сказать – и слов подобрать не смог. Ладно бы по-английски. Так и по-русски тоже. Австриец понял все сам, поправил защиту на коньках, положил их рядом подле спортивной сумки с символикой российской команды. - Мой алмазный британец… мне выйти или отвернуться? Виктор повторно не нашел, что сказать. Пятнадцать минут назад его не отсылали – а он и сам не желал уходить, - пока австриец собирал вещи и переодевался. И это было безумно правильно. - Не надо, - выдавил Никифоров, злясь на себя за смущение и досадуя на явственно покрасневшие скулы. Рубашку в итоге он все же застегнул наперекосяк. - И так сойдет… - Что? - Ничего, - отмахнулся Виктор, торопливо натягивая куртку. Застегнуть молнию ему не дали. - Ну и на кого ты похож, мой алмазный британец?... Виктору смешно. Он обхватывает голову австрийца ладонями – по вискам, задевая кончик уха натянутым до середины ладони рукавом куртки – и уже без неловкости тянется, буквально требуя ответить на свой нетерпеливый поцелуй. - На Виктора Никифорова, фигуриста российской сборной, призера прошлого года… автора самого провального выступления в этом году! – радуется он. - С точки зрения техники ты был немного лучше, чем «выше среднего», - рассудительно отвечает австриец. И принимается расстегивать рубашку на юноше. - Я же замерзну?... – тут же заходится в новой волне веселья Виктор. - Не успеешь, мой алмазный британец. Тут трезвый рассудок Никифорова, и так-то не сильно утруждавший себя работой, дал окончательный сбой. Снова захлестнуло чувство абсолютной правильности происходящего, хотя завтра Виктору восемнадцать лет, и он совсем не нуждается в том, чтобы пуговицы ему застегивали, как маленькому мальчику. Как за всё то время, пока они были в раздевалке, не вернулся никто из команды и Яков в первую очередь – неизвестно. Дорогу до гостиницы – почему не той, в которой осталась большая часть его вещей, не той, куда их привезли встречающие из аэропорта? – Виктор помнил крайне смутно. Было весело. Было хорошо. Было правильно. В холле свой паспорт Стефану он отдал, даже не спрашивая, зачем. И тут же отвернулся, рассматривая мигающие за окном витрины небольшого магазинчика. - Виктор… Виктор. - М?... Хочу туда, - с совершенным восторгом заявил Никифоров, указывая, что так привлекло его внимание. - Со всем снаряжением?... Боже, ты такой неугомонный, мой алмазный британец. Виктор энергично покивал, расписался, борясь с желанием дорисовать в бланке смайлик. Чуть не забыл на стойке паспорт. Было… весело. Совсем как во время той несанкционированной прогулки по набережной, когда Яков заставил всю полицию города искать одного дурного фигуриста из национальной сборной. И было… правильно. Хотя, наверное, это было откровенным озорством, совсем не по возрасту – пускать в глаза австрийцу блики купленным в том магазинчике брелоком в виде хрустальных фигурных коньков. Стефан не только не сердился, но и жмурился с таким видом, словно считал попытки младшего товарища растормошить его самой милой забавой в ближайшее столетие. Опомнился от морока Никифоров только в душе. Подставляя голову под горячие струи, он за одно мгновение осознал, что находится непонятно где, в гостинице, не только адрес, но и название которой прочитать не удосужился. Что весь вечер он отчаянно заигрывал со взрослым мужчиной, который старше его лет на пять точно, а там, глядишь, и больше… Совесть тут же подкинула несколько картинок понепригляднее – о перспективах завершения позднего вечера. Никифорову стало холодно даже под горячей водой. - Что я делаю? – тихо поинтересовался он по-русски у своего мутного силуэта на кафеле. Постоял – и сел прямо на пол. Даже воду не выключил. И неизвестно сколько сидел бы, если бы у него не поинтересовались, все ли с ним в порядке, и не заснул ли он… - Нет…- взмотнул головой русский фигурист, понимая – а вот это сейчас было ошибкой. Голос предал его, дрогнул, сорвался в хрипение. За дверью помолчали. - Виктор? - Да? Получилось невыносимо хрипло и сдавленно. - Ты не мог бы открыть дверь? Никифоров сглотнул и прикусил губу. Разумные доводы о том, что австрийца он провоцировал сам, и тот ни разу себя не повел двусмысленно первым, не действовали. - Мой алмазный британец, ты снова расстроен? В дополнение ко всем радостям, Виктор очень четко осознал, как у него с ужасающей скоростью формируется репутация если не плаксы, то уж точно что-то ооочень похожее по терминологии. Это Никифорова не устраивало на порядок меньше, чем международный скандал с его участием. - Виктор, открой, пожалуйста, дверь. Я очень волнуюсь. Почему-то в голове очень четко выкристаллизовалась картина того, как австриец стоит, прислонившись лопатками к стене и чуть наклонив голову к двери. И обязательно со скрещенными на груди руками. - С… сейчас. Оттягивая время, Виктор медленно выключил воду, постоял, следя за тем, как струйки превратились в тонкие ниточки на водостоке… завернулся в полотенце, такое огромное, что, кажется, его и вместо одеяла бы можно использовать – дернул защелку. С фантазий Виктору в жизни повезло, но тут и она капитулировала. Потому что австриец около двери сидел. Прислонившись спиной к стенке, конечно, но… - Что случилось, мой алмазный британец? Никифоров сглотнул. Молча сел рядом, обтекая прямо на пол. Совсем некуртуазно шмыгнул носом. - Боже… ты простудишься. Как показали следующие десять минут, ощущение, когда тебе всю твою шикарную серебристую голову быстро, но без излишней спешки вытирают, - просто потрясающее. Шмыгать носом Виктор начал примерно в полтора раза чаще. - Ты все же расстроился из-за своего неудачного выступления? Никифоров возмущенно замотал головой, обдав друга брызгами. И даже пару раз хлестнул серебристыми прядями Стефану по лицу. - Стефан, я… а если получится так, что я не смогу дать тебе то, что… на что ты рассчитываешь? – скомкано выдавил он, пытаясь увернуться от рук австрийца. Виктора накрыли полотенцем и оставили в покое. Пришлось стаскивать с головы влажную ткань хотя бы настолько, чтобы видеть сосредоточенное и спокойное лицо мужчины рядом. - Если не захочешь, можем пойти еще погулять, мой алмазный британец. Так глупо Виктор себя не чувствовал очень давно. - Вот так вот просто? Просто… одеться и пойти гулять? - Почему же «просто», мой алмазный британец?... Только после того, как ты остынешь и просушишь волосы. Если простынешь, не прощу себе. Виктор с трудом поднялся, неловко и досадливо кутаясь в полотенце. - Я… оденусь тогда. - Конечно. - И… попробую просушить побыстрее. - Разумеется. Смотреть сверху вниз на старшего товарища было до ужаса неловко… и отчего-то снова весело. - Стефан, а ты… будешь умываться? Короткая усмешка тронула губы на невыносимо серьезном лице. - Только если мой алмазный британец пообещает мне не выбегать на улицу с мокрой головой и без куртки. - Не буду выбегать на улицу без куртки и с мокрой головой, - охотно подтвердил заново разулыбавшийся Виктор. И протянул озадаченному австрийцу руку, сгибая мизинец. - И что я должен сделать? - Вот так, - изобразил Никифоров требуемый жест. Так все походило на шутку, а не на серьезный контроль со стороны старшего. - Понятно. Это какая-то русская традиция, Виктор? Никифоров прыснул, прищурил один глаз. - Не-а. Это я в мультфильме видел. Японском. - Аниме?... От последнего вопроса русский фигурист успешно сбежал в зал, вцепляясь в свою сумку и торопливо вытаскивая сменную одежду. - Я передумал идти гулять, - со всевозможной серьезностью и отчаянными чертиками в глазах заявил Виктор пятнадцать минут спустя. Австриец удивления от такого заявления не показал. - Ты все же устал и хочешь лечь спать пораньше? Подойти вплотную теперь снова казалось правильным. Обнять за талию, укладывая влажную еще голову на плечо, - тем более. Виктор помедлил, втянул холодноватый и рекламно-чужой запах мыла от кожи австрийца. Прижался к шее губами, лизнул коротко. - Виктор. - Ммм? - Это твое обдуманное решение? Против серьезного и тяжелого тона Виктор предпринять ничего не смог. - Думаю… что да. Стефан, понимаешь, я… не знаю. Ничего не знаю. Ты же сможешь… остановиться? – голос подвел снова. До хрипоты. До сорванного шепота. Таким отчаянно не-взрослым Виктор Никифоров себя не ощущал лет с двенадцати – с первой поездки на международные соревнования. - Пожалуй. Не сказать, что это был именно тот ответ, который Виктор желал бы услышать. Но лучше, чем какой-либо иной. - Повтори, пожалуйста. Короткий и неожиданно легкий смешок. И поцелуй в макушку. - Я сказал – да, мой алмазный британец. В любой момент, когда ты скажешь. Несколько дней спустя наслаждающийся воспоминаниями Виктор будет ругать себя за то, что дозволенным правом «останавливать в любой момент» он пользовался слишком часто. От неопытности, от того, что нервничал, может быть, немного – от желания запомнить каждое необычное ощущение. Как Стефан ни разу не прирыкнул – была загадка мироздания для Виктора, за долгие годы привыкшего к тренерской манере изъясняться. - Стой, - выдыхал Виктор, вцепляясь намертво в запястья австрийца, не давая ему расстегивать пуговицы на рубашке. Замирал, стоял так несколько минут, шало и озорно рассматривая партнера – и отпускал. Или обнимал, тут уж как настроение стукало в серебристую голову. Первые раз пять Стефан на все эти изыски русской души реагировал весьма встревожено. - Скажешь, если что-то не так, мой алмазный британец, - ограничился австриец на шестой раз требовательного выдоха с приказом «подождать». - Скажу, - соглашался Виктор. – Просто… по-английски не знаю. Набрать в переводчике?... Я быстро! Дотянуться до мобильного телефона ему не позволили. Аккуратно развернули к окну, подальше от стола с вожделенным аппаратом. Юноше снова стало смешно. - Ладно, - согласился Виктор и уселся на подоконник, немного нервно облизывая губы. – А так можно? - Можно всё, что захочешь, - невозмутимо согласился австриец. Помедлил, провел ладонями по коленям. - Совсем-совсем всё? - Совсем, мой алмазный британец. Виктор смеется, обнимает подошедшего вплотную мужчину за плечи. Он даже не задумывается, раздвигая колени. - Подожди, - сглатывает Виктор, беспечного настроения которого хватает на несколько минут. Сжимает пальцы на рубашке австрийца, только что от себя не отталкивает. – Нет-нет, всё нормально. Только… - Только? – Стефан уже не отстраняется, чтобы смотреть в лицо, пытаясь понять, отчего компаньон нервничает. Виктору этого не нужно. Ему нужно, чтобы на него реагировали. Обращали внимание. - Это означает, что я… как это… снизу? Таких тем для беседы самоучитель английского не предусматривал, так что Виктору остается только впрямую переводить русские эвфемизмы. - Если хочешь, то я. - Ох, нет-нет, я не это имел в виду! – от предложенной перспективы Виктор замотал головой. Мало того, что австриец явно старше лет на пять, так он же еще… в смысле, сам Виктор еще… Позор на уровне международного скандала по личной шкале. – Отпустишь меня? - Хорошо. Что-то не так? - М, нет, - Виктор торопливо сполз с подоконника, прижался лопатками к стене, заново притягивая друга к себе. – Я подумал… в окно, наверное, видно… - Если есть, кому смотреть. Расстегнутую австрийцем рубашку он пытается снять – и удивляется, когда его останавливают. - Оставь. Тебе идет. - А мне так можно? – тянется Виктор к чужому воротнику. - Конечно, если хочешь. - Нет, не хочу, - смеется «неугомонный русский». Справляется с парой пуговиц – и бросает занятие, теребит ткань, притягивает к себе. Ближе. Это кажется Виктору до ужаса правильным, логичным, естественным. Он позволяет австрийцу трогать себя каким-то уж совсем непристойным способом, примурлыкивая от удовольствия, пока до сознания не доходит, что у него вытаскивают ремень. - Стефан, подожди… - Хм? - Нет, ничего, но… омф. Виктор смущенно кашляет. Не привыкла звезда российского фигурного катания, чтобы перед ним вставали на колени с целью стащить джинсы до полу. Задеть костяшками пальцев щиколотки. Поцеловать в колено, мимоходом, словно беседа ни о чем. - Стефан, подожди, это же… в смысле, я сам мог… - Мне нравится, когда ты смущаешься, мой алмазный британец. - Да я не!... – безуспешно попытался поспорить Виктор. Сбился в смешок, закрыл ладонью глаза и переступил с ноги на ногу, вышагивая из одежды на полу. - Когда смеешься, тоже нравится. - Что, правда?.. Ай. Стефан, подожди. Сколько раз уже за вечер настроение у Виктора прыгает от необъяснимого веселья до почти паники, а он все никак не может себе объяснить причину. Австриец так спокойно ко всему относится, заботится, ни разу даже намека на грубость себе не позволил… «Телевизор пересмотрел», - злится на себя Никифоров. И все равно в очередной раз вцепляется в запястья мужчины, не давая стянуть с себя белье. - Ладно. Виктор сглатывает, но через несколько минут разжимает пальцы. - Извини, я… - Конечно. - Черт, мне так стыдно. Виктор даже не задумывается над тем, чтобы описать – как. Стоять в расстегнутой рубашке, с неприкрытым доказательством того, что происходящее вызывает у организма недвусмысленный интерес, и все это при том, что австриец как-то не торопился вставать. - Стефан… хватит, - не выдерживает он, тянет австрийца за рубашку вверх. Под предлогом – поцеловать. Он же успел соскучиться, верно? – Стефан, мне все равно… как это… - Скажи на русском. - Страшно. Как только с собственных губ срывается определение состояния, Виктор выдыхает резко и понятливо. Вот он с чего так глупо себя ведет… - Теперь переведи?... - Я боюсь. Неужели он все-таки это сказал? Ведь Стефан ни разу даже повода не дал. - Боишься меня, мой алмазный британец? - Ох, нет, - торопливо выдыхает Виктор. - Ничего не сделаю против твоего желания. - Знаю, но… - Я тебя понял. Как его можно было понять, если он и сам себя не понимает? Виктор посопел, потягиваясь под расслабленно-сильными поглаживаниями. Вот если бы на этом и остановиться, и ничего большего, и просто наслаждаться близостью и возможностью повиснуть с полной уверенностью, что тебя удержат, не позволят упасть… - Стой сам теперь, Виктор. Блондин недовольно наморщил нос – и тут же едва не подскочил от неожиданности. Стефан же его раздел уже, зачем опять… - Подожди, я… - Всё хорошо. Если ты ничего подобного не делал, просто наслаждайся. Несколько раз Виктору хочется взвыть и оттолкнуть мужчину от себя. И совсем не потому, что Стефан причиняет ему боль – наоборот, Виктору так хорошо, что почти непереносимо. - Подожди, это же противно… наверно… - слабо пытается он объяснить партнеру. - Ничуть. Мне нравится. Против такой уверенности даже на танке не проедешь. Да и ехать никуда не хочется, и возмущаться тоже, и вообще Виктор постепенно склонялся к мысли, что не каждому повезет на такой первый в жизни минет. - Стефан, не надо, я же… ох… испачкаю? да, так, испачкаю тебя… - Боже, неугомонный мой, успокойся уже. Виктор упирается затылком в стену и заходится в хохоте. Смеется и вскрикивает от удовольствия. Конечно, Стефан его не послушал. Видеть испачканного в клейкой и беловатой субстанции австрийца стыдно и весело настолько, что Виктор сползает по стенке на пол. - Стефан… - Что? Снова подождать? - Нет, нет… - Виктор ловит друга за руки, не давая утереться. – А, точно! Подожди. Его не стошнит. Его точно не стошнит. Виктор крепко-крепко зажмуривается и резко подается вперед, быстро и смазано целуя – куда получится, в скулу, в губы… Не стошнит. Все же Виктор сглатывает. Открывает глаза и медленно облизывается. Если не думать, что это, то, пожалуй, не так и противно. - Ну и что, мой алмазный британец? – насмешливо интересуется у экспериментатора Стефан. Утирается рукавом, посмеивается коротко, неосуждающе. - Что? – эхом повторяет Никифоров. Прижмуривается, старательно медленно сглатывая. И не может отказать себе в шалости ответить на русском. – Вкусно.