Алмазный британец.

Виктор просыпается рано утром, словно от толчка. Вздрагивает, резко садится и беспомощно оглядывается, не веря своим смазанным воспоминаниям до тех пор, пока взгляд не натыкается на спящего рядом австрийца. Кажется, Стефан даже обнимал русского фигуриста… пока Виктора не озарило ранним пробуждением. - Яков меня убьет… - одними губами произносит Никифоров. И шально, весело улыбается, сдерживая смех, - …если узнает, правда же? За окном еще темно. Наверное, только начинает светать. - Стефан… - осторожно трогает он друга за локоть. – Стефан, просыпайся. Ответа Виктор не понимает, но уверен, что доминирующим во фразе является слово «нет». - Просыпайся! – требует осмелевший Виктор, трясет уже за плечо, фыркает, смеется вслух, требовательно и настойчиво пытается поцеловать. – Стефан! - Что-то случилось?... – настойчивые действия дали результат. Правда, не совсем такой, какого ждал Никифоров – австриец встревожен, хмурится. – Мой алмазный британец… в чем дело? - Пойдем на каток! – требует Виктор, сияя улыбкой. Тревога и недоумение сменяются на лице Стефана каким-то странным, но совсем не недовольным выражением. - Сейчас?... - Немедленно! Австриец тянется за часами. - Мой алмазный британец, начало шестого утра. Ты действительно хочешь… - Пойдем же. - Там никого нет. - Поэтому!... – нависает над непонятливым товарищем Никифоров. – Хочу тренировку – только с тобой. Стефан молчит, прикрыв глаза и медленно облизывая губы. К тому времени, как русский фигурист успевает увериться в том, что его затея действительно смешна и немного выглядит ребячеством, Стефан неторопливо садится, защелкивая браслет на руке. - Ты такой неугомонный, мой алмазный британец. До цели они добираются только к шести часам. Но пропускают их без единого вопроса. Каток выглядит настоящей сказкой – огромное пустое поле, искрящееся под светом ради них двоих зажегшихся прожекторов. Виктор торопится, шнурует коньки и олимпийку стаскивает уже на льду. Кидает на лавку. Промахивается. - Прости! – кричит он австрийцу, который поднимает и аккуратно сворачивает его вещь. – Присоединишься?... - Понаблюдаю за тобой, мой алмазный британец. Хоть проснусь… - это можно было бы счесть упреком. Но в голосе Стефана нет и капли недовольства. Он действительно просто сидит и смотрит, как младший товарищ в полном восторге разминается, а потом начинает отрабатывать элементы вчерашнего выступления – от простых к сложным. - Стефан, пойдем, - уже не зовет, требует Виктор. Подъезжает к бортику, перепрыгивает с ноги на ногу, придерживаестся за край. – О чем ты думаешь? - С рождеством, Виктор, - вместо ответа звучит от австрийца. Русский фигурист на мгновение недоуменно замирает. Рождество, но как?... - Ах, да! – хлопает он в ладоши. – Я забыл, забыл. Стефан, а что ты хочешь? Что тебе подарить? - Что-то очень дорогое, мой алмазный британец, - Виктору весело, он с удовольствием подается вперед, слушаясь жеста. Он уверен, что его поцелуют – здесь, на сказочно пустом катке. И он почти разочарован, когда мужчина снимает с его волос шнурок, помогает расправить серебристую волну по плечам. – Твою прошлогоднюю программу. Вот так. - Почему не этого года?... Потому что не победил? - Потому что в прошлом году ты был искренен. Никифоров не очень понимает причину выбора, но встряхивает головой и отъезжает. Он великолепно смотрится, он об этом знает. Серебристая волна и искрящийся лед. Свет прожекторов и его желание летать. Так высоко, как он только сможет. Виктору не нужна музыка – он помнит каждый аккорд своего победного выступления наизусть. Кроме того, прошлогодняя программа кажется ему такой простой – всего один четверной сальхов… но раз Стефан хочет именно её… - С рождеством, Стефан! – кричит Виктор, начиная движение. Отчего австриец говорил ему, что в выступлении этого года – обман? Оно сложнее, оно изящнее, оно… Виктор заходит на прыжок… и останавливается. Импровизирует. Ему хочется двигаться жестче. Быстрее. - Хочу другую музыку! – требует он от своей памяти. Кружится на месте, жмурясь на прожектора. Резкую, искреннюю музыку. Dance Makabre. Виктор задыхается. Замирает, раскинув руки в сторону, чуть качается, вспоминая – и начинает исполнять свою произвольную программу под другое произведение. Приходится больше импровизировать. Там другие взлеты. Другие… Когда единственный четверной прыжок той программы он приземляет под вскрик, нет, – взвизг - скрипок, он готов кричать сам. От восторга. От переполняющих его эмоций. Виктор никак не может отдышаться, но подъезжает к бортику снова. Утирает слезы, улыбается устало и счастливо. - С рождест… вом… Стефан, - шепчет он, утираясь рукавом. - Ты понял, мой алмазный британец? Виктор тяжело выдыхает. Опирается на бортик всем весом, наклоняет голову, позволяя другу разбирать свои спутавшиеся пряди. - Я должен был двигаться… более резко? - Менее женственно. Ты уже вырос. Это не искренность. Это обман. «Обман», - повторяет Виктор эхом. Когда австриец говорит ему это, то звучит так логично и просто, что становится досадно – как же не додумался он сам… ну ладно, он сам, но Яков!... - Я хочу летать. Так высоко, как только смогу. Как же, оказывается, приятно, когда вместо ответа целуют в макушку… - Хочу с тобой, - требует Виктор. - Хорошо, - уступает ему австриец. – Ты отдыхаешь, у меня разминка. Но Виктора в роли наблюдателя хватает ненадолго. Он рвется на лед. Он улыбается и провоцирует – какое-то время они просто кружатся, близко-близко друг к другу, но не прикасаясь. - Здорово… - смеется Никифоров и подъезжает ближе. Так, чтобы было удивительно – как можно не прикасаться, если быть так близко. Так, чтобы смотреть в глаза и дышать одним ритмом. - Хочешь большего, мой алмазный британец? - Хочу. Австриец протягивает руки ладонями вперед и закрывает глаза. И это восхитительно настолько, что Виктор едва удерживается от того, чтобы совершить какую-нибудь глупость. Сначала медленно, потом – все быстрее. Ни слова вслух, только костяшками пальцев в чужие ладони. Это потом, уже в России, Виктор понимает, что одно неверное движение от него – и друг мог бы заработать серьезнейшую травму… Оступиться, неверно свернуть, удариться о бортик, в конце концов, они пару раз проезжали не более, чем в полуметре. - Нравится? - Очень, - соглашается Никифоров и немного сожалеет, что друг все же открыл глаза. – Стефан, я хочу еще. - Что именно, мой алмазный британец? - Хочу… - Виктор догоняет, виснет на плече у австрийца, и поясняет, мешая русские и английские слова. Ему так понравилось, как его практически вынудили пойти на поддержку вчера, что он хочет летать. И чтобы стартовой площадкой полета был Стефан. Это называется – выброс… как же это по-английски? - Я тебя понял… - кивает австриец. – Но ты сможешь выехать? Ты никогда не делал так раньше. - Давай попробуем! – встряхивает Виктор головой. – Всего на один оборот. Даже если я упаду, это просто ссадина… Он не падает. Но и выезжает не очень-то красиво и чисто. Но так счастливо… - На два! – требует Виктор. И приземляется чище. Тело хочет большего. - На три… Стефан хмурится и качает головой. - Если ты упадешь, я не прощу себе. - Всего-то ссадина. - С тройного?... Ты льстишь себе, мой алмазный британец. Боже, Виктор, твой тренер съест меня живьем, я боюсь его, - шутит Стефан. Никифоров сдается, смеется и снова виснет на плече друга, требуя покружить. - Тогда покажи мне что-нибудь. - Что именно? - Что-то, чего не было в твоей программе. Каскада 4-3-2 у Стефана действительно не было. Виктор смеется, аплодирует. И умолкает. Слишком у друга сосредоточенное выражение лица. Даже при том, что на катке они уже не одни, у австрийца все еще есть возможность набрать скорость, которая в половине случаев не позволяет выйти на нужную траекторию для… …над ухом у Виктора раздается восхищенный свист. - Что? – оборачивает он. На олимпийке зрителя рядом такая же эмблема, как и у Стефана. – Что вы?... Австриец ухмыляется. - Наконец-то Стив начал хулиганить, - произносит он, жутко коверкая слова. - Не пони… - Смотри. Виктор оборачивается к катку. Вовремя. Неоправданно высокая скорость и траектория, с которой так легко уйти. Вплоть до травматизма повышенной сложности. «Костей не соберешь!» - рявкает иногда Яков, заставляя слишком рьяно тренирующихся воспитанников сбавить скорость. – «Это не беговая дорожка!» 4-4. - А если он не приземлится? – шепотом спрашивает Виктор у пустоты. Даже думать об этом страшно. Просто потому, что он никогда не видел ничего подобного. Но Стефан не устал… - А вот «если» и есть хулиганство, - дополняет сокомандник Стефана. – Вплоть до дисквалификации. За ледовое шоу. - Не прыгай больше! – кричит Виктор. Забывается, кричит на русском. – Нет, нет, стой! Сальто. Назад. - Стефан, нет, это запрещено! Виктор срывается с места, торопливо сдирает защиту, кидается на лед, чтобы успеть остановить. Не успевает. Сальто. Вперед. - Все, хватит! Стефан! Азарт в глазах друга, всегда такого спокойного, такого надежного, пугает Виктора. Не в последнюю очередь потому, что он опасается дисквалификации австрийца. Схватить за запястье, оттащить к бортику. К посмеивающемуся товарищу Стефана. - Чему учишь своего русского протеже? – интересуется тот. Виктор забывает возмутиться собственному поименованию. Стефан ухмыляется – широко и весело. Впервые за эти полтора дня… и вечер прошлого года. - Наоборот. Показываю Виктору, чего он не должен делать ни при каких обстоятельствах. Над ними смеются, Виктор это понимает. Хорошо хоть - необидно, не зло. - Стефан… пойдем уже. Я голоден, - находит он первую попавшуюся причину. Утыкается лбом в плечо, толкает несильно. Хватит этого неконтролируемого азарта. Это страшно. Виктору впервые страшно – за кого-то другого. А как остановить – он не знает пока.