Алмазный британец.

- Стефан, я спросить хотел. - Разумеется. Виктор обгоняет друга на пару шагов, разворачивается и идет спиной вперед. Дурачится. Словно задался целью проверить, сколько еще вытерпит австриец. Якова вот хватает на две с половиной минуты. Стефан замедляет шаг и протягивает руку, предлагая отдать ему сумку. - Эм… зачем? – недоуменно морщит нос русский фигурист. - Баланс нарушаешь. - Она тяжелая! - Естественно. Без сумки идти намного легче, Виктор раскидывает руки в стороны и запрокидывает голову. С неба срываются редкие снежинки, но для восторженного настроения этого вполне хватает. - Здо-ро-во!.. – заявляет Никифоров серому небу. По-русски. - Ты что-то хотел спросить. Виктор едва не запинается, сбившись с шага. Чуть хмурится – и разворачивается, подстраиваясь под шаг друга. Некоторое время тормошит лямку на плече. - Пойдем завтракать в кафе? Маленькое? Что-то вроде «домашней кухни», здесь есть такое? - Ты разве об этом спросить хотел? Никифоров фыркает и трет нос костяшками пальцев. - Я… там спрошу. - Как скажешь, мой алмазный британец. В кафе пахнет корицей, свежим хлебом и чем-то сладким. И елка в самом центре небольшого зала. И игрушки-самоделки, винтаж или очень хорошая стилизация. - Какие чудесные! – тут же приходит в восторг Виктор. И, едва получив от хозяев разрешение сфотографироваться, вытаскивает телефон и начинает сиять улыбкой. Как Стефан все это терпит, мирозданию неведомо. Разве что вытаскивает блондина из-под елки и требует сначала выбрать, чем тот собрался завтракать, а уже потом «устраивать рождественскую фотосессию». - Хочу с тобой! – вцепляется мертвой хваткой в локоть старшего товарища Никифоров. - Ты всегда такой неугомонный?... - Когда как… - уклончиво отвечает Виктор, умалчивая про «обычно я еще активнее». – Мне вон та игрушка нравится, смотри. - М? Какая?... Щелчок камеры. Виктор прыскает в кулак и шутливо прячется от озадаченного Стефана за елкой. - Мой алмазный британец… - Ты очень хорошо получился! - Кхм. Проголодаешься – придешь. Покажешь. Виктор показывает. Ему действительно нравится получившийся снимок, и будет очень жаль, если австриец попросит удалить. Но тот лишь пожимает плечами. О том, что он хотел задавать вопросы, Никифоров вспоминает лишь через полчаса. Слишком вкусно. Особенно для проголодавшегося фигуриста. - Стефан. - Да? - Послушай, я… не то чтобы я против… Ох. Точнее, я совсем не против, но… Я глупо выгляжу? – не выдержав, смеется Виктор, подергивая одну из несобранных в хвост серебристых прядей. – Я хотел спросить, почему ты со мной так… как это… сейчас… - какая удобная программа, хорошо, что перед вылетом вспомнил и установил! «Заботиться», - подсказывает экран. Виктор ограничивается тем, что показывает его другу. - Забочусь о тебе? - Ага… да. Мне нравится, но как-то… - Мне тоже нравится. - Я так глупо выгляжу! - уже утвердительно смеется Виктор. - Вовсе нет, мой алмазный британец. - Веду себя как подросток. Или еще младше. Моего тренера это так злит. - Мне нравится. Это неожиданно. Виктор некоторое время водит кончиком трубочки по пене на молочном коктейле. Австриец предлагал ему кофе в качестве десерта, но желание подурачиться снова возобладало над возможностью позавтракать «серьезно». Разве рождество, пусть и европейское, - это время для серьезного поведения? - Стефан, ты старший ребенок в семье? Поэтому? Австриец некоторое время молчит, рассматривает улицу за окном. - Нет. Интуиция подсказывает, что стоит уже умолкнуть со своим любопытством, но Виктор интуицию редко слушает. - А почему? На сей раз молчание еще немного дольше. - В тринадцать лет легко влюбиться. Идеально – если в одноклассницу. Или в старшеклассницу, это мотивирует. В тринадцать лет не думаешь о последствиях, живешь одним днем. А тут еще и… физическое взросление. Виктора прижимает к столу тяжелым тоном. - С тобой что-то случилось, когда тебе было тринадцать? – осторожно интересуется он. Хотя не стоило спрашивать, пожалуй. - Со мной? Нет. Мне было двадцать. Виктору кажется, что в кафе стало очень тихо. Хотя, конечно, ему это только кажется. Все так же играет музыкальный канал, пожилая пара за соседним столиком беседует и смеется. - Моя неосторожность повлекла очень нежелательные последствия, - продолжает австриец, хотя Никифоров молчит и судорожно вспоминает о том, что возраст согласия – это далеко не тринадцать лет. И даже не четырнадцать. – Хочешь знать дальше? Виктор грызет кончик трубочки и пытается придумать доводы, чтобы ответить «нет». - Хочу, - произносит он и утыкается взглядом в пенку на коктейле. Стыдно. И любопытно. Кошачье любопытство у русского фигуриста. И до добра оно вряд ли доведет. - Мне стоило подумать, что не стоит с подростком целоваться на улице, даже и пустой. Этого оказалось более, чем достаточно. Остальное предсказуемо. Верно, Виктор? Никифоров предпочел бы, чтобы его продолжали звать «алмазным британцем». - А ты… эм… только целовался? - Нет. Как реагировать, Виктор не знает. Но точно уверен, что по скулам ползет румянец. - Ты в прошлом году вызвал мне такси, когда узнал, что мне шестнадцать… и ночью тоже… - Гулять с тобой по ночным улицам было бы так же… здорово, - с акцентом копирует австриец произношение младшего товарища. – Если ты имеешь в виду секс, то он мне не приоритетен. - А… как? – расписывается Никифоров в том, что английский он изучал не так прилежно, как планировал. - Не имеет такого важного значения. Скулы у Виктора точно пылают. - А с тем мальчиком? - Аналогично, - коротко хмыкает австриец. Ловит непонимающий взгляд и поясняет, - так же. Не очень важно. - Стефан, но… а как же международные соревнования? Если ты… - Виктор снова тянется за телефоном. «Судимость? Условно?» - охотно подсказывает равнодушная техника. - М?.. нет. Довольно серьезная сумма и заявление от мальчика, что если меня тронут, то он повесится. Родители ограничились переездом в другой город. Впрочем, я тоже… переехал. Виктор трясет головой, отказываясь осознавать. - То есть, в прошлом году… - Нет, ну что ты, Виктор. Мне далеко не двадцать. Почему-то Никифорову становится легче дышать. - А когда меня спрашивали про репутацию… - Это не общеизвестный факт. Тренер знает. Ты тоже. Виктору кажется, что молчание после этой фразы очень неловкое и неправильное. Нужно либо что-то сказать, либо… если уж совсем по-честному, вставать, благодарить за компанию и уходить. Но моральные устои у блондина начинают буксовать. Тем более, что австриец сидит напротив и совершенно спокойным видом пьет кофе. Виктор хмурится и превращает кончик трубочки в странную пожеванную композицию. Потом все же решается. - Стефан… - Что-то еще хочешь узнать? - Ага, - невпопад кивает блондин и стягивает с серебристого хвоста резинку. – Так лучше? С австрийца можно рисовать показательную картину «непонимание и алогичность». - В смысле?... Виктор упрямо встряхивает головой. - Так лучше? Как тебе больше нравится, Стефан? Тебе ведь нравятся те, кто намного младше тебя? Как… - он все же запинается, но умудряется выдать скороговоркой, - как я выгляжу младше? От своего кофе австрийский фигурист откашливается долго и мучительно. Даже проливает немного на рукав. - Виктор, знаешь, это как-то… Виктор знает. А еще Виктор понимает, что его тянет сказать какую-то глупость. Точно непростительную глупость. Например, поинтересоваться, не замерло ли у австрийца сердце в прошлом году, когда он наткнулся на позорно плачущего подростка в своей раздевалке. Как это там называется? Кинк? Фетиш?... Ограничивается он тем, что передергивает плечами и почти что сбегает в туалетную комнату. Умываться. Смотреть себе в глаза в слегка замутненное зеркало, разменявшее не первый десяток лет и выглядящее совершенно потрясающе в обрамлении темной деревянной рамы. В зал он возвращается нескоро. Да и то – останавливается, делая вид, что рассматривает коллекцию марок под стеклом, и осторожно косится на столик, за которым сидел. Со стороны кажется, что мужчина что-то увлеченно читает на экране телефона, но Виктор смотрит очень внимательно. Стефан экрана не касается. Не листает. Только смотрит вниз, тяжело опираясь лбом на ладонь. На душе становится как-то пакостно и неправильно. - Стефан, у тебя кофе остыл, - заявляет Виктор, подходя к австрийцу со спины и практически повисая на плечах сидящего мужчины. – Как ты отнесешься к тому, что я его сейчас себе в молоко вылью?... - Молоко, шоколад и кофе? Думаю, я отберу у своего алмазного британца как минимум половину, - через паузу отвечает Стефан. Ухмыляется. И выливает остатки благородного напитка в стакан сам. Виктору снова весело. Происходящее снова кажется правильным. К тому времени, как получившуюся смесь они допивают напополам, Никифоров успевает научить друга еще одному русскому слову. Вкусно.