Невозможно

Утро понедельника ничем не выделялось. Я грелась в ванной под струями горячей воды и с удивлением считала: три дня здесь – четыре недели там. Я все прокручивала в голове лекции и тренировки, тело ноющей болью отзывалось на воспоминания. Подставив руку свету, я разглядывала внушительный лиловый синяк, который украшал правое предплечье. И все-таки странно это: обычно никогда книги не оказывали на меня воздействия настолько сильного, чтобы это могло перенестись в реальность. Я рассеянно провела пальцами по шраму – и все же не все, к счастью, имеет силу в жизни. За завтраком я проверила телефон, на который не обращала внимания последние дни, и не обнаружила ни пропущенных звонков, ни сообщений, хотя Илья обещал давать о себе знать. Я хотела бы остаться дома, но на носу были зачеты. Необходимость отчитываться перед преподавателями и сокурсниками за пятничный прогул вытеснила все ненужное из головы: на время был забыт и приближающийся праздник, и Илья, и черный томик, оставшийся лежать на прикроватной тумбочке. Единственным, кто не выходил из мыслей, был Сол. Стоило появиться хотя бы получасу свободного времени, как забытые мной вопросы снова давали о себе знать. «Что на самом деле скрывается за той историей? Сол – говорящий. Почему меня это волнует, ведь все давно в прошлом? И есть ли вообще о чем размышлять, или я просто хочу найти достойное оправдание низкому проступку? Чего я боюсь – что изменю свое отношение к Солу? А какие у нас с ним отношения?» Каждый новый вопрос влек за собой еще один и еще… Как снежный ком. К концу дня голова у меня раскалывалась, но прыгнуть и найти ответы я не могла – неделя предстояла загруженная. Получив расписание зачетов, я мысленно прокляла все на свете, не поскупившись на самые громкие выражения в адрес деканата. - Как будто у меня других дел нет! Но на самом деле, их не было. Занятия с моими учениками–школьниками были отложены до окончания каникул, а прыжки явно не считались уважительной причиной отлынивать от подготовки. Следующие несколько дней превратились в череду телефонных разговоров с Ильей и родителями, нудных учебных статей и конспектов, натянутых улыбок при разговоре с преподавателями и искренних благодарностей за вожделенные оценки в зачетке. Ближе всего к Солу и остальным я была по утрам, когда выпивала горячий чай, читая главу за главой, которые я уже видела изнутри: дальше ночного задания я не заглядывала, хотя очень хотелось. Двадцать восьмого декабря я приехала на вокзал с тяжелой сумкой наперевес и долго стояла в терминале, выбирая, на чем ехать. В результате был куплен билет на автобус: неудобно, зато быстро. Закинув сумку на верхнюю полку, я откинулась на спинку кресла. За окном кружились снежинки, салон понемногу наполнялся разносортными попутчиками. Впереди меня ждала девятичасовая поездка и затекшие ноги и отвратительное настроение как следствие. Я с лета не видела родителей, но только сейчас полностью осознала, как сильно я соскучилась. Я успела забыть, как ночами мне мешал спать папин храп за стенкой, на который мама каким-то чудом не обращала внимание все двадцать пять лет брака. Я знала немало людей, чьи родители расставались вскоре после рождения ребенка, ну, или позже – к сожалению, слишком часто чувства умирали. Но моих стариков эта участь миновала; я всегда удивлялась, когда мама, как школьница, смущалась из-за внезапного поцелуя: папа тихо подкрадывался к жене и вдруг обвивал руками, наслаждаясь заливистым смехом своей хохотуньи. Я улыбнулась мыслям и всем сердцем пожелала, чтобы наши отношения с Ильей были похожи на те, которые мне посчастливилось наблюдать. Может быть, я слишком рано начинала задумываться о подобном, ведь мы и двух месяцев парой не были, но нельзя же забыть про пять лет дружбы, два года из которых мы прожили под одной крышей! Илья был единственным, с кем я могла представить будущее. Так и видела. Я работаю в школе, а он успешный журналист, мечтающий опубликовать свою рукопись. У нас двое детей, которые доставляют нам в равной степени и счастья, и хлопот. У нас есть квартира, машина и микроволновка, а также куча кредитов, на погашение которых уходит львиная доля дохода. Мы живем размеренной, спокойной жизнью, где есть место и смеху, и слезам. Обычная картина, на которую мое сердце отзывалось с теплотой и трепетом – это казалось идиллией. Двери с выдохом закрылись, и автобус тронулся. Я скучала по дому, но по кое-чему я успела соскучиться не меньше. Из сумочки, лежащей на коленях, я достала книгу, открыла нужную страницу и, наконец, прыгнула. Секундное головокружение, ощущение затягивания, и вот я уже смотрела на спящую Мир. Она сопела, приоткрыв рот, а на подушке красовалось мокрое пятнышко. Я не смогла сдержаться и засмеялась. Но до того, как я перебудила всех в двух смежных комнатах, на меня шикнула Иней: - Тихо, дай им поспать, думаешь, ты лучше выглядишь, когда не контролируешь себя? Я нарочито тихо перевернулась на другой бок и, встретившись взглядом с девушкой, виновато улыбнулась. - Прости. - Не нужно мне твое извинение, просто думай перед тем, как что-то делать. - Тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь? – я приподнялась на локте. – Только если есть что-то, что тебя злит и о чем ты мне не говоришь. Но, судя по всему, злю тебя я, а значит, имею право знать. Как думаешь? - Хватит, Лес! – Иней начала шептать. – Не строй из себя святую невинность. Ты всех одурачила, даже Камень, и тот относится к тебе нормально. Все почему-то забыли, что ты – чужачка, пришла неизвестно откуда и вдруг желаешь стать нам другом. Не выйдет. - Ты мне просто не доверяешь, в этом все дело? Я месяц ломала голову - что же я делаю не так, почему ты такая вредная. Я хоть раз дала повод подозревать меня во всех смертных грехах? - Кажется, ты забываешь, что идет война, и каждый незнакомец – враг. - Так ты считаешь, что я – засланный другим союзом шпион? Я уставилась на Иней не в силах поверить в тот бред, который она наговорила. Наконец у меня была возможность во всем с ней разобраться, но вместо взрослого разговора получила обвинение в военном преступлении. Конечно, я чувствовала, что за «праведным гневом» девушки скрывается что-то другое. - Иней, скажи мне правду, - стараясь выглядеть как можно более безобидно, попросила я. – Мы обе знаем, что все это чушь. Кто-то, а уж я точно не волк в овечьей шкуре. Чтобы доказать это, я бы позвала одного помешанного на Лайтмене человека, который доходчиво (или не очень) объяснил бы тебе, что мое лицо не врет, но я не могу, - я улыбнулась, вспомнив Илью. - Кто такой Лайтмен, и кого бы ты позвала? – с вызовом спросила Иней. – Это маленький поселок, если кого-то знаешь ты, то и я этого человека знать должна. - Не придирайся к словам, ты от темы не уйдешь, - я погрозила пальцем, сама надеясь избежать ответа на вопрос. – Пора во всем разобраться, - я набрала побольше воздуха в легкие и на одном дыхании выпалила. – Это все из-за Сола, да? - Да что ты себе позволяешь? – девушка отреагировала чересчур эмоционально. – Ты ничего не знаешь о нем. Ты ничего не знаешь обо мне. Мы, - она запнулась. - Вы? Есть «вы»? Объясни мне, Иней, я хочу понять. Я подалась вперед и стиснула ее плечо. Девушка зло покосилась на мою руку, но не сбросила ее. - Нет, - тихо начала она. – Нет никаких «нас». Теперь нет, - она вздохнула. – Полгода как мы расстались, но и встречались-то мы недолго, если честно. Удивительно, что меня это до сих пор трогает. Иней рассеянно провела пальцами по лбу и, вздернув подбородок, отвернулась в сторону. Я удовлетворила свое любопытство и больше не собиралась мучить ее расспросами. Мне даже стыдно было за такой натиск. Я убрала руку и опрокинулась на подушку, и вдруг Иней заговорила. - Это ошибка была, наши отношения. На самом деле, их и не было. Мы не виделись почти, а пара ночей не считаются. Знаешь, я к нему и чувств-то особых не испытывала никогда. - А сейчас все изменилось? – осторожно спросила я. - Нет. Сол – просто друг, сосед, одноклассник, сослуживец, теперь и это актуально. – Иней дернула плечом, она все еще смотрела в сторону. – Наверное, меня трогает его беспечность. Тебе все верят, никто в тебе не усомнился, но началось-то все с Сола. Что ты сделала, что он глаз с тебя не сводит? Это на него не похоже. - А какой он? - После того, как все узнали о, - Иней замолчала, подбирая слова, - его проступке, он стал осторожнее, внимательнее, как будто надеялся своим хорошим поведением искупить грехи. Мне казалось, он бы первый тебя за руку схватил и повел в комитет, выяснять, что на самом деле происходит. - Но мы же были там, меня так же, как и всех остальных, регистрировали, - протестовала я. – Разве это не подтверждает мою невиновность? - Наверное, - девушка теребила краешек одеяла. – Но я все равно не могу заставить себя безоговорочно верить тебе. С тобой все не так. Ты – другая. - Это не значит, что я не заслуживаю нормального отношения. - Но доверять я тебе тоже не стану. - Ну и ладно! – я прыснула. – Хорошо, что мы наконец во всем разобрались. Я уткнулась носом в подушку и пролежала так почти два часа, до тех пор, пока Мир не начала просыпаться. Она рассеянно огляделась и, встретившись со мной взглядом, улыбнулась. Из соседней комнаты послышались приглушенные голоса – значит, все проснулись. Я спустила ноги на пол, обулась и постучалась в узкую дверь, соединяющую две комнаты и, услышав отклик, вошла. - Сол, я хочу с тобой поговорить, - не здороваясь, начала я. Парень не ответил мне, потому что раздался характерный звук разблокировки замков, и на пороге появился офицер Здесь. Почти крича, чтобы все могли услышать, он объявил, что через полчаса ждет нас всех, и удалился. После скорых сборов и завтрака, пара солдат сопроводили нас в изученный до мелочей за недели лекций зал. Рассевшись, мы начали ждать офицера. Никто не говорил ни слова. А зачем? - Вчера был проведен практический зачет, - монотонно начал Здесь, как только переступил порог. – Пришло время объявить результаты. Призывник Иней, индивидуальный номер одиннадцать – шесть – один. Вашим заданием было заполучить объект с территории врага. Время выполнения: двадцать три минуты. Засчитано. Я услышала тихий вздох облегчения и повернулась, чтобы увидеть Иней. Когда она заметила мой взгляд, я кивнула, получив в ответ легкую улыбку. А, может, хорошо, что мы поговорили, по крайней мере, пропадет напряжение. Нам не обязательно быть лучшими подругами, но важно не иметь недосказанности. - Призывник Камень, индивидуальный номер одиннадцать – шесть – два, - тем временем продолжал свой монолог офицер. - Вам было необходимо выявить среди союзников врага и обезвредить его. Время выполнения: девять минут. Это новый рекорд, гордись. Конечно, засчитано! Кам вдруг вскочил с места и, вытянувшись по струночке, отсалютировал: - Благодарю, товарищ майор! Разрешите садиться? Я удивленно выпучила на него глаза – никогда еще этот парень так себя не вел с военными. Скорее можно было подумать, что он их всех презирает, и на то были свои причины. Но такое рвение! Это было что-то новенькое, однако официоз Здесь не впечатлил: - Отставить цирк, в столице перед стратой из себя мартышку строить будешь, не тут. Итак, - он заглянул в список, - призывник Мир, индивидуальный номер одиннадцать - шесть – три. Вам было поручено продержать как можно дольше против натиска врага на открытом участке. Время: три минуты. Незачет. Офицер наградил Мир красноречивым взглядом. Я посмотрела на подругу, она, опустив голову, рассматривала свои пальцы. - Вам был дан второй шанс, призывник, - после выдержанной паузы продолжил Здесь. – Вашей задачей было сохранить жизнь как можно большим раненым, находясь под обстрелом врага, - рот офицера растянулся в довольной улыбке, вполне искренней, что было удивительно. – Зачет принят. Вас будут рекомендовать в отделение полевой медицины. Мир чуть слышно засмеялась и сжала кулак – она явно была довольна итогом экзамена. Я вдруг вспомнила наши тренировки: Мир небольшого роста с огромными серыми глазами, не скажешь, что она способна обидеть, но кроссы она сдавала всегда одна их первых, на стрельбище и в борьбе не уступала Иней, а чем-то была даже лучше. Неужели она специально провалила первый тест? Я вгляделась в ее лицо - глаза горели, губы изогнулись в победной ухмылке – она определенно получила то, на что рассчитывала. А я и не догадывалась, что она мечтает о медицине. Хотя я не замечала прежде и навязчивого желания Кама угодить военным. «Надо было шире открывать глаза», - отметила я про себя. - Призывник Солнце, индивидуальный номер одиннадцать – шесть – четыре, вам удалось без оружия и средств зашиты продержаться среди врагов почти полчаса, также вы обезвредили нескольких нападавших. Определенно, зачтено! Я ожидала хоть какой-то реакции от Сола, но остался неподвижно сидеть на стуле и явно не собирался вскакивать с места, подобно Каму. На его лице не дрогнул ни один мускул. - Так, я и сам уже устал зачитывать вам всю эту ерунду, но так полагается, - вздохнул офицер, прикрыв глаза. – Дальше у нас по списку призывник Рубер, индивидуальный номер одиннадцать – шесть – пять. Вы провалили все три попытки сдать зачет. Освободить от службы вас никто не может, но мы можем рекомендовать вас в патруль поселка. Вы можете сейчас же отправляться домой. Все уставились на офицера, словно желая на его лице увидеть подтверждение только что услышанных слов. В лекционный зал вошли двое солдат, за их спинами я заметила высокого худосочного мужчину, его лицо было искажено гримасой отчаяния. Это был отец Рубера – внешнее сходство между ними было поразительным. Солдаты потянули парня за плечи, помогая встать, но он не обращал на прикосновения никакого внимания. Он усталыми глазами смотрел в одну точку перед собой, что-то неразборчиво бормотал и криво улыбался. Кам не скрывал гнева, Иней рассеянно переводила взгляд с Рубера на его отца, Мир притворялась, что ее это не волнует. Я представляла, что творится в их душах: этот дурачок получается то, о чем им и мечтать не приходится – свободу, ему не нужно служить, не нужно умирать, он будет жить в родном доме, и все вокруг будут делать вид, что так и надо. - Это нечестно, - прошептала Иней и тут же повторила громче, с вызовом глядя на Здесь. – Это нечестно! Чем он лучше нас? Я не хочу воевать! Твою мать, этой войне сорок лет, не я ее начала, так почему я обязана платить жизнью за чужие решения? - Отставить, призывник! – холодно осадил ее офицер. – Хочешь быть как он? Устрой себе неудачное повешение, может, повезет, и гипоксия мозга вызовет необратимые последствия. Тогда у тебя будет шанс остаться в нашем милом поселке. Но, знаешь, инвалид никому не нужен, и ты все равно будешь послана на фронт. Или у тебя дедушка председатель страты? В комнате повисло тяжелое молчание, оно давило, заставляя горбиться, опускать голову – только бы не видеть, не слышать. Только бы забыть, что, оказывается, можно избежать смертной казни. Трехминутная речь – и смирение, взращиваемое в душе столько лет, завяло, гнилью отравив душу. - Давайте закончим, - голос офицера в густой тишине прозвучал оглушительно громко. – Призывник Лес, индивидуальный номер одиннадцать – шесть – ноль. Вы смогли точно попасть во все мишени, а также без проблем обезвредили двух засланных шпионов за двадцать минут. Неплохой результат, особенно учитывая ваши неудачи в обучении. Зачет сдан, - Здесь с хлопком бросил бумаги на стол и привычным движением оттянул полу военной куртки. – Теперь вы солдаты. Через тридцать шесть часов вас посадят на поезд до столицы, где вы предстанете перед комиссией, которая решит, на какой фронт отправят вашу группу. А пока у вас есть свободное время, чтобы привести дела в порядок и попрощаться с семьей. Вам выдадут форму и проводят на вход, - офицер широким шагом направился к двери, но у самого порога остановился и, не оборачиваясь, сказал. – Удачи, ребята, надеюсь увидеть вас через три года. Войдя в комнату, я обнаружила аккуратный прямоугольник одежды на кровати, на полу стояли тяжелые ботинки на шнуровке. Я разложила на одеяле прямые брюки, плотную куртку бледно-зеленого цвета и бесформенную светлую майку. Форма несколько отличалась от принятой в поселке. - Почему она другая? – я поинтересовалась у переодевающейся Иней. - Потому что мы едем в столицу, - машинально ответила она и тут же, сощурившись, посмотрела на меня. – Ты и этого не знаешь? - Да ладно тебе, - встряла Мир. Довольная улыбка все еще украшала ее лицо. - И чего ты так радуешься? – проворчала Иней. – Я бы на твоем месте плакала. - Почему? Медицина – это интересно. - И опасно. В твои обязанности будет входить лезть под пули, рисковать шкурой ради человека, которого ты знать не знаешь. Ты согласна на такое? Вместо ответа Мир лишь спокойно посмотрела на девушку, приподняв брови. - Ну конечно, кто если не ты пойдет на такое, - фыркнула Иней. – И чего я спрашивала? - Может, пока мы переодеваемся, вы мне расскажите, почему форма у нас другая и почему Мир сделала предсказуемый выбор? – предложила я, опустившись на кровать. На пороге появился Сол, заставив девушек поспешно прикрыть наполовину обнаженные тела одеялами. Мир возмущенно прыснула, и Сол послушно отвернулся к стене лицом, заверив нас, что не подглядывает. - И какого черта ты вообще сюда завалился, места у себя не хватает? – прошипела Иней. - Да нет, просто услышал, что вы разговариваете, - парень мотнул головой, - точнее объясняете Лес очередные тонкости нашей жизни. Мне интересно. - Интересно смотреть, каким дебилом я себя выставляю, задавая все эти вопросы? Забавное хобби, - заметила я, не пытаясь скрыть сарказм. - Ну, я же тебя нашел. Ты как щенок, - пожал плечами Сол. - Еще лучше, теперь я – собачонка. Наступила неловкая тишина, но я заметила, как трясутся у Иней плечи, вдруг Мир хрюкнула и еще сильнее зажала рот рукой, Сол чуть обернулся, и я смогла разглядеть его улыбку. Что же, это было нелепо, до смешного нелепо, и я решила, лучше досады может быть только смех, и громко засмеялась. Остальные словно ждали моего одобрения и тоже начали хохотать. Мне показалось, что они слишком уж довольны не самой удачной шутке Сола, и поспешила напомнить о себе. - Посмеялись – и хватит. Давайте, поведайте мне все тайны бытия. - У нас большой союз, - начал Сол, - и почти по всем направлениям на фронтах идут сражения. Сейчас не так, как было даже пять лет назад, сейчас спокойнее. - Но оборону все равно держать надо, - продолжила Мир. – В общем, поселки делятся на категории. Вот наш, например, типа «А», это значит, что мы изучаем английский, французский и немецкий языки, и чаще всего группы от нашего поселка отправляют на североевропейский или африканский фронты. - Ого, - выдохнула я. Все было сложнее, чем казалось. – А какие еще типы есть? - «Б», это логично, - подала голос Иней. – Это весь юг и восток, силы оттуда направлены на борьбу с Азиатским союзом. Еще есть «В» - это морская пехота и «Г» - это авиация. - А Американский союз? – поинтересовалась я. - Мы с ними только на африканском континенте сталкиваемся, так что это именно наши потенциальные враги, - уточнила Мир. - А почему ты так обрадовалась назначению в санбат? - Все просто. Мне это нравится, мне подходит лечить людей. - Но как ты можешь быть уверена? Ты проходила какие-то курсы? - Нет. Но, знаешь, это не единственная причина. Если я выживу, то, вернувшись домой, буду работать военврачом. Посмотри на отца Рубера, его все уважают. И даже если я буду всего лишь бегать по мелким поручениям для него, я буду жить намного лучше других. - То есть это все ради возможной выгоды? – спросила я удивленно. Вместо Мир ответила Иней: - Конечно. Никто не станет сюсюкаться, но если уж ты выживешь, то лучше поиметь с этого ада хоть что-то. Почему, ты думаешь, Кам вдруг такой образцовый стал? Рассчитывает, что дослужится до лучших слоев нашего общества Ее слова были хлесткими и едкими, но это имело смысл. Я обвела взглядом своих собеседников и поняла, что они все такие. Я думала, они смирились или тихо страдают. Но нет, они придумывают, как обогатиться за счет призыва. Что это, оптимизм и дальновидность – «я вернусь и заживу, как человек» - или это злость – «я рискую жизнью за вас, и если вы мне не платите, я заставлю вас это делать»? Мир встала, отвлекая меня от рассуждений, и заправила майку за широкий пояс брюк. - Я пойду, - нараспев проговорила она. - Куда? – нахмурив брови, спросила Иней. - Туда. Мир провела руками по светлому ежику на голове и осторожно шагнула за дверь, соединяющую смежные комнаты. За стеной послышали голоса: высокий и тихий девушки и низкий грудной Кама. Иней довольно хмыкнула и, переведя взгляд с меня на Сола, громко объявила: - Ладно, я – домой, хочу провести со своими стариками побольше времени. До завтра, солдаты. Она встала, театрально отдала честь и бодрым шагом вышла в коридор. Оставшись с Солом наедине, я вдруг почувствовала неуместное смущение. Он все еще стоял, отвернувшись от меня. Я закончила переодеваться, не отрывая глаз от его спины. Я села на кровать и поджала ноги. - О чем ты хотела поговорить? – спросил Сол. – Утром. - Хм, - моей недавней убежденности о уместности разговора о прошлом Сола заметно поубавилось. – Это подождет. Как думаешь, у них может что-нибудь получиться? Парень повернулся и проследил за моим взглядом. - У Мир и Кама? Да у них уже все получилось, - он пожал плечами. - Разве? Мне казалось, все наоборот. Сол медленным шагом приблизился к койкам и, замерев на секунду, сел напротив меня. - Я не люблю сплетничать, - глядя исподлобья, прошептал он. - Я и не прошу. Мы смотрели друг на друга и молчали. Я разволновалась еще сильнее. Мысли прыгали от возмущения собственной реакцией до внезапного любования его глазами. Теплые. Вот так бы сидела вечно – спокойно на душе, какая-то уверенность появилась, чувство защищенности. Сердцебиение унялось, ладони перестали потеть, и я облегченно выдохнула – мне было хорошо. Вдруг в груди что-то екнуло, и воспоминание об Илье вернуло меня с небес на землю. Я резко отвела взгляд и, раздосадованная, поняла, что улыбалась. «Так нельзя!» - отругала я себя. - Сегодня только ты никак не отреагировал на то, что Рубера не отправляют служить, - я решила прервать затянувшуюся тишину. - Я знал, что так будет, - заметив мой интерес, он продолжил. – А по-другому и быть не могло. Отец его очень любит и жалеет, он бы не допустил, чтобы сына отправили на верную смерть. У нас хоть шансы есть, да и неплохие, если честно. - Неплохие? - Да, а вот послали бы нас на восточный фронт, тут было бы печальнее. Сол вдруг хлопнул себя по коленям и встал с кровати. Он протянул руку и сжал мои пальцы. Его тепло волнами расплылось по коже. Сердце щемяще дрогнуло, пропустило ход и забилось чаще. Если парень и обратил внимание на мое участившееся дыхание, то не подал виду. - Пошли со мной. - Куда? - сорвавшимся голосом спросила я, хотя уже вскочила на ноги и сделала шаг, следуя за ним. - У нас есть тридцать шесть часов свободного времени, а тебе, как я понимаю, деваться некуда. Пойдем, посмотришь на нашу жизнь изнутри. На выходе из центра нас направили в комитет, где нам объяснили, во сколько сбор, какие вещи брать с собой, а также пригрозили нешуточным наказанием за неявку. Сол вел меня тем же путем, каким мы пришли тогда на регистрацию. Небольшие домики, пыльные дороги, женщины, занимающиеся огородом, мужчины, небольшими группами идущие на работу. Все то же, но только теперь это не казалось таким пугающе-удручающим, как в первый день. Тишину нарушали только мягкие звуки шагов, спокойные переговоры и беспечный детский смех. Прохладные объятия утреннего воздуха заставили застегнуть верхнюю куртку. Я подняла глаза к золотисто-розовому небу и подставила лицо ласковым лучам солнца. Кое-где в тени на травинках еще блестели капельки росы, из подступающего со всех сторон столетнего леса были слышны приветственные птичьи трели. Я глубоко вздохнула, прикрыв глаза, и почувствовала запах опилок и меда, как будто с детства знакомый. Поселок казался таким спокойным, почти мифическая тихая гавань, если забыть про военный строй, расхаживающих туда – обратно патрульных и невозможность полностью управлять своими жизнями. Сол все шел вперед, не выпуская моей руки, пока не остановился около одноэтажного домика с покосившейся дверью, такого же, как и все остальные вокруг. - Я здесь живу, - без предисловия объявил он. Я еще раз взглянула на дом, он казался пустым. - А твоя семья? - Отец на работе. Он – патрульный, - Сол поджал губы. – Как видишь, не все военные успешны по жизни. - А мама? Братья, сестры? - Сестра… Была. Ее шесть лет назад призвали, но она не вернулась. После похоронки мама заболела, ей стало тяжело двигаться и работать. Мы с отцом за ней ухаживаем. Сол рассказывал все это, как будто говорил о школьном прошлом, и голос его ни разу не сорвался. Я всматривалась в его лицо, надеясь разглядеть, что на самом деле скрывается за маской безразличия, но не видела ничего. Я чувствовала, что ему больно, и хотела бы что-нибудь сказать, дать понять, что я сочувствую, но все слова казались неподходящими и грубыми. Я сделала шаг ближе, схватила его лицо ладонями и заставила посмотреть на меня. Я видела его узкие зрачки и еле заметно подрагивающие веки, и сердце мучительно сжималось. Привстав на цыпочки, я крепко обняла парня. - Солнце, это ты? – раздался хриплый женский голос за спиной. Я поспешила отдернуть руки и, быстро краснея, повернулась к говорящей. На пороге дома стояла невысокая женщина со спутавшимися пшеничными волосами. Ее взгляд беспорядочно бегал, не задерживаясь ни на чем. Она придерживалась рукой за косяк двери, но все равно опасно покачивалась. Сол в два шага подлетел к матери и крепко обхватил ее за плечи. - Здравствуйте, - я подошла к женщине и протянула руку для приветствия. – Меня зовут Лес. - Ее тоже призвали, мам, - добавил Сол. – У нас свободный день, и я решил пригласить ее к нам. - Лес, у тебя красивое имя, - женщина расплылась в улыбке и уставилась куда-то мимо меня невидящими глазами. – Думаю, личико у тебя тоже хорошенькое, Солнце редко кого приглашает в гости. Пойдемте, я вас завтраком накормлю. Женщина резво зашагала по темному короткому коридору, ведомая сыном. Она все время касалась пальцами стены. - Сюда, - командовала она. Мы оказались в небольшой комнате. Обстановка не блистала дороговизной, зато здесь было чисто и аккуратно. В дальнем углу теснились узкий холодильник, пожелтевший от времени, газовая плита на две конфорки и несколько высоких ящиков, на которых мостились тарелки, кружки, миски. Под окном, единственным в стене, стоял массивный стол на деревянных ножках и три табурета около него. На остальном, не занятом «кухней» месте, были диван, широкий шкаф, заставленный неизвестными мне книгами, и беспорядочно заваленная мелкими вещичками тумба. По периметру потолка тянулась флуоресцентная лента. Сол усадил мать на диван, а сам наполнил чайник в раковине и поставил его на огонь. Из среднего ящичка парень достал три большие кружки, прозрачный пакетик с засушенными травами и баночку меда. Через десять минут я уже сидела на табурете, обхватив горячую чашку, от которой поднимался густой ароматный пар. Сол опустил на стол миску с домашними булочками. Он помог маме пересесть к столу и сам опустился рядом. - Я так люблю его чай, - подмигнула мне женщина. – Никто так больше не готовит. Ты прости меня, мне сложно общаться, когда я не вижу человека. Я бросила на Сола быстрый взгляд. Вот ведь я, почему она меня не видит? - У мамы в последнее время зрение сильно упало. - А, может, к врачу сходить? – предложила я. Сол хмыкнул, а мама его сипло рассмеялась. - Да кому я нужна? Я же не работник, только обуза, - она отмахнулась. – Ничего, недолго мне осталось, и так проживу. - Зачем вы так говорите? – воскликнула я, снова устремила на Сола любопытный взгляд. – Вы же молодая еще, вам жить и жить! - Нет, девочка, меня там дочка ждет. Услышав ответ матери, Сол крепко сжал в руках чашку, аж костяшки пальцев побелели, и встал из-за стола. Он вылил чай в раковину и, ни на кого не смотря, сказал: - Я сейчас помогу маме, а потом к тебе вернусь. Когда Сол с матерью скрылись за дверью, я допила чай, заев его пресным хлебом. Мое внимание привлекал книжный шкаф. Я встала и осмотрелась, как будто меня могли осудить за интерес. На полках красовались учебники и различные пособия. И ни одного романа или сборника рассказов. На кое-каких книгах с обратной стороны обложки на меня смотрели лица: все, как один, мужчины средних лет в военной форме с непроницаемым взглядом. И ни одного автора прошлого, ни одного знакомого мне классика. Преподаватель литературы во мне раздосадовано поник – как же так, неужели некому привить детям чувство прекрасного, умение восторгаться окружающим миром! Я сложила руки на груди, опустилась на диван и стала ждать возвращения Сола. Он не появился через двадцать минут и через сорок. Когда прошел почти час, пустая стена напротив диван вдруг замигала. Я потерла глаза, надеясь, что мне просто кажется, но видение не пропало. В центре стены выделился широкий прямоугольник, загоревшись ярко-синим цветом. Раздался протяжный писк, и на экране появилось лицо женщины с гладко зачесанными волосами. Поставленным голосом она назвала дату, температуру во всех районах союза и начала зачитывать новостные сводки. Это был телевизор! Вот такой невидимый, абсолютно плоский телевизор. Я встала и протянула руку, ожидая прикоснуться к привычной гладкой поверхности, но вместо этого пальцы прошли сквозь дрожащее изображение и уткнулись в стену. Я взглянула вверх и увидела тонкий длинный излучатель, из него и «лилось» изображение. - Хорошо, на западном фронте сейчас тихо, - голос Сола заставил меня вздрогнуть. – Может, нас туда отправят. - Как мама? – спросила я. - Спит. Прости, что так долго. - Это, - я ткнула в телевизор, - очень круто. Дорого такая штука стоит? - Проигрыватели в каждом доме есть. Это средство оповещения. - А фильмы не крутят? - Документальные съемки иногда, - Сол пожал плечами. - А какая твоя любимая книга? – перейдя к стеллажу, поинтересовалась я. - Я не очень люблю учебники, я – не Рубер, - ответил парень, скупо улыбаясь. - Это так грустно. Я снова села на диван и уставилась на дикторшу. Ее губы размеренно двигались, выпуская обезличенные слова – поток сухой информации. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, она никак не выдала своих истинных эмоций, словно она робот, а не женщина. Через несколько минут передача закончилась, и экран погас. - Почему грустно? – спросил Сол, садясь рядом. - Ты никогда не смотрел фильмы, не читал книги. Я бы не смогла так жить! - Но ты живешь так. Парень бросил на меня взгляд из-под бровей. Я беззвучно выругалась: «Вот кто меня за язык тянул? Нашла время и место впадать в творческую меланхолию. Здесь война! Сорокалетняя война! Людям явно не до Шекспира или Монро!» - Да, живу, - я робко улыбнулась. - Но порой хочется иного, понимаешь? К моему удивлению, Сол уверенно кивнул и, направившись к выходу, велел его подождать. Он вернулся через пару минут вместе с девочкой не старше двенадцати. - Это Май, я попросил ее присмотреть за мамой, пока мы с тобой по делам отлучимся. - Отлучимся? Я рассеянно переспросила, наблюдая за Май, которая уверенным шагом прошла на кухоньку и снова зажгла огонь под чайником. Я была уверена, что ее уже не раз просили сидеть с немощной женщиной. Сол выудил откуда-то небольшой тряпичный рюкзак и наполнил его парой буханок серого хлеба, объемной бутылкой с водой, туда же отправились два тонких пледы, фонарики и, к моему удивлению, ножи. - Я собираюсь дать тебе иное. Я никогда прежде не видела Сола таким… полным жизни. Его глаза горели, губы растянулись в довольной улыбке. Помню, когда я была маленькой, то чувствовала такое же воодушевление, когда делились с другом великой тайной о секретном шалаше. Не задавая вопросов, я вышла вслед за парнем из дома. На улице заметно распогодилось, солнце сияло в зените, ослепляя яркостью. Мы вышли из поселка, прошли через поле, на котором я впервые увидела Сола, и вошли в лес. Здесь пахло еловыми иголками и грибами. Приходилось пригибаться или высоко задирать колени, пробираясь сквозь бурелом. Мышцы начали болеть и ныть. Я оборачивалась, но не видела больше заветного просвета в листве – мы ушли далеко от поселка. Треск и шорох листвы почему-то приносили не умиротворение, а беспокойство. Память услужливо подкидывала картинки диких зверей и, что пугало больше, различных насекомых, которые наверняка были не прочь подкрепиться кровью. - Может, скажешь, куда мы идем? – спросила я, когда мы остановились перевести дух и выпить воды. - Не могу, иначе будет неинтересно. - Не замечала за тобой тяги делать сюрпризы, - скептически отозвалась я. Его взгляд был красноречивее любых слов. Мы пробирались по лесу еще почти два часа, пока парень наконец не объявил, что мы почти добрались до места. Я завертела головой по сторонам, но по-прежнему видела лишь кусты и деревья, деревья и кусты. Сол пошел вперед и через несколько шагов, обернувшись, махнул рукой и улыбнулся. Когда я его догнала, он взял меня за руку. Последние несколько метров парень шел медленно, словно растягивая удовольствие. «Какое-то садо-мазохическое удовольствие», - невесело усмехнулась я. Но как только растительность поредела, открывая новый вид, возмущение в мгновение исчезло. Я смотрела на… город. Самый обыкновенный город – с многоэтажками, перемежающимися с частными домиками, асфальтированной дорогой, билбордами и даже машинами! Только все это было старым, жутко старым. Домики стояли без крыш с увитыми плющом стенами. Деревья, не молодая поросль, а настоящие мощные деревья, росли прямо из бетона. Стальные скелеты машин брюхом лежали на дороге, уже давным-давно из средства передвижения став домом для мелких лесных зверьков. В городе–призраке не было небоскребов, это был самый обычный районный городишко. Был – когда-то в прошлом веке. Прах, пыль, покореженные рамы – все это было удивительно интересно и пугающе болезненно одновременно. - Что это? – спустя несколько минут только и смогла выдохнуть я. - Когда началась война, пришел приказ от страты покинуть большие города, потому что они были легкой мишенью, даже здесь, в глуби союза. - Но поселок же всего в нескольких километрах? – наконец выйдя из ступора, воскликнула я. - В том-то и суть. Всем точно известно, что люди покинули города, и где их будут искать в последнюю очередь? Конечно, не здесь. Вокруг города есть еще четыре поселка, таких же, как наш. Я, конечно, не стратег, но это впечатляет, - Сол упер руки в бока и улыбнулся. - Да, это… интересное решение. Но все равно рискованно, разве нет? И давно город заброшен? - Переселение началось в первые пять лет войны, вот и считай, уже, наверное, больше тридцати лет. - И зачем мы сюда пришли? - Это сюрприз. Сол игриво вскинул брови, высунув кончик языка, и расплылся в довольной улыбке. Я от удивления округлила глаза – этот парень точно не тот, с кем я общалась последние несколько недель. Я послушно поплелась за парнем в редкий лес, выросший прямо на главной улице провинциального городка. Мое сознание отказывалось воспринимать то, что я видела, не сравнивая это с тем, что я знала с детства. Этот город легко мог оказаться моим родным: тут я выросла, здесь играла после школы, сюда ходила за «ролтоном» тайком от мамы, а здесь я разбила коленку на свой пятый день рождения. Воспоминания мелькали и смешивались со скелетами, возвышающимися надо мной безмолвными каркасами зданий. - На перекрестке свернем и окажемся на месте, - объявил Сол. Вдруг он замер, приложив палец к губам, и прислушался. Неосознанно я повторила за ним: отключила остальные чувства, сосредоточив все внимание на слухе. Ничего, тишина, только ветер шелестит кронами деревьев да камушки хрустят. Стоп! Камушки хрустят? Но мы же стоим, откуда шум? Я посмотрела на Сола. Он тихо переступая с пятки на носок, подошел к углу здания, бывшего когда-то магазином, судя по завалившейся вывеске, чтобы осмотреть часть улицы, скрытой от глаз. После секундной заминки он резко отпрянул и жестом велел мне бежать. - Что там? – громко, чтобы он мог услышать, спросила я. Сол смачно выругался и пулей рванул ко мне. За его спиной рюкзак дергался из стороны в сторону. Не глядя, он запустил руку в боковой карман и извлек оттуда ножи. В последний миг, перед тем, как он на бегу вложил оружие мне в руку и потянул за рукав куртки, я заметила мчащихся на нас четырех то ли собак, то ли волков. Настала моя очередь ругаться. Проклиная свою неосторожность и глупость, я напрягла мышцы ног и сорвалась с места за Солом. К сожалению, я успела отметить, что движемся мы, подгоняемые бешеным лаем, не в ту сторону, в которую планировал парень. Псы настигали нас быстрее, чем мы убегали. Впервые я поблагодарила наших офицеров за изматывающие тренировки и многокилометровые кроссы – без них я была бы съедена в первые же секунды. Вдруг Сол резко сменил направление, заскочив в длинный узкий проезд между домами. Я всем сердцем надеялась, что он уже не раз бывал здесь и знает все входы и выходы. Я обернулась и увидела, что двое хищников последовали за нами задворок, а остальные продолжили бежать вперед. «Не к добру это, ох, не к добру», - пульсировало в ушах. На полпути я заметила мелькнувшие черные тени впереди и запаниковала: нас окружили! Деваться некуда, мышцы ноют, а легкие горят, разрываются изнутри – я больше не могла бежать. К горлу подступила тошнота, глаза затянула пелена непрошенных слез. Я уже была готова сдаться, позволить клыкам и страху разорвать мою плоть, когда Сол остановился, схватил меня за плечи и толкнул в темноту. Послышался металлический скрежет, и я словно оказалась в коконе: глухая тишина, разрываемая со свистом вырывающимися изо рта хрипами, успокаивала. Я почувствовала себя в безопасности, как вдруг грохот обрушился на мое убежище – когти царапали дверь под аккомпанемент рычания и лая. - Сол? – я испугалась за друга, шагнула вперед и протянула руку, надеясь найти его рядом. - Я тут, тут, - он нащупал в темноте мои пальцы и притянул к себе. - Еле ноги унесли, - уткнувшись в пропитанную потом куртку, выдохнула я. - Ага, вот так повезло нарваться на диких собак. - Умные еще какие, с двух сторон пошли. Если бы не эта дверь… А где мы? – я отстранилась и осмотрелась, но тщетно. Сол зашуршал тканевыми подкладками рюкзака, и через мгновение неожиданно яркий луч света ударил по глазам. Я рефлекторно подняла руку, защищая глаза, и велела сейчас же перестать меня слепить. Я включила второй фонарик. Мы были в небольшом квадратном помещении. Тяжелая металлическая дверь, открывающаяся наружу, все еще сдерживала псов. Под ногами лежал ковер опавших и занесенных ветром сухих листьев. Они хрустели и рассыпались от малейшего прикосновения. Эта комнатка выглядела менее мертвой, по сравнению с руинами за ее пределами. Сол толкнул еще одну дверь, такую же неприступную с виду, как и первая, и поманил меня за собой. Я, решив доверять ему во всем, пошла следом. Мы оказались в длинном пустом коридоре, где пахло плесенью и затхлостью. Помимо множества рубильников на стенах здесь была только узкая лестница, ведущая куда-то наверх. Сол уверенно шагал к ней. Не медля ни секунды, он покрепче схватился за проржавевшие перекладины и полез все выше и выше. На втором этаже везде были выбиты стекла из окон с решетками. На полу валялись покрытые мхом и мелкими травинками камни, поломанные вещи, в которых угадывались стол, кресло, даже картина – какой-то пейзаж. Ходить здесь было сложно – ноги то и дело подворачивались на острых скользких обломках. Сол все так же не обращал внимания на обстановку и уверенным шагом шел к двойным дверям в дальнем конце зала. Это оказался выход на лестницу. Окон там не было, и мы снова включили фонарики. - Смотри, осторожно, тут кое-где обвалы, можно упасть, - предупредил парень. Мы миновали третий этаж и, когда оказались на площадке четвертого, Сол толкнул двери и торжественно объявил: - С гордостью представляю – иное! Я неуверенно шагнула, оставив парня позади. Здесь было темно, почти так же, как и на лестнице. Белый свет фонаря вырывал из объятий тьмы отдельные предметы, но общая картина никак не складывалась. Я определенно точно поняла одно: здесь не было ничего лишнего, никакого мусора под ногами. Сол оставил меня стоять у дверей, а сам прошел вглубь зала, погремел чем-то, и вдруг все озарил дневной свет. Проморгавшись, я смогла осмотреться. По периметру и большим незаконченным прямоугольником в центре стояли стеллажи и тумбы, кое-где на стенах сохранились обои, я заметила несколько выцветших, пузырящихся фотографий в рамах и пару картин. Почти на каждом стеллаже красовалась литая табличка, исписанная мелким шрифтом. У стены под окнами теснились небольшие диванчики. Это был музей! Сложно было себя в этом убедить, но сомнения с молниеносной скоростью рассеивались. Но даже не это было самым странным. Зал был… ухоженным. Это, наверное, единственное место во всем городе-призраке, защищенное жалюзи и крепкими дверьми, куда природа не смогла проникнуть. - Откуда ты знаешь про это место? – задыхаясь от волнения, пролепетала я. - Когда похоронка на сестру пришла, каждый справлялся, как мог. Папа погрузился в работу, мама заболела, а я сбегал. И вот как-то раз забрел в город. Вообще, его избегают, да и нельзя здесь быть, если честно, - Сол облокотился на спинку одного из диванчиков. – Мне здесь понравилось – самое оно для пацана. А потом я как-то на собак нарвался, вот как мы сегодня, ну и рванул от них. Правда, я думал, что к лесу бегу, а на самом деле, мчался в противоположную сторону. Я уже практически выбился из сил, когда это здание увидел, оно крепким казалось, да еще и надежная дверь. Я испытал удачу, и мне повезло. Я забежал в коридор, в темноте нащупал лестницу и поднимался все выше и выше, пока не оказался здесь. Сначала этот зал такой же, как и те три внизу, был: обломки, камни, пыль, стекла, трава и мох повсюду. Постепенно я привел все в порядок. - Невероятно! За время рассказа я все ближе подходила к Солу. Теперь, когда он закончил говорить, я была на расстоянии вытянутой руки. - Спасибо, что привел меня сюда. Здесь, - у меня чуть было не вырвалось «как дома», но я вовремя спохватилась, - так интересно. - Да ты еще ничего не видела! Парень заходил вокруг экспонатов, рассказывая, как долго он все собирал, какие книги ему нравятся, и что после всех лет, проведенных здесь, он стал поклонником никогда не виденного им двадцатого века. - Это исторический музей, - он продолжил свой рассказ. – Пару лет назад мне удалось расспросить одну старушку, она застала еще довоенные времена, представляешь? От нее я узнал много интересного о городе и музее. Здесь были экспозиции, посвященные различным временным периодам, и только для двадцатого века отвели целый этаж! Сол пружинящей походкой перебегал от стеллажа к стеллажу. Он был полон жизни, его обычная непроницаемость и суровость куда-то улетучились – передо мной был веселый мальчик, интересующийся искусством и историей. Я не могла не улыбаться, глядя на него, ощущая все возрастающее желание его обнять, подарить ему что-то личное и получить такой же подарок взамен. Мне так хотелось быть рядом. Но он все убегал, спешил рассказать что-то еще, погруженный в свой волшебный мир, на невидимой машине времени перелетая из года в год. Когда Сол закончил свою импровизированную экскурсию, мы опустились на диванчик; он был такой маленький, что мы сидели почти вплотную друг к другу. Мне нравилось ощущать его тепло кожей. Сол достал воду и хлеб: - Царский ужин, - театрально объявил он. Изобразив благодарственный поклон, я взяла свою порцию и начала размеренно жевать. Теперь, когда первые впечатления улеглись, ко мне снова вернулся былой интерес, только вот я ответов боялась. Собравшись с силами, я прикрыла глаза и, не давая себе передумать, задала первый вопрос: - Почему ты стал говорящим? Сол перестал жевать и громко сглотнул, отложив в сторону кусок хлеба. Он весь поник и снова запечатался в теле угрюмого мыслителя. - Тебе все рассказали, да? – тихо спросил он, взрослый мужчина, отправляющийся на войну, от прежнего озорного мальчишки не осталось и следа. - Не ругайся на них, это я попросила. Прости, - я опустила голову, почувствовав невыносимую печаль. – Не стоило мне начинать этот разговор. - Не стоило, - отрезал Сол. – Но я все равно отвечу. За это платили, должны были, во всяком случае. Это случилось сразу после смерти Веры. - Веры? - Так мою сестру звали. Я знал, что должен что-то сделать для семьи, и сотрудничество с военными казалось наилучшим вариантом. Я пошел к отцу Рубера, он меня и познакомил с главой поселка. Что было дальше, ты знаешь. - Тебе тяжело было? - Я соврал, - голос Сола звучал холодно, – когда я сказал, что стал убегать после похоронки. Это началось после того, как все узнали о том, что я говорящий. Мне места не было ни дома, ни в школе, ни даже на улице – везде встречали осуждающим взглядом, а порой, что еще хуже, меня жалели, говорили, что понимают. Ничего они не понимали, черт возьми! - Прости, - шепнула я снова. Сол вдруг схватил мое лицо и приблизил к своему. Я смотрела в его глаза и миллионный раз ощущала себя в безопасности. Несмотря на морщинки, собравшиеся в уголках глаз, и раздувающиеся от гнева ноздри, Сол был моим якорем, той тростинкой, которая давала надежду. И вновь в ответ на мои собственные мысли был навязчивый шепот: «Так нельзя, нельзя!» - А ты сюда кого-то еще водил? – скорее чтобы заглушить внутренние причитания, чем разбавить напряженную паузу, спросила я. - Нет, ты первая, - спокойно ответил Сол и отпустил мой подбородок. - Что твое любимое? Сол внимательно на меня посмотрел, замер на секунду, и вдруг передо мной снова появился веселый парнишка с горящими глазами. Я не могла не восхищаться его силой воли и самообладанием – вот так просто он управляет настроением! Парень встал с дивана (мое тело мгновенно обдало холодом), вытащил тоненькую книжечку из общей стопки и сел обратно. - Вот. Он аккуратно переворачивал хрупкие листы, пока на нас не посмотрел юноша с непослушной светлой шевелюрой и приятной полуулыбкой. - Да это же Есенин! – воскликнула я, не в силах сдержать эмоций. - Ты его знаешь? – удивился Сол. - Это мой любимый поэт. Я закончила фразу еще до того, как поняла, что сказала нечто, чего говорить не следовало. - Кто ты, Лес? Не устану спрашивать. - Не обещаю, что ты получишь ответ, - я вздохнула и снова перевела тему. – Прочитай мне твое любимое стихотворение. И Сол прочитал. Так чувственно, проникновенно. Он то повышал голос, то понижал, слова то плавным потоком текли из его рта, то срывались рублеными репликами. Я закрыла глаза и позволила звукам его голоса нести меня по волнам истории, описанной когда-то давным–давно рязанским пареньком. - Хочешь, покажу кое-что удивительное, - заговорщицки прошептал Сол, отложив сборник в сторону. Я кивнула, и Сол снова вскочил с места, вдруг подав мне руку. Я последовала за ним. Парень достал из одного из стеллажей ящик. Дерево с неброскими резными деталями, откидная крышка, ручка на боку. Сол примостил устройство на подоконнике, щелкнул замочками – и перед моими глазами предстало ничто иное, как патефон. Гладкий диск под пластинку, фигурная медная ручка, тоненькая игла. Я никогда не видела ничего подобного. Это было изобретение искусства, редкость, само время. Поймав мой восхищенный взгляд, Сол снова отлучился и вернулся с несколькими пластинками в руках. - Они по десятилетиям разделены. Эта моя любимая. Он бережно освободил виниловую пластинку от бумажной упаковки, на которой красовалась надпись «Шестидесятые года двадцатого столетия». Сол завел ручку и осторожно опустил иголку. Раздались шум и потрескивание. Я все удивлялась, как спустя двести лет эта штука может работать! И тут я услышала первые аккорды, еле различимые из-за качества звука. Потом послышался тягучий женский голос, такой знакомый. Слова складывались в знакомые строки куплета. Я покачивалась в такт песне, отбивая ритм ногой и тихо подпевая себе под нос. - Можно вас пригласить? – вскинув бровь, глубоким голосом спросил Сол. Я сделала шаг ближе и опустила руки парню на плечи. Сол провел ладонью по моей шее, ниже по спине в крепко обнял меня за талию. Мы медленно переминались с ноги на ногу. Я чувствовала его присутствие всей кожей, тая в его руках, теряясь в теплых глазах. Тусклые закатные лучи лились сквозь открытое окно, причудливо очерчивая нос и губы Сола, заставляя кожу отливать золотым в полумраке. Вечерний ветерок прохладой пробегал по коже, но только я не была уверена, что это он – причина мурашек и дрожи, сковавших мышцы. Песня все играла и играла, мы придвигались все ближе и ближе. Сердце трепыхалось выброшенной на берег рыбкой, грозясь и вовсе замереть. Шипение и треск, последние заунывные ноты – и конец. Наступила тишина, а мы все продолжали раскачиваться в такт беззвучной музыке. Когда мы очнулись от внезапного наваждения, на улице уже стемнело и заметно похолодало. - Нельзя идти в лес на ночь глядя, - сказал Сол. – Можем лечь на диванах, пледы я взял. - А это не опасно? - Нет, - парень ласково улыбнулся, - я же рядом. Сол начал стелить пледы на два стоящих друг за другом дивана, но я его остановила, предложив сдвинуть их вместе. - Так будет теплее, - невинно хлопая ресницами, пояснила я. Сол сдавленно хмыкнул, но диваны мы все-таки сдвинули. Мы не спали той ночью. Мы просто лежали, даже не разговаривали. Я стиснула под одеялом ладонь парня и задумчиво перебирала пальцами, иногда поворачивалась к нему и с приятным удивлением отмечала, что он тоже не спит, и глаза его блестят в свете луны. - Спасибо, - перед самым рассветом шепнула я. Когда небо начало розоветь на востоке, Сол повел меня на крышу. Это был первый рассвет, который я встретила над городом, пусть и мертвым. Это были, наверное, самые по-настоящему счастливые пятнадцать минут в моей жизни. Рождение нового дня. И не было несчастий, не было боли и невзгод; сейчас и здесь было лишь чудо, волшебство и надежда. Мы вернулись в поселок еще до начала рабочей смены. Сол поблагодарил девочку Май и проведал мать. Мы позавтракали и стали ждать положенного часа. После обеда в дверь постучали патрульные. - Призывник Солнце, - мужчина заметил меня, переминающуюся с ноги на ногу в конце коридора, - и Лес, вам нужно проследовать на железнодорожную станцию. Время отбытия перенесено на два часа раньше. Сол наскоро попрощался с матерью, написал записку отцу, и мы пошли за поселок. Эта дорога показалась мне самой быстрой – километр мы преодолели как будто за секунды, хотя так хотелось оттянуть момент отправления. На станции уже были Иней и Кам, держащий в своих огромных объятиях Мир. Встретившись с девушкой взглядом, я улыбнулась, и она смущенно опустила глаза. На платформе стояли офицеры Здесь и Буран. Они помогли нам разместиться и пожелали удачи. Когда пневматические двери поезда захлопнулись, навсегда отделив нас от этого места, из одного из купе вышел высокий худощавый молодой мужчина в бледно-зеленой форме. - Добрый день, солдаты, меня зовут Шторм, просто имя, без звания, не люблю весь этот пафос, - его тонкие губы растянулись в улыбке. – Я ваш координатор из столицы. Следующие две недели мы с вами будем просто не разлей вода. Правда, чудесно? Итак, а теперь занимайте свои места, дорога предстоит долгая. Я взяла из рук координатора билет со всей нужной информацией и вдруг почувствовала приступ тошноты, голова закружилась, и перед глазами все замелькало. Видимо, меня пошатнуло в сторону, потому что чьи-то руки придержали меня за плечи. - Ты в порядке? Лес, ты слышишь меня? «Девушка, девушка, вы меня слышите? Конечная!» Миры вдруг смешались: пожилой водитель рядом с Солом, Иней в потрепанном салоне автобуса; звук шумного придыхания и суматоха вокзала. - Девушка, просыпайтесь! – кто-то теребит меня за плечо. «Лес, Лес! Проклятье. Очнись!» - Девушка! – водитель, потерявший последние крупицы терпения, изо всех сил затряс меня, возвращая в реальность. – Приехали, выходите! - Простите, сейчас. Я несколько раз повторила свои извинения, недоумевая, почему день оказался таким долгим. «Надо вернуться как можно скорее», - твердо решила я, но вдруг зазвонил мобильный телефон. Не смотря на экран, я ответила. - Привет, доченька, мы уже на вокзале, когда твой автобус подходит? – раздался из динамика родной мамин голос.