Невозможно

Я подходила к родительской машине, когда из нее выскочила мама и кинулась меня обнимать. - Как же я по тебе скучала! – со слезами в голосе шептала она. - Мам, - я пыталась тактично высвободиться из ее цепких объятий, - ну что ты, меня всего пару месяцев дома не было. Мам, ты меня задушишь. - Не мучай дочку, - папа приоткрыл дверцу и строго пригрозил жене. – Поехали домой, будем праздновать возвращение блудного дитя! Всю дорогу соскучившиеся родители забрасывали меня вопросами, не давая мне времени отвечать. Оно и к лучшему – моя голова была забита совсем не тем, чем надо. За окном сменяли друг друга знакомые с детства виды, взгляд ни на чем не задерживался – я смотрела, но не видела, полностью погруженная в воспоминания. Когда машина остановилась около подъезда, усилием воли мне удалось вернуть себя в реальность и начать наконец отвечать на многочисленные вопросы. Сама не пойму почему, но я умолчала об изменениях между мной и Ильей. Я хотела рассказать маме, даже рот открыла, но вдруг словно преграда выросла, не давая сказать и слова. Я поспешно улыбнулась и спросила, не нужно ли купить чего к праздничному столу. Мама было заверила меня, что все уже куплено, как вдруг вспомнила, что хлеба нет. Мне вручили полтинник и совсем как в детстве велели скорее возвращаться и быть аккуратной на улице. Я засмеялась и вприпрыжку спустилась с лестницы. Почему-то было странно. Я вдруг осознала, что это больше не мой дом, это место, где я выросла, здесь всегда будет мое прошлое, но сердце теперь живет аж за шестьсот километров отсюда. Я шла, рассматривая лица случайных прохожих, исписанные уличными художниками стены, и все никак не могла привыкнуть к спокойному равнодушию – сердце не замирало в приступе ностальгии каждую минуту, когда на меня, словно лавина, обрушивалось очередное приятное детское воспоминание. Мне пришлось отстоять приличную очередь в супермаркете, прижимая к себе несчастный батон. Вдруг кто-то коснулся моей руки. Я обернулась и столкнулась с улыбающимся Евгением Ивановичем. Я засмеялась и, обняв его, поздоровалась. - Ну, как у тебя дела? – спросил он. - Хорошо, даже очень хорошо, - с чистым сердцем заверила я своего бывшего тренера. – А вы как? - Да все так же, - мужчина пожал плечами. – Батут, дом, еда, футбол… Слушай, может, раз уж ты здесь, придешь на тренировку, скоро начнется последняя в этом году? – Евгений Иванович подмигнул и шутливо пихнул меня. Мне даже раздумывать не пришлось – я так давно не прыгала, что, не успев до конца услышать вопрос, уже начала кивать так, что голова грозилась сорваться с плеч. На выходе из магазина мы с тренером расстались. Он напомнил, что ждет меня, и поспешил в зал. Я заскочила домой, оставила буханку на столе и шустро переоделась в старый спортивный костюм, я из него выросла и штаны были немного коротковаты, но это было не важно, ведь я спешила на батут. На ходу крикнув родителям, куда я ухожу, я захлопнула за собой дверь. Я почти бежала, желая скорее очутиться в зале, и снова чувствовала себя пятнадцатилетней девчонкой. Не так уж много времени с тех пор прошло, но мне казалось будто минула целая жизнь. В старом спортивном зале собралась разношерстная толпа: от второклашек в ярких спортивках до моих ровесников, с непроницаемыми лицами отрабатывающих сложные трюки. Завидев меня, Евгений Иванович расплылся в улыбке и жестом позвал залезать на батут. - А это одна из моих первых учениц, - представил меня тренер, и я смутилась под внимательными взглядами учеников нынешних. – Может, покажешь класс? - Ой, нет, вы что, я сто лет не прыгала! – запротестовала я. - Не верьте ей, ребята, - подмигнул мужчина, - она с первого дня так летала, что у всех ноги подкашивались! Евгений Иванович бросил на меня недвусмысленный взгляд, давая понять, что отлично помнит, как я сбила Илью. Я ухмыльнулась. - Ну ладно, гулять – так гулять! – я сняла верхнюю куртку и отбросила ее в сторону. – Если упаду, разрешаю всем громко смеяться. Дети освободили мне батут и расселись по периметру. Я сделал первый неуверенный прыжок и даже растерялась в первый момент – так непривычно все было после такого долгого перерыва. Но я быстро вошла в раж: тело само вспомнило, как нужно двигаться – и вот я уже летала, крутясь, сгибаясь, присаживаясь. Мне было хорошо. Но до поры до времени. Я слышала, как дверь со стуком захлопнулась и кто-то вошел в зал. «Опоздал на последнюю тренировку года», - подумала я. А потом услышала знакомый голос. - Пап, я ключи дома забыл, дай мне свои. Это был Илья. Тело вдруг обмякло – я очень неуклюже приземлилась на материю, коленки подогнулись, и я упала. Я быстро поднялась и огляделась, надеясь, что мне показалось. Может, здесь не все так молоды, как я решила с первого взгляда? Может, это сын какого-нибудь тренера, ведь Илья не может быть здесь, он в Молдавии, в командировке, он там очень занят, мы даже не разговаривали толком последнюю неделю. Но мои надежды были пустыми и бесполезными – в другом конце зала стоял Илья. Мой Илья. И он даже не смотрел в мою сторону, его совсем не интересовало, что происходит на батуте – зачем ему все эти дети? - Иди сюда, - позвал его Евгений Иванович, - смотри, кого я нашел на улице. Наша дорогая Саша! Лицо парня в мгновение вытянулось: рот приоткрылся, и брови поползли вверх, он озирался по сторонам, как загнанный в ловушку зверек. Когда мы встретились взглядом, он лишь моргал, не говоря ни слова: ни оправдывался, ни извинялся, ни поражался тому, что я здесь делаю. Вообще ничего. Я не могла понять, что происходит. Я чувствовала себя обманутой и преданной. Я спустилась с батута и прошла мимо пораженного тренера. - Ну, привет, - холодно сказал я. – Очень напряженная у тебя поездка. - Саш, я все объясню… - Что ты объяснишь? Почему ты не сказал правду? Я не понимаю, Илья? – я слышала свой становящийся все громче голос словно со стороны. – Зачем? - Давай в другом месте поговорим, - Илья косился на невольных свидетелей нашей ссоры. Я понимала, что он прав. Поэтому молча развернулась и прошла в раздевалку, где остались мои верхние вещи. На улице как будто похолодало на десяток градусов. Ветер с завываниями норовил пробраться под куртку и заморозить кровь. У меня под ногами словно земля разверзлась, и теперь я падала в бесконечную темноту, не в силах спастись. Илья стоял рядом со мной и после того, как схлопотал звонкую пощечину, стоило нам выйти из зала, не говорил ни слова. Внутри у меня все клокотало от ярости, несколько раз я раскрывала рот, чтобы начать разговор, но не могла. Я боялась услышать ложь. Снова. Но гнев мой вызывал не обман, нет, я просто не понимала, зачем вообще был нужен этот цирк. - Давай так, - наконец заговорила я, - ты сказал, что можешь все объяснить. Объясняй, только не лги. Не важно, как сильно меня может ранить правда, все равно говори. - Прости, - понурив голову, глухо начал парень. – Я не знаю, что сказать… - Все с самого начала, - отрезала я. – Тебя вообще посылали в командировку? - Нет. Когда я просила его рассказать обо всем, я понимала, что мне будет больно, но я не ожидала, что одно короткое слово может быть больнее кинжала в сердце. Словно раскаленными щипцами сжали мои легкие, я судорожно вздохнула. - Ты с самого начала был здесь? - Да. - Что ты здесь делал? - Я нашел работу, и она намного лучше той, что у меня там. - Там наш дом! - Только не для меня. И еще одно острие вонзилось в искалеченное сердце, заставив вздрогнуть от одурманивающей боли. - Зачем ты уехал? Нам же было хорошо, так ведь? - Я, - Илья запнулся и замолчал. – Прости меня, Саш, но я не люблю тебя. Мне было невыносимо смотреть на него, но я не могла отвести взгляда, надеясь на его лице увидеть… Что? Признаки того, что он лжет? Как же я хотела, чтобы это оказалось ложью! Чтобы весь сегодняшний день был лишь ночным кошмаром! Я тихо молилась, чтобы проснуться, но реальность не развеивалась, и я все так же безнадежно падала в пропасть, искалеченная, с множеством кровоточащих ран, нанесенных жестокими словами человека, которого я люблю. - И ты решил вот так мне это сказать? – срываясь, прошипела я. - Я не мог иначе! – взвыл Илья. – Я не вижу в тебе любимую девушку, но ты все еще мой лучший друг, мне тяжело смотреть на твою боль. - Больно делаешь ты мне сейчас! – вдруг завизжала я. – Неужели ты думаешь, что не легче было бы просто сесть и все обсудить? Помучился бы в моей компании еще месяц, а потом бы мы разобрались во всем! - Думаешь, так было бы правильнее? А мне вот кажется, что у нашей проблемы нет правильных решений. - Черт, Илья, это ты начал! Я была год в тебя влюблена, но это не мешало нашей дружбе. Это ты все испортил! - Год? – вдруг тихо переспросил парень. - Ты только это услышал? Я орала, и горло саднило. Прохожие оборачивались на нас и мерили осуждающими взглядами, прицыкивая языками. Мне вдруг стало жарко. Я поспешно расстегнула молнию куртки, подставив разгоряченное тренировкой и ссорой тело порывам зимнего ветра. - Прости меня, прости миллион раз, - Илья шагнул ко мне и стиснул мои плечи. – Я знаю, что не заслуживаю прощения, знаю, что достоин ненависти, но я не мог, просто не мог по-другому. Может, когда-нибудь ты сможешь меня простить, Саш, но сейчас я не могу дать тебе ничего, кроме дружбы. И никогда не смогу. Ты сама просила правду. Но знай кое-что, потерять тебя – это последнее, чего я хочу, ты – часть моей жизни, и мне очень жаль, что наши желания не совпали. Я правда старался. Я молча слушала его монолог, отмечая, что перестаю злиться. Нет, мне все еще было больно и плохо, но - хоть я и ругала себя за это - мне нравилось, что он держал меня, говорил, низко склоняя голову, и его дыхание, смешиваясь с морозным воздухом, ласкало кожу. Я подняла на Илью опухшие глаза. Он перенес руки с плеч и стиснул мое лицо, наклонился, и его губы коснулись моих. Он еще никогда меня так не целовал – нежно, заботливо. Мне почудилось в этом поцелуе сожаление, все то, что нельзя было сказать словами. Наконец, Илья отстранился, заглянул мне в глаза и быстро пошел прочь, не прощаясь. Наши два месяца рая закончились. Я поплелась домой, медленно переставляя ноги. Из меня как будто вышли все силы. Я все шла и шла, прокручивая в голове разговор, все еще ощущая на губах последний поцелуй. Придя домой, я подошла к маме, нарезающей салаты, чмокнула ее в щеку и, стараясь не выдать своих истинных чувств, сказала: - Мамуль, мне так жаль, но мне позвонили из деканата, сказали, что экзамены перенесли на первые числа. Я не смогу остаться на праздники, мне нужно срочно ехать домой, ведь у меня всего три дня вместо двух недель, чтобы все повторить. Мне не хотелось врать родителям и тем более не хотелось видеть их расстроенными, но я не могла остаться с ними, иначе мне бы пришлось изображать веселье, шутить, обмениваться любезностями и поздравлениями. Притворяться, что все хорошо, я не могла. Мне было нужно время, чтобы всласть настрадаться, чтобы устроить траур по несбывшимся мечтам. Не поддаваясь на горячие убеждения, я села на автобус тем же вечером. Я все думала, каким прекрасным казался этот день: в обоих мирах все было прекрасно, или почти прекрасно: там - война, а здесь – снегопад. Когда автобус тронулся, я достала книжку – сейчас было самое время сбежать, но я не смогла. Я уставилась на аккуратные строчки и понимала, что прыгнуть сейчас – похоже на предательство. Я не хотела предавать себя, Илью, пусть он так низко со мной обошелся. Не хотела предавать Сола, ведь он не просто статуя, за которой можно спрятаться от надвигающихся сложностей, он – личность, человек, друг. «Сол бы тебя не предал», - вдруг мелькнуло в голове. Я отругала себя за такое сравнение, захлопнула книжку и спрятала ее на дно сумки. Следующая неделя практически выпала из моей жизни. Я только спала и плакала. Иногда, правда, случались приступы истерики: я стаскивала с кровати подушку и кричала в нее до тех пор, пока голос не садился, а потом я сворачивалась клубочком на полу, дрожа от холода, но все равно не вставая, чтобы закрыть окно. Я не отвечала на звонки, не открывала дверь, если в квартиру звонили, я даже не включала свет всю неделю. Мне казалось, что я умираю, увядаю, как цветок без воды. Меня словно все сильнее прижимало к полу, как будто невидимая сила желала похоронить меня в паркете, сровнять с гладкой поверхностью, заставить исчезнуть. И это силой была я сама. Однажды утром я проснулась от ярких лучей солнца, пробивающихся сквозь оконное стекло. Я сладко потянулась и поднялась с пола, растирая затекшее тело: я размяла шею, потрясла руками и ногами, прогнула спину. Суставы хрустели, и этот звук казался таким настоящим, возвращающим к жизни. Это сравнение вдруг показалось нелепым, и я рассмеялась, и звуки смеха прогнали старуху-тоску. Нет, вся моя печаль не исчезла в одночасье, просто я вдруг поняла, что раны больше не кровоточат, они начали затягиваться - а значит, жить буду. Январь и половина февраля показались мне почти адом – экзамен за экзаменом. Но не только сессия была причиной моего гнетущего состояния. У меня был долгий разговор с мамой, мне пришлось выкручиваться и врать (снова), почему я пропала из жизни на целых девять дней. Мама беспокоилась, папа ругался, а я краснела и чувствовала себя жутко виноватой перед своими стариками. Единственный, кого я продолжала игнорировать, был Илья. Как бы мне хотелось с ним поговорить, может, попытаться вернуть все на круги своя, я не могла заставить себя взять трубку, если на экране высвечивалось его имя. Я сидела, сжимая корпус телефона, всматривалась в знакомые цифры, и резкая мелодия звонка била по ушам. За исключением этих пяти минут в день, когда злость и отчаяние комом подкатывали к горлу, жизнь моя стала такой, как прежде. Или почти такой. Я редко выходила на улицу, только по необходимости, остальное время читала учебники, зубрила и учила, я не разрешала себя развлекаться. Было во всем этом что-то удручающее – я как будто сама пыталась усугубить свои страдания. Разумом я понимала, что мое поведение ненормально, это отрицание, а так проблемы не решить, но ничего не меняла. Наоборот. Я достала из сумки томик «Последнего лета Солнца» и положила на кухонный стол. Множество раз за день глаз цеплялся за знакомую черную обложку, но мне никогда не хватало сил открыть нужную страницу и сделать то, о чем я видела сны – прыгнуть. - Ты избегаешь возможности убежать. Это уже клиника, - бубнила я каждый раз, заходя на кухню. Когда последний экзамен был наконец сдан, я вышла из здания института, распрощалась с однокурсниками, пожелав им хороших каникул, и вдруг замерла. Опять идти домой не хотелось – рутина приелась. Я оглядела счастливых и не очень студентов, вслушалась в их оживленные разговоры и ощутила укол ревности – почему они могут жить, а я увязла на одном месте? Надо двигаться дальше: конец отношений – не конец света. Я поспешно отмахнулась от грустных мыслей, ведь потеряла я не только возлюбленного, а лучшего друга. Я шумно втянула ртом морозный воздух и дала себе время до конца выдоха решить, что делать дальше. Мое решение было далеко не оригинальным и весьма предсказуемым – я поехала в кино. Спустя несколько часов я стояла у входной двери, тихо проклинала домоуправление и в полной темноте на ощупь пыталась достать ключи из сумки, не выронив при этом из пакетов обновки, которые я купила в торговом центре, поддавшись минутному искушению. Когда мои попытки вставить ключ в замочную скважину увенчались успехом, я обнаружила, что дверь не заперта. Теперь я ругала себя за рассеянность и надеялась, что из квартиры ничего не вынесли. Но оказалось все наоборот – кое-что добавилось. Точнее, кое-кто. На диване сидел Илья, в пол-оборота повернувшись ко мне. Не знаю, сколько времени он так просидел, но на нем все еще были куртка и ботинки, снег с которых растаял, образовав маленькую лужицу под ногами. Сложно было сразу сказать, что выражало его лицо – нечто среднее между испугом и беспокойством. - Что ты здесь делаешь? – спросила я охрипшим голосом. - Это пока еще моя квартира, помнишь? Пристыженная, я опустила глаза. Ну конечно, это должно было рано или поздно случиться. Я не могу жить в квартире, которая мне не принадлежит, а раз уж все наши отношения с Ильей разорваны, то я должна уходить. Я вдруг начала судорожно прикидывать, сколько стоит снимать квартиру и сколько денег я делаю в месяц на репетиторстве. Результат вычислений заставил меня лишь сильнее понурить голову. Я разжала пальцы, и пакеты рухнули на пол. Решив, что жестоко заставлять его выгонять меня, я сама заговорила: - Хорошо, я съеду, не волнуйся. Только прошу, дай мне неделю, чтобы я могла найти новое место. Но вместо признательности я получила строгий взгляд. - Я не собираюсь тебя выставлять, дурочка, - голос Ильи звучал неожиданно мягко.- Живи сколько надо, только теперь вся квартплата на тебя, - он криво усмехнулся. – Я вообще-то приехал поговорил, ты же упорно не отвечаешь на мои звонки. - Ты проехал шесть километров только чтобы поговорить? – я удивленно вскинула бровь. – Тогда мне жаль, что нам не о чем разговаривать. Выгнать его я не могла, поэтому медленно стянула пальто и, громко цокая каблуками, прошла на кухню. Взгляд в тысячный раз зацепился за тонкую книжку на столе, и я поспешила отвернуться, уставившись на свое отражение в темном окне. За спиной послышались неуверенные шаги. - Прости меня, Саш. - Тебе не надоело извиняться? – грубо бросила я. - Нет, - я видела в отражении, что Илья покачал головой. – Я буду долго извиняться, но ты не можешь вечно обижаться на меня за то, что наши чувства не сошлись. Я резко обернулась, потрясенная его словами. - Что ты хочешь этим сказать? - Мы в первую очередь друзья, и это вообще не подлежит обсуждению. Не могут два месяца перечеркнуть года. Мы попытались… изменить наши отношения, но не получилось. - Это у тебя не получилось, у меня все отлично было. И не смей обвинять меня в том, что я так реагирую на наше… что? Возвращение к заводским настройкам? Я вдруг поняла, что подошла к Илье вплотную и тычу пальцем ему в грудь. Я поспешно отдернула руку и снова отошла от него. - Я просто говорю, что не хочу терять тебя. Просто имей ввиду. Малдер без Скалли* не может… Илья еще несколько минут стоял, а я молчала, отвернувшись от него. Мне всегда нравились его сравнения, он их к месту и не к месту вставлял, такой дурачок. Мой дурачок. Может быть, и правда пара месяцев ничего не значат? Долгое время у меня были к нему только дружеские отношения, наверное, так и должно продолжаться. Я хотела сказать другу о своих мыслях, но не могла – слишком рано, пока еще слишком больно. Илья прокашлялся и сказал, что уезжает. - Но на дворе ночь уже! – запротестовала я. - Я еще успею на ночной поезд, - он пожал плечами. – Мне завтра на работу. - Первый раз? - Нет, я уже неделю работаю. Я сожалела, что пропустила тот момент, когда друг вышел на новую работу, что не слышала его ярких, эмоциональных рассказов о первых впечатлениях. - Тогда хорошей дороги, - вздохнула я. - Спасибо, ваше высочество, - Илья наигранно поклонился. - Болван! – смех вырвался у меня раньше, чем я успела это осознать. Воодушевленный моим ответом, парень обнял меня. Не так как раньше, не стискивая меня, а легко, осторожно, словно боялся спугнуть и снова отдалить от себя. Я глубоко вдохнула знакомый запах и искренне попыталась задушить подступающие к глазам слезы. «Просто друг, он просто друг», - повторяла я до тех пор, пока Илья не убрал рук и, чуть улыбнувшись, ушел из квартиры. Я, не глядя, опустилась на стул и замерла в ожидании боли разбитого сердца. Но ничего не происходило. Я глубоко вздохнула и даже захныкала, вызывая рыдания, но они не шли. Я прикоснулась рукой к груди и ощутила ровное биение сердца. Неужели вот так просто все мои раны зажили? Видимо, да… Я тихонько прыснула – вот так просто. Я обернулась и взяла в руки книжку. Я так хочу прыгнуть туда и, наконец, это больше не кажется предательством. _______________ * - Отсылка к сериалу "Секретные материалы" (1993 - 2002)