Тайфун начинается с капли

Кого-то при рождении награждают талантом. Некоторым достаётся необъяснимое, порой просто пуленепробиваемое ослиное упорство. Во мне оно не было замечено ранее (зачётка в зубах перед экзаменаторами не считается, студент в состоянии экзаменационного экстаза способен на всё), но с успехом проявлялось здесь. "Научи говорить простые фразы!" Я рисковал, но всё равно повторял и повторял свою просьбу. Когда основные расспросы дельфин закончил, интерес ко мне заметно поугас, но выгонять меня не спешили. А я тем и воспользовался. Хотя акулы под потолком (вновь приплыли, поскольку разговор тет-а-тет был закончен) немного щекотали нервы. На очередную просьбу синий уяснил, что простым игнором меня не прошибёшь и, прожурчав что-то на своём дельфиньем, требовательно на меня посмотрел. Впрочем, я знал, что от меня хотят. Неумелая трескотня от меня (при том ещё и немного стеснительная - я ведь слишком мало издавал таких звуков, да и потом, кто знает, что я там наговорю) его не удовлетворила, мне показали на выход и посоветовали для начала потренировать голос. Это было спокойными размеренными жестами, но когда я уже покидал его жилище, могу поклясться, что эта тварь хихикнула. Ничего-ничего, когда-то я узнаю, что наговорил... Ясное дело, что тренироваться мне всё равно придётся. А для этого, пожалуй, стоит выбрать местечко... попустее, дабы не смущать никого своими лингвистическими потугами. Всё это время, пока поднимались, Шекс даже не пытался меня обогнать. А ведь странно - хвостатый никогда не упускал такого шанса, чтобы показать мне, дельфиньему увальню, как правильно рассекать океан. Пару раз оглянулся и оба раза акулёнок был на месте. Просто плыл так спокойно, делая осторожные движения хвостом. И я ведь почти поверил в то, что он просто решил в этот раз не гоняться и быть паинькой. И хвост-то его как раз и выдал: слишком уж осторожные взмахи, как будто крадётся. Я мало смотрел передач про рыб и не увлекался в целом передачами о животных, но то, что изредка в телевизионной программе перепадало мне на эту тему, помнил хорошо. Акулёнок крался. И было бы даже мило, не смотри он так на мою тушку, обёрнутую к его персоне слабозащищённым хвостом. А ведь правда: на спине шипы какие-то, спереди я могу дать отпор руками, да ещё и зубами вроде как добавить. Но хвост, пусть он и сильный, так и остаётся покрыт простой чешуёй, которую, как помнится, он уже прокусил однажды. Я нервно взмахнул плавником посильнее, ускоряя плыв, что-то слегка замутнило воду - еле видно, но достаточно для того, чтобы заметить. Серые глаза акулёнка немного расширились, а прорези ноздрей едва заметно трепетнули. Всё вдруг стало на свои места. И я, слабо ранее замеченный в откровенной храбрости, с твёрдым намерением развернулся в воде, хватая акулу за плечи. Будь он не моим знакомым, так просто бы не дался, я ведь медленнее двигаюсь в воде, чем он. Но Шекс доверял мне, поэтому позволил себя поймать, сделав таким образом почти беззащитным. Сдавлю руки - сломаю ему плечи. Может и не сломаю, но сделаю очень больно. Как хотелось заговорить прямо сейчас... Был бы потрясающий эффект, но законы здешнего мира не позволяют мне применять киношных сцен, так что после длительного взгляда глаза в глаза я разжал руки, начав уверенно говорить жестами. "Ты следишь за моей кровью. Ты хочешь на меня напасть? Хочешь съесть?" Шекс начал сперва жесты медленно, словно такими неуверенными движениями спрашивая у меня разрешение к разговору. "Я не хочу тебя убивать. Я друг. Я просто смотрю. И ощущаю кровь. Просто ощущаю. Я ничего не хочу" Что поделать - я и так знал, что акулёнок жевать прямо сейчас меня не собирается, что хочет мне доверять и чтобы я, как биологически более сильный вид, доверял ему и ничего ненароком не сломал. Похвальное желание, что ж. Но пока он мелкий хищник а-ля пиранья, тут и мне надо держать ухо востро. Хотя какие там уши, у меня же теперь это, на висках вообще кожа гладкая. Жабры внизу, перепонки там всякие вообще на спине, где уши должны быть - тишь да гладь. Подозреваю, что слуховую функцию тут всё же волосы выполняют: уж больно подозрительно они на звук реагируют. Синий снисходительно позволил обращаться к нему за вопросами, поэтому я отплывал от города в твёрдой уверенности: туда я заплыву ещё не раз, и тем более в тот самый центр, в сердце этого дикарского стойбища. Палаток только что не хватает. Может, я попал в этот мир с миссией продвинуть их цивилизацию на шаг вперёд? С другой стороны, толкать прогресс своими методами, по человеческим меркам, вычитанным и давно забытым из курса истории за пятый класс, тут не выйдет. Как минимум, огонь не изобретёшь. И никакого электричества (это и хорошо, потому что с лабораторной по физике на тему электричества я помню лишь болезненную жилку тока, соединившую меня с розеткой... а больше, кроме больнице, ничего не помню), и еду тут толком не приготовишь. Резон что-то пытаться сложить в тарелку, если от первого взмаха моего же хвоста всё нарезанное разлетится по всей кухне? Вода - это вам не воздух, тут всё куда плотнее соприкасается. Далеко я уплывать не стал. Только рассчитал так, чтобы легко было увидеть каменные пирамидки дельфинов - это точно было хорошим ориентиром. Рядом со мной пышно росли и даже приятно пахли водоросли, в них прятались и играли разноцветные рыбки. Этот хвостато-чешуйчато-растительный пейзаж успел приесться, но маленькая новизна в нём пока радовала глаз. Я даже картинно прокашлялся, взирая на своих будущих невольных слушателей. К счастью, дельфинов тут близко не было видно, они сновали где-то в черте города и чуть за её пределами. Шекс как раз, забыв о том, что у меня хвост поранен и его так манит запах крови, бросился догонять рыбок. Те смекнули, что к чему, и начали шустро закапываться в песок. Невзирая на разогнанных слушателей, я начал выводить свои трели. Со стороны, возможно, это и наталкивало на мысль, что тут завелась сбрендившая канарейка, или обожравшийся экстази в разгар брачного периода попугай. Акулёнок пару раз косо глянул, но охота его волновала больше, чем мой сомнительный дебют. Но и меня не останавливало отсутствие восхищённой (или морально уничтоженной этим скрипом) публики. Знай себе, продолжаю выделываться, наверстываю упущенное в своей безмолвной речи с акулами. У Шекса, например, довольно простые фразы, и это в начале очень нравилось, потому как переводить было легко. Потом, когда речь дошла почти до автоматизма, начал уставать от её скудности, которой под силу заставить Пушкина застрелится без помощи Дантеса. Язык дельфинов, такой переливчатый и скорый, привлёк меня уже хотя бы идеей развлечь себя, изучая что-то новое. Так я не скоро заметил акулёнка, подплывшего ко мне с видом побитой собаки. Он ещё что-то жестикулировал, но после своей речи я не сразу настроился на то, чтобы различать жесты и разделять их на слова. Понял чуть, когда он начал свою фразу заново. "Неприятно, не нравится, помоги!"