Ты моё безумие

      Уилсон был возмущен до глубины души. В мире не хватило бы виски, чтобы унять ярость в его груди. Злость затопила его полностью, и наемнику пришлось пару раз ударить по столу до его треска, чтобы эмоции не выплеснулись на Питера.       — Как это мы не назовём нашу дочь Леей?! Ты хоть понимаешь, какое для меня это имеет значение, а? — он скрестил руки на груди.       Паркера эта сценка не впечатлила. Он продолжил пить чай, поглаживая живот и разглядывая новые трещины на столе. Только когда Уэйд умолк, он ответил:       — Потому что это несерьёзно. Я согласился назвать нашего первенца Люком, но дочь мы назовём Терезой. Точка.       — Ну Питер! Это ведь…       — Никаких «это ведь», Уилсон, — раздражённо бросил парень. Ему иногда казалось, что Уэйд тоже ребёнок. — Вот какие у тебя первые ассоциации с принцессой Леей. Правильно! Девушка в золотом бикини. Я бы не хотел, чтобы наша дочь вызывала подобные картинки в голове у других извращенцев.       Мужчина насупился, выпятив нижнюю губу. Питер как всегда был прав. Это бесило даже Жёлтого и Белого. В этот момент они подкидывали ему новые идейки, но все почему-то оказались именами порноактрис. Однако мысль, что какой-то парень будет трогать его дочь, ему не прельщала. Он уже мысленно стал выбирать дробовики, из которых будет отстреливать её парней.       Человек-Паук заметил, что наемник в голове уже построил какие-то лишь ему понятные логические цепочки. Это его не порадовало. Но прежде, чем он успел что-то сказать, Уилсон закричал на всю кухню:       — Да вообще охуели! Глаза им повыдавливать! Раздевать Терри взглядом да ещё и так нагло! — его мечтания явно зашли слишком далеко. Однако Питер улыбнулся от милого сокращения имени ещё нерождённой дочери.       — Успокойся, милый, никто на неё не смотрит, кроме тебя, — парень взял его ладонь и положил на округлившийся живот, поглаживая покрытую шрамами кожу. — Видишь, она в полной безопасности.       — Но я всё равно буду звать её принцессой, — буркнул Уилсон, тут же расплываясь в мечтательной улыбке.       — Хорошо, мой король.