Festina lente

      Зенигата нервно барабанил пальцами по подлокотнику кресла и дымил сигаретой, зажатой между зубов. Последние несколько дней погода щедро одаривала дождями, а интуиция инспектора не давала расслабиться на отдыхе. Впервые за полтора года это специфическое ощущение, прозванное инспектором «чуйкой», проснулось и особо активно точило изнутри.       За окном сверкнула молния и следом сильно громыхнуло. Бубнящий телевизор моргнул монитором и продолжил вещать. Начались восьмичасовые новости. Зенигата моргнул и прислушался: кроме старых кинофильмов новости занимали лидирующее место в интересах инспектора Зенигаты. Миловидная дикторша зачитала местные сводки, международные новости, курсы валют и сообщила об ухудшении погоды в ближайшие сутки.       Вроде бы не было поводов для беспокойства, кроме штормового предупреждения, но чуйка упорно сверлила. Выключив телевизор, Зенигата вытянул длинные ноги и, мусоля сигарету в зубах, сосредоточился на своих мыслях. Люпен. Люпен где-то сидит в своей норе и что-то затевает. Иначе это бы чувство не проснулось так неожиданно. Зенигата затушил бычок в стеклянной пепельнице, на гранях которой играл свет уличных фонарей, и накрылся пледом. Инспектор решил дождаться, когда циклон немного смягчится и наведаться в токийское отделение Интерпола, узнать, не появлялись ли где-нибудь следы Люпена.       До конца отпуска оставалось двенадцать дней, но отдыхать инспектор уже не мог.

***

      Одна из стен небольшой комнаты была почти вся завешана большими кусками ватмана. Схемы приборов, планировки зданий, географическое построение улиц, подземные коммуникации. Белое пространство плотной бумаги было расчерчено черным маркером вдоль и поперек.       Люпен включил ноутбук и загрузил информацию для ознакомления Джигену.       — «Армагест Фарм»? — прочел Джиген и почесал подбородок. — Вроде как фармацевтическая компания, довольно крупная. Позарился на деньги, собранные с лекарств?       — Если бы с лекарств. Поле деятельности Армагеста куда шире, чем выпуск таблеток, — Люпен заклацал по клавиатуре, выводя на монитор следующую страницу. — Компанией управляет совет директоров и они по обоюдной договоренности закрывают глаза на закулисную деятельность Армагеста.       — Например?       — Ну, производство наркотиков. Или биологического оружия, если тебе нужна причина помасштабнее.       — А ничего, что оно под запретом?       Лицо Люпена помрачнело и он, недобро хмыкнув, перелистнул страницу:       — Кого это и когда интересовало? К тому же о массовом использовании речь и не ведется.       Джиген подпер ладонью щеку и вздохнул. Без сигареты было тяжко, а курить Люпен запретил — соседка снизу имеет очень острый нюх и железные нервы.       — Не понимаю, почему ты всегда лезешь в такие «масштабные» и вредные для здоровья авантюры.       — Да ладно тебе, Джиген-чан! — Люпен пихнул локтем своего друга в бок и задорно подмигнул, — никто же не будет на тебе вирусы испытывать.       Обнадежив этим приятеля, Люпен закрыл ноутбук. День заканчивался, а остальной состав команды еще не прибыл. Великий вор, конечно, мог провернуть намечавшееся ограбление за компанию с напарником, но если заглянуть за нишу самоуверенности, то стоит признать, что при полной команде этот план становится более выполнимым.       Отвернувшись к стене и укрывшись покрывалом до самых бровей, на диване спал Джиген. Люпен же вернулся к прибору, который он собирал до прихода Джигена. В воздухе тянуло канифолью, запах которой вытягивался в приоткрытое окно. Из портативного радио доносились мелодии джаза и Люпен, запаивая очередную деталь, качал в такт головой музыке.       Ближе к полуночи пришел Гоэмон. Тихим стуком в дверь оповестил о своем прибытии, неслышным шагом проник в квартиру. Люпен, встретив товарища, слегка улыбнулся, отмечая его внешний вид. Вместо привычного кимоно — джинсы и куртка с капюшоном. Меч спрятан в длинный тубус, а через плечо перекинута сумка.       Самурай несколько секунд смотрел на довольно улыбающегося Люпена, осознавая ситуацию.       — Кажется, однажды я уже просил тебя не писать мне от женского имени, Люпен, — недовольно бросил Гоэмон, снимая куртку.       — Извиняй, извиняй! — не переставая улыбаться, Люпен виновато пожал плечами и гостеприимно взял куртку, чтобы повесить на вешалку рядом с пальто Джигена. — Как парижская погодка? Немного сыровато для весны.       — Ничего особенного.       — А мне вот не нравится, нога начинает беспокоить*. Ну, проходи в комнату, располагайся. А я чаю принесу, — Люпен скрылся за дверью.       Молодой человек занял стул у окна и аккуратно поставил рядом свои вещи. Город мерцал огнями и, несмотря на то, что это далеко не центр, в этих оранжево-желтых фонарях был свой шарм.       — Я весьма рад, что ты присоединился к моему плану, — Люпен вернулся с двумя дымящимися кружками и, оставив их на столе, уселся в свое кресло. — Джиген заглянул чуть ранее.       Гоэмон взглянул на диван, откуда доносилось громкое сопение, и только кивнул.       — Мы ждём Фуджико?       — Вроде того, — горячий чай обжигал горло, но вместе с тем было чертовски комфортно: промозглая весенняя ночь за стенами квартиры, в которой теплый плед и теплое питье. — Все равно начнем действовать после выходных.       На радио заиграла новая мелодия и Люпен, дотянувшись до него, прибавил громкость. Подперев подбородок ладонью, он прислушался к песне и мечтательно улыбнулся. Джиген на диване недовольно буркнул и накрылся одеялом с головой.       — Откуда у тебя тут японская радиоволна? — поинтересовался Гоэмон, отставив пустую кружку.       — О, было бы время, а настройки подкрутить плёвое дело.       — Ясно.       Люпен снова обратился в слух. Пальцами свободной руки он легонько постукивал по столу в такт песне. От удовольствия даже прикрыл глаза и совсем забыл про недопитый и остывающий чай.       — Какая прекрасная песня! Голос очень похож на Фуджико.       — Это она и поёт, — сообщил Гоэмон, доливая себе горячей воды в чашку. — В составе какого-то ансамбля записала песню. Давно уже. Под псевдонимом, конечно.       Песня закончилась, и дремота подобралась ближе, смыкая веки и клоня голову. Однако Люпен встряхнулся и повернулся к приятелю:       — Я там кресло разобрал, можешь идти спать, если хочешь. Гоэмон кивнул, подобрал свои вещи и поднялся со стула.       Выключено радио и выключен торшер. Комната слилась с ночью, которая давно уже царствовала в Париже. Люпен, засыпая, решил, что однажды попросит Фуджико спеть эту песню. Ему лично.