***
— Сеструх, го в цу-е-фа? Меня грубо толкнули в плечо, отчего я чуть не выронила книгу и раздражённо зашипела: — А го мы просто помолчим? — Ну бли-и-н… Тась, ты что, поменяешь любимого брата на какую-то книгу с закорючками? Учебник по японскому для маленьких детей был нагло вырван из моих рук, и вместо сказки, записанной хираганой, передо мной возникло лицо мелкого, который смотрел на меня полными надежды глазами. — Любимого — нет. Но я его что-то здесь не вижу, — задумчиво хмыкнула я, смотря по сторонам в вагоне. — Ну Тася! — прогнусавил брат, дергая меня за рукав. Люди недовольно косились на нас, а некоторые вообще пересаживались чуть ли не на другой конец вагона и явно ненавидели сильнее утра понедельника. И я их понимаю: едешь ты такой на работу или в школу, мысленно готовишься к худшему, а тут два каких-то подозрительных придурка орут на весь поезд что-то на непонятном языке. — Блин, ладно. Только захлопнись, и так все на нас смотрят, — недовольно фыркнула я, убирая книгу в сумку. Сначала мы начали играть в цу-е-фа, но после унизительнейшего проигрыша Ваня решил прекратить «эту глупую трату времени» и начал рассказывать мне о своих приключениях в школе. Если бы мать о них узнала, то сначала бы убила брата, а следом меня. И вопли о том, что «мы не мушкетёры, здесь каждый сам за себя», не помогли бы. Однако мелкий заверил меня, что маман ни о чём не узнает, ведь «у него всё под контролем». Хотя обычно именно после этой фразы родителей и вызывали в школу… В окне вагона виднелись мягко плывущие дома, которые отбрасывали холодные мрачные тени, встающее из-за многоэтажек приветливое солнце и безоблачное, молочно-голубое, словно опаловое небо. Красота… Ничто не предвещало беды, поэтому я, находясь в прекраснейшем расположении духа, удобнее устроилась на сиденье и хотела уже принять участие в чересчур громком монологе Вани, превратив его в диалог, как вдруг госпожа Удача показала мне голый зад, пардон за мой французский. Все те, кто сейчас подумал, что главной причиной моего испорченного до конца дня настроения был Ханамия, мать его за ногу, Макото, могут взять с полки пирожок, потому что они чертовски правы. Нет, ну такой подставы быть не может! Да ну нет. Так не бывает. Это просто розыгрыш… Или всё-таки нет… С ужасом и подступающей паникой, словно мне принадлежала роль главной героини триллера, я наблюдала, как на очередной остановке в наш вагон вошёл Ханамия Макото. Да после того, как мною было бесцеремонно опрокинуто ведро с мусором, я этого грёбаного чистоплюя и его жестокие расправы в кошмарах всю ночь видела. А тут нам ещё и до школы вместе добираться. В одном поезде. В одном вагоне. Боже, жуть какая… — Так, ковбой, настало время для стратегического отступления, — стараясь скрыть своё волнение, пробормотала я и, ухватив брата за рукав пиджака, потащила на другой конец вагона в надежде остаться незамеченной. Ваня удивлённо наблюдал за моей резкой сменой настроения. Нет, ну а что, неужели старшая сестра не может чего-нибудь или кого-нибудь бояться? Будто братец не знает, что меня напрягают всякие гопари и подозрительные личности типа Ханамии. Но потом, когда до него медленно, но верно начал доходить весь глубокий смысл складывающейся ситуации, он резко остановился и вырвал руку из моей цепкой хватки. Не знаю, какой кирпич прилетел ему в голову, но что-то у мелкого в голове явно переклинило, и он решительно направился в сторону той самой подозрительной личности, встречи с которой я просила избегать. Понятия не имею, что на него нашло: в брате проснулся то ли собственник, то ли дух брата-защитника, то ли внутренний демон, то ли у него окончательно поехала крыша. Пока я пребывала в шоковом состоянии, Ваня продолжал уверенно двигаться в сторону одноклассника, крича на весь вагон «Эй, ты!». В тот момент у меня вся жизнь перед глазами пронеслась. К слову, не только моя жизнь, но и мелкого. К радости или несчастью, на оклик брата Ханамия никак не отреагировал, однако Ваня не растерялся и, подойдя к моему потенциальному обидчику со спины, со всей силы ткнул ему ладонью в ребро. Вот тогда-то я мысленно похоронила и себя, и брата и поспешила предпринять хоть какую-нибудь попытку спасти наши бренные тушки. — Пресвятые умайбо, Ханамия, ты как? — с сочувствуем спросила я, пытаясь не заржать аки лошадь. Нет, ну его лицо нужно было видеть! — Игараси, сначала ты вёдра с мусором разбрасываешь, а теперь малолетних убийц засылаешь? Смерти моей хочешь? — прошипел парень, всё ещё держась за ушибленное место. Чёрт, меня раскрыли. — А нефиг меня игнорить было, — недовольно проворчал Ваня. — Обидел сеструху — получи в бубен. Сложно представить, насколько комичной эта ситуация была со стороны: малолетка угрожает старшекласснику, и лица у обоих такие криминальные… Хотя я солгу, если скажу, что мне не была приятна защита брата. Хоть как-то заступился за меня, бедную и несчастную. Подождите-ка, мне кажется, или я слышу разъярённый вопль Миядзаки-куна?.. — Игараси, это твой брат? — Нет, это я просто малолеток совращаю. — Хотя можно было догадаться, тараканы одни и те же. — Не понял, — угрожающе протянул Ваня, хрустя костяшками пальцев. Ну всё, Остапа понесло… А потом понесёт меня от ремня матери, если она узнает, что мелкий вытворяет и кто всему этому беспорядку виной. Но сомневаюсь, что родительница поверит в то, что корень зла в этой пьесе не я, а Ханамия. — Прими тысячу наших неискренних извинений, дорогой мой Ханамия, — ехидно пропела я, а потом уже более серьёзно продолжила: — А если без шуток, то мне действительно жаль, что всё так получилось, и я приношу свои извинения. Искренние. Ну или почти искренние. — Будешь должна, дорогая моя Игараси, — пропел парень, пародируя меня. — Не, сеструх, я всё-таки врежу ему как следует.***
Вы не представляете, чего мне стоило добраться до школы в обществе этих петухов, не поделивших территорию. И сейчас речь даже не о тротуаре, по которому они не могли спокойно идти вдвоём. Поражаюсь, что никому из них не пришло в голову вытолкнуть оппонента на дорогу. Надо будет вечером подать Ване идею… Однако прохожие смотрели на нас с недовольством и недоверием, отчего хотелось провалиться в люк, с которым я уже имела близкое знакомство и который мы как раз сегодня проходили. В школе я первым делом пожаловалась своему вчерашнему знакомому, Казуе-куну. Тот чуть ли не бился в истерическом припадке, лёжа на парте и издавая звуки умирающего кита, пока мрачный, словно грозовая туча, Миядзаки-кун не решил узнать причину чрезмерного веселья одноклассника. Но не буду лгать, что я в некоторой степени разделяла веселье парня, пока не началась античная литература. Кажется, пришло моё время… Прощайте, друзья, родители… Даже японский мне показался детским лепетом по сравнению с подставой в виде античной японской литературы, о которой я ничего толком-то и не знала (названия произведений и их примерный сюжет не в счёт). Когда мне уже начали мерещиться «свет в конце тоннеля» и прабабушка, Казуя решил спасти меня своими шутками, что ему и удалось. Однако… — Казуя-кун, ещё одна твоя реплика, которая насмешит Игараси-кун, и у тебя будут большие проблемы, — процедил порядком раздражённый сенсей. — Ой, простите, — протянул парень, из-за чего пузырь из жвачки лопнул. И я едва сдержала смешок. А потом это вселенское зло — не учитель, нет, — похоже, решил отомстить нам за чуть не сорванный урок и задал всему классу доклады по античной литературе. Спасибо, хоть по парам разрешил разбиться, иначе бы я начала прогуливать эту всеуничтожающую античную литературу так же, как Казуя прогуливал химию. Но ладно, сейчас я просто прибьюсь к тому, кто шарит во всём этом ночном кошмаре иностранного ученика, и дело в шляпе. Осталось выяснить, кто «шарит во всём этом». Может, Мияздаки-кун? То… Вдруг мне в спину ткнул ручкой Казуя, который весь день сидел за мной и комментировал слова учителей, полагая, что они не замечают всего этого бардака (хотя на самом деле все сенсеи были отвлечены на двух других индивидуумов, думаю, нетрудно догадаться, о ком именно идёт речь). Но всё же иногда учителя нас палили и «раздавали на орехи» Казуе. Да, огребал исключительно парень. Хотя ему, похоже, было на это всё равно. — Тай-чан, не хочешь со мной сделать проект? — И всё-таки Бог есть. И я даже не удивлюсь, если его зовут Казуя Хара. — А ты шаришь во всём этом? — Ну да. — Казуя, ты не представляешь, как ты вовремя предложил мне работу в паре, — я даже невидимые слёзы смахнула. — Что, совсем тьма? — сочувствующе спросил он. — Хуже. Целая чёрная дыра. Вот так мы и взялись за проект по, прости господи, античной литературе Японии, о которой я действительно ничего не знала. Нам достался «Старик Такэтори», если верить Казуе, произведение стоящее. Да что уж там? Пока одноклассник рассказывал мне об этой повести, он уже устно успел всё проанализировать и составить доклад! И тут я со своей химией и английским… А потом Казуя начал рассказывать о произведении, которое досталось — внимание — Миядзаки-куну и Ханамии. Мало того что эти «друзья до гроба» будут работать вместе, так ещё и произведение им досталось самое подходящее, «Непрошеная повесть», кажется. Зато теперь эти двое могут часами напролёт дискутировать о любви императора и главной героини, а также о её любовниках, о любовницах императора и прочих элементах, присутствующих в подобном роде произведений. Вот сейчас я действительно сочувствую парням. — Тай-чан, за что? — чуть ли не скулил староста. — В смысле? — Я-то каким боком замешана в тотальной неудаче парня? — Почему из оставшихся троих ты выбрала именно Казую? — Потому что я её бро, — включился в разговор вышеназванный, лениво развалившись и довольно жуя жвачку. — Ну замечательно! Староста тяжело вздохнул и начал биться головой о парту, а Ханамия решил по-быстрому свалить от греха и будущего напарника подальше. Зато мы с Казуей были довольны жизнью, пока нас всё-таки не наказали, оставив после уроков.