Игра Канарейки

Известное перестаёт быть кошмаром. То, с чем умеешь бороться, уже не так страшно. Весемир

      – Ты ещё должен мне за помощь с жабой.       Это был последний и самый справедливый аргумент Канарейки. Атаман действительно остался должен эльфке, а с деньгами у «кабанов» сейчас было туго.       – Понятия не имею, зачем это тебе.       Впрочем, Ольгерд позволил себя уговорить. Поход на свадьбу совершенно незнакомых ему людей инкогнито только для того, чтобы хотя бы издалека увидеть собственного давно уже мёртвого брата, казался атаману если не отличной затеей, то хотя бы способной развеять тоску.       А вот Канарейка приходила в восторг от этой идеи. Она попросила двух «кабанов», особенно пристально смотрящих ей в рот, «ради дела» очень быстро съездить в Новиград с письмом к Элихалю. С ним эльфка была знакома уже очень давно, он не раз выручал её, когда ей срочно нужно было скрыться. «Кабаны», среди которых начали ползать слушки о роде отношений атамана и Канарейки, восприняли это как прямой приказ от Ольгерда, тут же оседлали коней и галопом умчались к эльфу-чудаку.       Гонцов можно было ожидать на следующий день, и за это время Геральт ни разу не появлялся в «Алхимии». Ольгерд же то часами сидел за столом, наблюдая за весельем своей компании, то внезапно куда-то пропал, а затем вернулся в ночи, отрешённый, с ледяными глазами. Канарейка видела его, ей жутко хотелось подойти и сказать какую-то глупость, развеять тьму, сгустившуюся вокруг атамана. Но почему-то мгновенно исчезали все слова, в горле застревал ком и эльфка могла только дальше растягивать строки песни, которую «кабаны» слышали уже в тысячный раз.       Канарейка шла вдоль порта. Солёный ветер норовил ударить её по лицу, эльфка придерживала рукой большой капюшон недавно приобретённого плаща.       Она начинала беспокоиться. Канарейка уже три дня находилась в Оксенфурте, но к ней ни разу не подошёл даже какой-нибудь грязный докер с грошовым заказом на своего тирана-начальника. Ни разу.       Каждый раз, когда эльфка останавливалась в городе, она прикрепляла к доске объявлений на рынке маленькое жёлтое пёрышко. Те, кто был заинтересован, знали – убийца в городе и готова брать заказы. Городская стража словно пробуждалась ото сна, удваивались патрули, аристократы перед сном плотно закрывали створки окон. Заказчики начинали искать по тавернам певицу-эльфку, закулисная жизнь Оксенфурта приходила в движение. После следующего убийства ситуация мгновенно менялась, незамеченная и неузнанная Канарейка исчезала из города.       Сейчас ничего из этого не происходило. Патрули стражников остались в прежнем количестве, не меняли свои обычные давно уже выученные эльфкой маршруты, и никто за три дня, которые она ежедневно пела в «Алхимии», не подошёл к ней с заказом.       Канарейка свернула с набережной, вышла на торговую площадь. День был в разгаре, вдоль прилавков неторопливо прогуливались дворяне, бегали мальчишки-носильщики, кричали и размахивали руками рябые торговки и тощие купцы, осматривающие товар через заляпанные стёкла пенсне. Среди толпы цветастого народа фигура в плаще была незаметна.       Эльфка подошла к доске объявлений, возле которой тёрся полупьяный уже с утра зевака. Перо было на месте. Рядом, гремя доспехами, лениво вышагивал стражник. Он притормозил возле Канарейки, смачно зевнул.       Внутри Канарейки что-то заколотилось. За три дня невозможно было не заметить перо. Невозможно было заметить его сейчас. Стражник мог хотя бы выругаться или бросить что-нибудь о «чёртовой убийце», но он промолчал. Взглянул ещё раз на эльфку, но не увидел в тени капюшона лица, плюнул себе под ноги и загремел доспехами, удаляясь.       Работы не было никакой. Из денег – только какая-то мелочь, которую накидали за пение в корчме. Канарейке нужно было отдать долг ведьмаку, но и унижаться перед Ольгердом не хотелось. Она не будет просить.       Эльфка резко развернулась и зашагала к «Алхимии», чуть ли не расталкивая локтями людей.       На втором этаже «Алхимии» было тихо: никто не просиживал штаны в комнатах днём, когда внизу и на улицах можно было повеселиться вдоволь. Канарейка устало откинула капюшон и вставила большой ржавый ключ в замочную скважину.       – Шельма, – тихо выругалась эльфка когда поняла, что ключ не собирается поворачиваться в нужную сторону. Она с досадой хлопнула по двери ладонью и увидела, как между створкой и косяком появился небольшой зазор.       Дверь была открыта.       Канарейка выдохнула, пытаясь себя успокоить, потянулась к кинжалу на поясе. Легонько толкнула дверь вперёд.       В комнате было темно. Покрывало, которое эльфка использовала как занавеску, не пропускало в комнату солнечный свет. Но Канарейка точно знала, что в комнате она не одна. Незваный гость мог оказаться кем угодно, и темнота в комнате могла быть его преимуществом. Канарейка быстро метнулась к окну, рванула покрывало. Из-за резкого света на пару секунд эльфка ослепла. Как только зрение начало возвращаться к ней, Канарейка заметила сбоку у стены какое-то движение, резко дёрнулась и бросила кинжал так, чтобы он только задел посетителя, а не убил его сразу.       Кинжал вошёл в деревянную стену почти по самую рукоять. Канарейка нервно вытащила из голенища сапога второй такой же.       – Ну-ну, разве так встречают гостей? – Голос послышался уже из-за спины эльфки. Она не успела заметить, как говорящий оказался позади неё. Канарейка отскочила назад, выставила кинжал перед собой.       – Как ты сюда попал?       Глупый вопрос.       Сердце всё ещё бешено колотилось, а руки не тряслись только потому, что эльфка не хотела выдавать страха.       Гюнтер О’Дим соединил кончики пальцев в привычном жесте, плотоядно улыбнулся.       – Я вошёл через дверь.       – Ключ был у меня.       Гюнтер подошёл к окну, открыл ставни и, оперевшись на подоконник, взглянул на Канарейку.       – Я вежливо попросил у корчмаря.       Эльфка нехотя убрала кинжал обратно за голенище сапога. Она сняла плащ, повесила его на спинку кровати и стала вытаскивать из сумки купленные на рынке фрукты, кусок мыла и хлопковую рубашку. Гюнтер стоял у окна и молчал.       – Ну и?! – грубо спросила Канарейка. – Зачем ты пришёл? Нацарапал бы на стене или столе, или ещё где-нибудь!       – Не стоит так со мной говорить, Карина.       Эльфка нахмурилась, сложила руки на груди.       – Со столом, и правда, тогда нехорошо получилось. – Чёрные глаза торговца зеркалами бесстрастно смотрели на Канарейку. – В конце концов, Ольгерд мог бы и заметить. А нам этого не нужно.       – Почему?       Гюнтер повернулся лицом к окну, выглянул на улицу.       – Хороший сегодня день. Только к вечеру соберётся дождь, будет идти до утра.       Эльфка ждала, что сейчас Гюнтер наконец скажет, что ему от неё нужно. Наконец прояснит до конца детали их «соглашения». Канарейка дотронулась до места, где под глухо застёгнутой курткой была ключица, которая как обычно в присутствии О’Дима начинала болеть.       Торговец зеркалами повернулся к ней с почти сочувствующим выражением лица.       – Болит?       – Нет, – прошипела Канарейка.       – Если фон Эверек узнает о том, что ты как-то связана со мной, он совершенно перестанет тебе доверять. Геральта я уже попросил молчать, надеюсь, и ты будешь достаточно разумна.       Канарейка даже не хотела знать, как Гюнтер «попросил» ведьмака. Судя по тому, как выглядела метка на его лице, она чудовищно болела. Это был свежий ожог. И он никак не затягивался.       – Да, пташка? – Гюнтер появился перед эльфкой почти вплотную, медленно убрал с её лица прядь золотистых волос. Другой рукой прикоснулся к ключице Канарейки. Боль становилась невыносимой.       Ощутимо похолодало. Канарейка поджала губы, собрала в себе остатки решимости и нагло посмотрела в глаза О’Диму. Она знала его уже несколько месяцев, временами он мог быть совсем как обычный человек: пить в корчме мерзкое пиво, бросать на стол кости, путешествовать верхом, уставать, есть и даже спать. Но он мог быть и абсолютным демоном, страшить Канарейку одним лишь присутствием, взглядом, словом.       – Буду, – хрипло ответила эльфка и услышала, как за её спиной скрипнула несмазанная дверь. Она обернулась. На пороге стоял Ольгерд фон Эверек, в руках он держал набитую чем-то дорожную сумку. Боль мгновенно отступила.       – Ты с кем-то говорила. – Не вопрос, утверждение. Атаман сделал уверенный шаг в комнату и остановил взгляд на кинжале, всё ещё торчавшем из стены. Канарейка бегло осмотрела комнату. Естественно, Гюнтера нигде не было.       – Я пела, – всё ещё слабым голосом сказала эльфка. Она опустилась на стул, провела рукой по лицу и оставила ладонь прикрывать рот.       – Всё в порядке? – спросил Ольгерд, опуская сумку на кровать.       – Нет. Да. – Канарейка выдохнула.       Атаман подошёл к кинжалу, воткнутому в стену, и дёрнул за рукоять. Кинжал подался вперёд не с первого раза, Ольгерду пришлось приложить усилие. Наконец вытащив его, атаман повертел оружие в руках, проверил пальцем лезвие. На пол упала капля крови.       – Неплохой, – заключил Ольгерд и положил кинжал на комод.       – Им можно разрезать шёлковый платок в полёте, – проговорила Канарейка, всё ещё приходя в себя. Она перевела взгляд на принесённую атаманом сумку.       – Принесли ребята, которые ездили в Новиград. Громко ругались, полные впечатлений, сразу же пошли заливать их краснолюдским спиртом. Клялись никогда больше не доверять эльфам. – Ольгерд закрыл дверь, медленно прошёл по комнате и подпёр собой стену у окна, невольно повторяя позу недавно стоявшего там О’Дима.       Канарейка улыбнулась.       – Наверное, Элихаль опять встретил их в платье. Это его любимая шутка.       Поймав вопросительный взгляд Ольгерда, эльфка пояснила:       – Эльф обожает претворяться тем, кем он не является. Бароном, купцом, женщиной, ведьмаком, человеком, в конце концов. И в отличие от всех остальных, даже нас с тобой, он делает это гениально. Твои парни наверняка приняли его за обворожительную даму. – Канарейка остановилась и наконец рассмеялась. – Ну, до тех пор, пока он не раскрыл рот.       Эльфка встала со стула, начала вытряхивать содержимое сумки на кровать. Вместе с вещами выпал маленький клочок бумаги.       – Милая Канарейка! Судя по твоему описанию, вы вдвоём за кметов не сойдёте ни в коем случае, – читала Канарейка. – Поэтому атаман твой станет купцом средней руки, имеющим достаточно дурновкусную шляпу, чтобы она указывала на то, что «рука» всё-таки средняя. Ещё он будет иметь красавицу-спутницу. Твои очаровательные ушки прикроем, личико подмажем, но покажем остальные твои прелести. – Эльфка нахмурилась, до неё донёсся короткий смешок Ольгерда. – Куда будешь прятать свои ножики в таком костюме – ума не приложу. Да ты вроде и не убивать идёшь, ведь так? Кстати, посланники твои меня чрезвычайно повеселили. Надеюсь, что не увижу тебя в скором времени (совсем не потому что тягощусь твоим обществом – ведь обычно мы видимся, когда ты, моя дорогая, по уши в дерьме). Денег не возьму, даже если ты кинешь мне их в окно. Желаю повеселиться. Элихаль.       – Удобное знакомство для того, кому нужно иногда исчезать.       – И для того, кто боится встречи с собственным братом, – ехидно парировала Канарейка. Она подняла из кучи тряпок наиболее похожую на платье и так и замерла. Снизу всё было хорошо, как и положено, платье было в пол. Скромного серо-синего цвета. А вот наверху мало того, что у него не было рукавов, но бретельки или даже лямки у него тоже отсутствовали. Зато наличествовалось крайне экстремальное декольте и глубокий вырез на спине, который (спаси, Мелителе!) заканчивался в районе поясницы. Очень близком районе.       Канарейка, в принципе не привыкшая к платьям, пришла в ужас от мысли о том, что ей придётся это надеть.       – А что, такое сейчас носят? – жалобно спросила эльфка.       – А я бы посмотрел на тебя в этом платье...       Канарейка повернулась к атаману. Его лицо было непроницаемым, но она уловила игривую интонацию. Он что, серьёзно?       – В таком случае ты будешь всю свадьбу отгонять от меня пылких воздыхателей и ропщущих старух, – развеселилась Канарейка.       – Обычно они не спешат приставать к тем, у кого на поясе висит ятаган. – Ольгерд сказал это строго, но с каким-то мальчишеским достоинством, любовно положив ладонь на эфес своей карабелы.       – Купцы средней руки не носят сабель, – хитро улыбнулась эльфка. Атаман странно посмотрел на Канарейку – она не смогла понять, что значит этот взгляд – и медленно направился к двери. Взявшись за ручку, он остановился и обернулся к эльфке.       – Когда там твоя свадьба?       – Хотела бы я знать, – протянула Канарейка, не в силах убрать с лица дурацкую улыбку.       Ольгерд нахмурился, покачал головой, нажал на ручку двери.       – Завтра, – торопливо сказала эльфка. Атаман открыл дверь и вышел в коридор.       Канарейка взглянула на улицу, где солнечный день уступил место пасмурному вечеру.       – Ольгерд, стой! – Эльфка выскочила в коридор. Атаман остановился на лестнице, повернулся к Канарейке. – Ты… У тебя найдётся для меня лошадь?       По брусчатке рыночной площади забарабанили капли дождя.