Игра Канарейки

Хороший эльф – мёртвый эльф. Маршал Милан Раупеннэк

      На следующий вечер после Беллетэйна ведьмак толкнул здоровой рукой дверь «Алхимии». Зал был набит «кабанами» разной степени опьянения, но атамана среди них не было. В углу на лавке сидел размякший румяный Бьорн и медленно сползал со стула на пол. Геральт оглянулся, нахмурившись, нервно одёрнул перевязь с мечами.       – О, Кошачьи глазки, – повисла на шее ведьмака уже не контролирующая себя Адель. – Ты к Ольгерду?       «Кабаниха» икнула, стыдливо ойкнула, прикрывая губы ладонью, раскатисто рассмеялась. Геральт был хмур и не расположен к болтовне с пьяной девушкой. Он легко отвёл её руки, сдержанно кивнул и направился к выходу.       – Атаман наверху, – остановила ведьмака Адель.       Он подтянул бинт на раненой руке и развернулся.       – Ведьмак, – Адель вдруг посерьёзнела, от алкоголя будто не осталось и следа, – ты нашёл Клюйверта?       Геральт поморщился. Он совсем забыл об этом. В деревню Луковец, на которую указывала «кабаниха», он уже ездил, нашёл в хибаре лабораторию для гона фисштеха, какую-то переписку с частым упоминанием Ордена Пылающей Розы и следы спешных сборов. Нужно было пройтись по следу, но ведьмак тогда делал это всё как бы между делом, вообще вечерело, он был измотан и зол, как стая утопцев, да и Плотва всё время норовила куда-то слинять…       Тело друга Адель он нашёл, но пока не мог сказать, кто за это в ответе.       – Нет, – нехотя ответил ведьмак. Заказ есть заказ, ему стоило бы отнестись к этому ответственней. – Я разберусь с этим. Только надо решить кое-какие дела.       Адель свела брови, явно чувствуя обман, кивнула и быстро растеряла серьёзность, будто снова опьянев, схватила ведьмака за рукав куртки.       – Только я в следующий раз с тобой пойду.       Геральт не хотел обременять себя попутчиками, но спорить было бесполезно.       – Канарейка уже здесь?       – Иди к атаману, – сказала Адель, махнув рукой. – Вторая дверь по правую руку… Может, пива глотнёшь, Кошачьи Глазки?       Геральт мотнул головой и направился к лестнице, на ходу разматывая бинт на руке.       Указанная дверь оказалась закрыта. Ведьмак прислонился к ней, прислушался. Абсолютно тихо. Либо атаман сидел в комнате и даже не дышал, либо его там не было. Только из конца коридора доносился тихий простой перебор на струнах лютни. А, может, домры или цитры. На звук Геральт не мог их различить, разве что на вид. Да и то не факт, он вообще-то всё прослушал, когда Лютику в изрядном подпитии припекло прочитать ему лекцию о струнных щипковых.       Ведьмак тихо подошёл к двери и легонько толкнул её.       Несмотря на то, что на улице солнце всё ещё щедро светило на стены и брусчатку, в комнате было довольно темно. В свете бледной лампадки на полу сидел Ольгерд фон Эверек, склонившись к лютне, лежащей у него на коленях. Он медленно, с ученической неловкостью, касался струн по очереди пальцем, наигрывая простенькую мелодию детской песенки.       Атаман не заметил ведьмака, тот зашёл слишком тихо. Геральт дёрнул за перевязь с мечами, те глухо звякнули, стукнувшись друг о друга. Ольгерд поднял голову.       – Она ещё не вернулась? – спросил ведьмак, кивая на лютню.       Атаман отложил инструмент в сторону и сказал очень тихо:       – Ну, как видишь.       Атаман выдохнул, ловко вскочил на ноги, уже с напускной бодростью протянул:       – Я думал, у ведьмаков зрение получше людского.       Геральту не хотелось говорить с Ольгердом фон Эвереком сейчас. Пусть он и пытался убедить всех вокруг, включая себя, что совершенно бесстрастен, отстранён и невозмутим, но он всё же был до сих пор зол на атамана «кабанов». Зол на переплёт, в который попал, на желания, которые он загадывал. Ольгерд, похоже, это понимал, но ситуация его скорее забавляла.       – Я ищу её, чтобы она помогла мне с домом Борсоди.       – Не торопись, ведьмак.       Атаман медленно подошёл к окну, резким движением сорвал покрывало с окна.       Комнату залило золотым светом закатного солнца.       – Для этого тебе придётся поработать.       – Думаешь, её утащило чудовище? – Геральт свёл брови.       – Нет.       Ольгерд прошёл мимо ведьмака в коридор, обернулся:       – Пойдём вниз. Некрасиво шарить по вещам без ведома хозяйки.       Ведьмак бросил удивлённый взгляд на комнату. Он сначала как-то и не заметил букета полевых цветов на столе, нескольких баночек с какими-то мазями и мягкого запаха тысячелистника и ласточкиной травы.       Бьорн поставил перед Ольгердом графин вина почти сразу же, как он сел за стол. Атаман кивнул, но пить не стал. Он откинулся спиной на стену позади лавки, строго посмотрел на Геральта:       – Ножик мои ребята нашли утром в порту, рядом валялся цветочный венок. Земля залита кровью, много следов. Все вели к пристани. Я не ведьмак, это всё, что я смог рассмотреть. Мне это не нравится.       – Она говорила, что так может случиться. Может, она спряталась, как и говорила. Атаман покачал головой.       – Я слушал всю ночь. Тревоги не было. Никто не звонил в колокола, стражники вообще ничего не знают ни про какое убийство.       – Сработала чисто, но всё равно решила спрятаться? Может, она от нас отделаться хотела? – неловко пошутил ведьмак. И вдруг вспомнил, что во время пожара в усадьбе Гарин видел, как она говорит с О’Димом. Их договор определённо как-то касался контракта с Зеркальным Человеком самого ведьмака, и Ольгерда фон Эверека в частности.       – Что бы она точно не оставила, если бы сбежала, так это лютню.       О’Дим не дал бы ей сбежать.       Ведьмак выдохнул, покрутил запястьем раненой руки. Она отозвалась резкой болью, будто бы в мышцу воткнули сотню маленьких иголок. Стражник аукционного дома определённо поработал на славу, раз уж даже ведьмаку рана причиняла столько неудобств уже два дня.       – Я тебя понял, – сказал Геральт, глядя Ольгерду прямо в глаза. – Но я ведьмак, а не ищейка.       – Нет, Геральт, ты меня не понял. С такой рукой ты никуда не годен. Я возьму кого-нибудь из своих ребят, а тебе заплачу за поиски.       Откуда у атамана такое рвение спасти Канарейку? Ведьмак видел пару раз этих двоих вместе, они говорили, пытаясь выглядеть расслабленными, но со стороны было заметно, что они напряжены, как тетива перед выстрелом. Геральт резко встал из-за стола.       – Мне нужно осмотреть причал.       Ведьмак подтянул перевязь с мечами, проверил баночки с эликсирами на поясе.       – Это Орден Пылающей Розы, – вдруг сказал Ольгерд, гипнотизируя графин с вином. – Я слышал её разговор с заказчиком. Это Орден.       – Зараза, – процедил ведьмак.       Стоило найти виновных в смерти Клюйверта раньше.       В сознание эльфка пришла не резко, будто спрыгнув в воду с причала, а постепенно, словно она медленными зашагами заходила в реку с берега. Сначала в голове зашумело, затем чудовищная сила сжала виски, появился слух.       Трещал огонь, шаги и негромкие голоса эхом разносились по месту, где она была. Слышно было, как капает вода, звонко стучит о дно какого-то корыта или чьи-то доспехи.       Открыть глаза не было сил, поэтому Канарейка сосредоточилась на ощущениях. Колено пульсировало и жгло, рук эльфка совершенно не чувствовала, вокруг было холодно и сыро.       Во рту вязало, отвратительное послевкусие нельзя было ни с чем спутать. Её хорошенько накачали фисштехом, и с Беллетэйна могла пройти дюжина дней. Невыносимо хотелось есть, желудок завязался в узел в попытке переварить сам себя.       В какой зад её на этот раз занесло? Нужно было срочно отсюда выбираться.       Канарейка разлепила глаза.       Она находилась в сырой пещере, освещённой одним тусклым факелом. Эльфку сразу жутко испугало, что руки её привязаны к деревянному столбу чуть поверх головы, а из одежды на ней осталась только нижняя рубаха, да и та была задрана до талии.       Канарейка сжала губы, зачем-то пытаясь сдержать крупные слёзы, тут же выступившие на глаза. Боль в телесном низу довольно красноречиво говорила о том, что с ней делали, пока она была без сознания.       Поэтому на неё и потратили столько фисштеха.       Изо рта вырвался рваный выдох, она уткнулась лицом в собственное плечо, чтобы никто не увидел этих слёз. Ей не полагалось плакать.       Канарейку и раньше ловили, связывали, но не убивали – живой сдать её страже было намного выгоднее. Её били, таскали по полу за волосы, мучали и издевались, но такого никогда не случалось. Теперь эльфка чувствовала себя невозможно грязной, даже грязнее какой-нибудь портовой шлюхи.       – На ремни пущу, ублюдки, – остервенело шептала она, пытаясь развязать узел на верёвке, связывающей запястья. – Собственным оружием вас… *Ghoul y badraigh mal an cuach…       Она обмякла, чувствуя себя невозможно вымотанной и обессиленной.       Послышались шаги, негромкий разговор и лязг доспехов. Из-за поворота вышли уже знакомый ей рахитик и молчаливый бородатый мужик в доспехе Ордена.       – Зырь, Салек, а сука-то проснулася! – выкрикнул рахитик и мерзко загоготал.       Салек, поймав горящий взгляд Канарейки, судорожно схватился за тесак.       Рахитик подошёл вплотную к эльфке, поднял её лицо за подбородок. Она поджала под себя ноги, вызывающе посмотрела на тощего рыцаря.       – Не боись, кто хотел, уже попользовался. Баба-то ты ничего.       Канарейка плюнула рахитику в лицо. Он отскочил на шаг, нечеловечески быстрым движением выхватил секиру и приставил кончик лезвия к шее эльфки:       – Убью тебя, сука. Ушки твои распрекрасные отрежу и пойду торговать ими на рынке.       – Тебе не заплатят за мёртвую меня. Живая я стою дороже, – прохрипела Канарейка каким-то не своим голосом.       Рахитик плюнул в сторону, обернулся к Салеку. В этот момент он показался эльфке похожим на того скоя’таэля, который привёл её к Каетану много лет назад. Он был таким же безумным, пугающим и слабым одновременно.       – Салек, сходи погуляй.       Бородатый рыцарь ещё раз боязливо взглянул на полуобнажённую эльфку и засеменил к выходу.       Лицо рахитика казалось демоническим в бледном свете дрожащего факела. Он встал перед Канарейкой и стал расшнуровывать штаны. Глаза его мутно блестели от фисштеха, уголки губ дёргались, а руки дрожали.       Перед глазами Карины всплыла картина – кмет, долго притворявшийся другом, прознавший, что ей семнадцать, решил, что она уже достаточно взрослая. Эльфку застали дома одну, обездвижили и стали грубо раздевать. Тогда в дом ворвался Каетан, единственной рукой порубил его в мелкую крошку. Из-за этого им пришлось бежать из деревеньки под Вызимой.       Канарейку затошнило.       Рахитик тем временем справился со шнуровкой и спустил штаны до колена.       Эльфку вырвало желчью под ноги рахитику, тот брезгливо отпрыгнул, резво натянул штаны, и, прикрывая нос, с гримасой отвращения отправился восвояси.       Канарейка обмякла, повисла на руках и обессиленно закрыла глаза.