Игра Канарейки

– Беру свои слова обратно. Ты не просто всё усложняешь. Ты сумасшедший. – Моя мама тоже так говорила. Геральт и Иорвет

      Рано утром Ольгерд сидел в своей комнате над корчмой и листал одну из тех книг, которые были спасены из горящей усадьбы Гарин. Табурет, на котором сидел атаман, стоял посреди комнаты, свет из окна падал на бледные потрёпанные станицы. Ольгерд был расслаблен и выглядел чрезвычайно усталым, хотя, казалось бы, этому не было причин.       За дверью послышались шаги. Они были какими-то неестественными и частыми, каждый третий был глухим, похожим на удар деревянной трости.       Это была Канарейка. Кто же ещё.       Через минуту Ольгерд как бы невзначай подошёл к окну, принялся раскуривать трубку. Внизу по брусчатке оперевшись на трость и правда неуверенно ковыляла эльфка.       Атаман медленно выдохнул дым, щёлкнул пальцами по трубке и неторопливой размашистой походкой вышел за дверь.       – А ещё есть?       – Нет, милсдарыня, и так всё отдал.       – Только три пучка? – Она поднесла связочку душистых цветов к носу, вдохнула запах. Цветы были свежими, лепестки ещё не успели подвять.       – Да… – протянул слегка напуганный странной покупательницей травник.       Персона, которая к нему пришла, была закутана в длинный плащ, закрывающий лицо и тело. Она даже стоя опиралась на деревянную трость, впрочем, больше похожую на толстую палку. Но у неё был молодой голос.       – Три пучка ласточкиной травы? Ты травник или цветочками торгуешь? – едко спросила покупательница.       – Да скупили у меня всё, милсдарыня.       Она стукнула тростью о брусчастку.       – Да кому столько надо?!       – Ведьмак седой… Всё скупил, на коняку погрузил и уехал…       Покупательница чертыхнулась, бросила травнику несколько монет и забрала три найденных им пучка трав. Зашагала дальше, пытаясь не наступать на больную ногу.       Шани, конечно, прекрасный доктор, но она привыкла сшивать разорванное мясо и складывать внутренности обратно в брюхо. «Красное к красному, белое – к белому». С травмой эльфки нельзя было так разобраться. Уже сегодня ночью ей надо быть на этом организованном Геральтом шабаше, посвящённом ограблению Борсоди, а она даже не может толком ходить. Хвала Мелитэле, Каетан успел её кое-чему научить, и Канарейка могла сделать довольно сильное обезболивающее. Были бы травы.       Эльфка ковыляла вдоль лавочек и фургонов.       Клинки и ножи ведьмак нашёл в той пещере и принёс на следующий день. Они были целы, но только чудовищно затуплены. Было сложно представить, как рыцари этого добились. А вот с одеждой, в том числе, с праздничной рубахой, можно было попрощаться.       И опять пришлось занимать деньги, влезать в ещё большие долги…       Она вернулась в таверну ближе к полудню, неся в руках свёрток с новой одеждой и маленькую корзинку с травами. Ольгерд сидел за столом, напротив него по карте Редании водил пальцем Ломонд. Их разговор при появлении Канарейки тут же сошёл на нет – атаман задержал на эльфке тяжёлый взгляд и проводил её им до самой лестницы. «Кабан» поджал губы, заметив, что Канарейка передвигается с помощью трости.       – Это ведь могло и не случиться...       Ломонд словно очнулся, даже подпрыгнул на скамье.       – Извините, атаман, я не расслышал...       Ольгерд посмотрел на «кабана» прямо и устало, плеснул в чарку немного вина.       – Скажи всем, что уходим завтра. А того приблуду посадите в бочку, может, вспомнит, куда девал хозяйские деньги.       Ломонд кивнул, быстро свернул карту и буквально вскочил из-за стола.       Эльза и Бертольд, сидевшие возле тумбы корчмаря, были свидетелями дефиле Канарейки и взгляда, которым её наградил атаман.       – Да может, он просто хотел её нанять, а теперь с этой ногой, на что она годится?.. – несмело предположил Бертольд.       Эльза покачала головой, залпом осушила чашку с элем.       – Хотел её, да-а-а, – потянула Эльза, похабно ухмыляясь. – Ты вообще видал, чтобы он смотрел так? Когда Болту кисть оторвало, кость белая была видна, он так не смотрел. А они, вроде, вечерами пили вместе.       – Так с ней он тоже пьёт! – воскликнул Бертольд.       – И только? – с сомнением протянула Эльза.       Если бы их разговор мог слышать кто-то кроме корчмаря Бьорна, и так перепуганного до смерти одним наличием в «Алхимии» «кабанов», Бертольду и Эльзе незамедлительно и очень сильно досталось бы. Но Бьорн молча протирал стаканы, Ольгерд гипнотизировал вино в чарке, а больше на первом этаже корчмы никого не было.       Канарейка собралась в дорогу за пару часов до заката. Она сделала несколько маленьких баночек с обезболивающей мазью, обильно смазала больное колено. Остальные сложила в дорожный мешок. Для удобства нанесения мази и чтобы лишний раз не тревожить колено, пришлось надеть только что купленную на рынке синюю юбку. Канарейка пыталась успокоить себя тем, что подол можно всегда отрезать или подвязать, а другого выхода она не видела. Если колено прихватит прямо на лошади, снимать штаны будет довольно затруднительно.       Поверх рубашки эльфка надела только что купленную портупею – на юбке нет кармашков и петелек, оружие придётся крепить на неё. Впрочем, портупея была куплена не только из практических соображений – она пригляделась Канарейке сразу, как только та её увидела.       Сверху – незаменимый и чудом выживший плащ, который должен был скрыть лицо и оружие эльфки.       Перед выходом из комнаты Канарейка всё же обернулась на трость, прислонённую к стене, легонько подпрыгнула на месте, проверяя ногу, и вышла за дверь.       Ольгерда внизу не оказалось.       Канарейка вышла через заднюю дверь к сараю, вывела ближнюю к двери чубарую кобылу и стала медленно и неуверенно седлать её.       Эльфка уже набросила на спину лошади седло, как сзади раздался больно знакомый голос:       – Ты крадёшь моего коня?       Канарейка поправила вещевой мешок и плавно развернулась, прокрутившись на носке больной ноги. Обезболивающее превосходило все ожидания.       – Я верну.       Атаман скрестил ноги, опёрся на забор.       – Если не сдохнешь.       Канарейка поджала губы, принялась возиться с подпругой.       – Ты не думаешь, что это было грубо? – Канарейка развернулась к атаману с крайней степенью недовольства на лице.       – Было.       Эльфка покачала головой, затягивая ремешок подпруги.       – И что, будешь прикрываться своим «каменным сердцем»? Оно же каменное, а не сволочное, или я что-то неправильно поняла?       Канарейка откровенно срывала злость – на коня, больную ногу, ситуацию вообще.       – Тебе нравятся убийства и садизм?       Руки тряслись, эльфка сама не знала, что на неё нашло.       – Грабежи, насилие…       – А ты, значит, собираешься меня учить? – почти насмешливо спросил атаман. Канарейка повернулась к нему лицом.       – Ты, убийца, гончие листы на которую висят по всей Редании? Неуравновешенная девчонка, кидающаяся на смерть, как только ей представится возможность?       – А ты не такой?! – крикнула Канарейка. Какой-то пьяный кмет, проходивший вдоль забора, подпрыгнул на месте, оглянулся и быстро затрусил прочь. – Тебе же доставляют удовольствие драки и смерти?!       Ольгерд сжал эфес карабелы, уставился на эльфку и медленно проговорил:       – Мне ничего не доставляет удовольствие. И уж тем более, когда меня учит остроухая соплячка.       – Эта соплячка старше тебя раза в два, даже с твоим хвалёным бессмертием, и видела больше смертей, чем принесла последняя война.       Атаман улыбнулся чему-то своему, а Канарейке эта улыбка безумно не понравилась. Похожую она иногда ловила у Гюнтера О’Дима.       Эльфка отвернулась от Ольгерда, попыталась запрыгнуть на лошадь. С первого раза не получилось – ей явно не хватало сноровки и роста.       К глазам подступили слёзы. Канарейка попыталась украдкой утереть их рукавом – не хватало ещё, чтобы атаман увидел. Перед собой-то было стыдно за эту сцену, слова и чувства.       Эльфка ещё раз ухватилась за седло и неожиданно легко запрыгнула на лошадь. Оказавшись в седле, Канарейка увидела Ольгреда, держащего лошадь под уздцы.       – Спасибо…       – Пожилым надо помогать, так?       Эльфка устало улыбнулась. А ведь она ещё даже не доехала до хижины травника.       – Карина.       Ольгерд отпустил эфес сабли, потянулся к лежащей на сумке руке эльфки. Его ладонь была большой и холодной. Её рука – маленькой и горячей.       – Мы уезжаем. Когда закончите с этим делом, ты не поедешь с нами.       Это была не просьба. Не предложение. Факт.       Канарейка сдавленно выдохнула.       – Ничем хорошим это не закончится.       – Из-за каменного сердца?       – Если бы мы встретились до всего этого… Моего бессмертия, проклятия, всей этой потусторонней херни…       – До Ирис? – прямо и сухо спросила Канарейка.       Ольгерд опустил её руку.       Шельма. Сама же напомнила.       – Тебе пора, – сказал атаман.       – Да. До встречи, Ольгерд.       Эльфка стукнула лошадь по крупу, та неторопливо затрусила по дороге. Канарейка обернулась, увидела, как атаман закрыл двери сарая, прислонился к ним и достал трубку. Он поднял на эльфку взгляд, та быстро отвернулась и накинула капюшон.       Стражник у городских ворот задремал, оперевшись о собственную алебарду, и даже не заметил чубарой кобылы, везущей закутанного в плащ всадника.       Стражник проснулся только тогда, когда этот всадник, проехав не больше двадцати шагов от ворот, громко и смачно выругался по-краснолюдски.       Из придорожного кустарника выпорхнула, испуганно крича, стая ворон.