Игра Канарейки

Очередная глава о далёком прошлом, плод моего воспалённого воображения. Да простит меня Мелитэле за мою ломаную Старшую речь.

Что-то кончается, что-то начинается. Кто-то очень мудрый

      Каетан считал, что ему пришлось слишком рано учить её держать нож и лук.       Ей было одиннадцать, когда озлобленный на участившиеся нападения «белок» кмет прямо на улице схватил Карину за шкирку и принялся колотить. Девочка перепугалась, не стала метаться и сопротивляться, повисла у него в руках, не издавая ни звука. Мужчина стал бить её в живот, бросил на землю, в исступлении орал, схватил лопату и ударил девочку древком по рёбрам. Несколько мужчин собралось вокруг. Они ругались и размахивали руками, но никто даже не подумал остановить разошедшегося кмета.       В какой-то момент, когда слёзы уже кончились, а на теле, кажется, не осталось живого места, появился Каетан, которому о происходящем рассказал соседский мальчишка, друживший с Кариной. Эльф молча выхватил у кмета лопату, бросил её в сторону и поднял девочку с земли. Карина еле стояла на ногах.       К этому времени Каетан успел привыкнуть к девчонке. Она сильно помогала ему в быту – за столько лет он так и не научился толком жить с одной рукой. Да и скрашивала его жизнь эта маленькая серьёзная для ребёнка пройдоха. Её бросили совсем малышкой, а этого, по мнению Каетана, не заслужил никто.       Он жалел её? Возможно. Это были все чувства, которые он к ней испытывал? Совсем нет. Каетан с огромной радостью вмазал бы этом мужику по роже или вовсе проткнул его своим старым эльфским гвихиром. Но тогда люди ополчились бы против него, убежище скоя’таэлей было бы потеряно, и как результат самого Каетана убили бы «белки». За предательство.       Поэтому эльф сделал всё молча, с каменным бесстрастным лицом, даже не поднял взгляда на кмета. Забрал девочку и понёс её домой.       Кмет сломал ей ребро и оставил вместо боков два страшных, почти чёрных пятна. Перелом и синяки заживали долго, но всё же прошли под внимательным и немного даже навязчивым присмотром эльфа-травника. А вот страх и ненависть к людям остались с ней ещё на много долгих лет. Когда к травнику приходили посетители, она спускалась в подвал под каким-нибудь важным предлогом, и не поднималась, пока чужаки не уходили.       Со временем это стало проходить, её друг – соседский мальчишка долго и настырно искал с ней встречи. Один раз Каетан открыл ему дверь и даже пустил внутрь. Тогда Карине не осталось ничего, кроме как наконец посмотреть страху в глаза. Она заговорила с мальчиком, и тот так страшно обрадовался, что стал приходить чаще, оставался в доме эльфов и помогал подруге со сбором трав для Каетана.       Они были ровесниками, но человеческий ребёнок рос быстро, головой не поспевая за собственным телом. Эльфы взрослели медленнее. И пусть её друг стал рослым молодым человеком, а самой Карине исполнилось семнадцать, она всё ещё выглядела как ребёнок. Ей некуда было торопиться, в её распоряжении триста лет – для человека настоящая вечность. Зато друг торопился так, словно не планировал жить больше двадцати. С их общего шестнадцатилетия в сторону Карины посыпался ворох сальных шуток и комментариев, которые она усердно пропускала мимо ушей. Она выглядела как ребёнок, и, пусть и понимала всё, чувствовала себя ребёнком, что абсолютно естественно для эльфа её возраста.       На семнадцатом году её жизни случилось то, что Канарейка до сих пор помнила во всех деталях, хотя и старалась забыть.       Друг её, хоть уже и ставший добропорядочным вызимским кметом, страдающим ксенофобией и расизмом, а нет-нет, но заходил к давней подруге. Как выяснилось вскоре, со вполне определённой целью. Он решил, что знакомая с детства Карина доступна, не откажет ему, да и вообще, почему бы и нет – им обоим по семнадцать.       Один раз она ему отказала.       Но был и второй.       В тот день Каетан ушёл в город, продавать вызимскому травнику зелья и настойки. Карина брела домой с корзиной трав, фруктов и гусиных яиц. Навстречу из-за дома вывернул юноша, чудовищно ей обрадовался и позвал на реку – снимать сети.       – Я не могу, – ответила Карина. Тягуче, будто говорила на Старшей речи. Она всё никак не могла избавиться от этого странного произношения. – Каетан ушёл в город, сказал мне сразу возвращаться.       Друг напросился идти с ней, перехватил корзинку и первым вошёл в дом. Карина даже не успела ничего возразить. Когда за ними захлопнулась дверь, по спине эльфки пробежал холодок. Друг посмотрел на неё плотоядным взглядом. Его будто подменили. Он сел за стол, сложил голову на руки и наблюдал за перемещениями Карины по комнате.       Когда она раскладывала травы по ящикам, вдруг почувствовала его руки у себя на пояснице, тело, прижимающееся к ней сзади. Карина судорожно попыталась сообразить, что происходит, стала искать взглядом нож или любой другой острый предмет, но на столе стояла только чарка. Девочка схватила её, замахнулась, чтобы бросить назад, но «друг» перехватил её руку и заломил за спину, грубо уложил её на столешницу животом. Карина теперь еле доставала ногами до пола. Она попыталась пнуть его, но он подошёл вплотную, задрал юбку эльфки и стал шариться своими грубыми противными ей руками. Она закричала. Но кто бы пришёл ей помочь?       – Ты же уже взрослая, Карина, – сопел «друг», явно пытаясь одной рукой стянуть с себя штаны. – Твой папаша вернётся нескоро, мы успеем развлечься.       Своей грязной лапой он забрался под нижнюю рубашку, принялся лапать её между ног. Было больно и унизительно. Слёзы стояли в глазах, превращая стол и стену перед ней в одно тёмное пятно. Очевидно, наигравшись, «друг» резко задрал подол платья эльфки, откинул его ей на голову.       У Карины не было сил сопротивляться. Она безвольно лежала на столе, думая о том, чтобы это всё поскорее закончилось, он ушёл, и она могла наконец зареветь. В голос, громко, растирая слёзы по щекам.       «Друг» сзади резко дёрнулся, очевидно, опуская штаны. Он с силой подался вперёд, и Карину пронзила острая боль. Она не знала, что это так больно.       Вдруг его будто резко что-то рвануло назад, эльфка, улучив момент, скатилась со стола на пол. Закружилась голова, сквозь слёзы Карина увидела, как «друг» оседает на глинобитный пол со свёрнутой шеей и лезвием гвихира Каетана, торчащим из живота. Сам эльф стоял позади него с такой яростью на лице, которой девочка ни разу не видела.       У его ног лежали травы, высыпавшиеся из лежащей на боку корзинки.       Карина не привыкла показывать слабость. Но тогда она не могла с собой ничего поделать. Она зарыдала в голос, надрывая горло, сидя на полу и путаясь в подолах собственных юбок. Каетан молча сел рядом с ней и обнял. В первый и, кажется, последний раз. Прижал девочку к своей груди сильной рукой. Может быть, ей показалось, но его плечи тоже подрагивали.       Нужно было срочно уезжать. О парнишке спохватились на следующий день, заплатили ведьмаку. Тот побродил по округе, после чего сам, похоже, расстроившись, авторитетно заявил, что кроме утопцев, здесь никого нет. Ночью на улицы стали выходить патрули. Когда в пропаже мальчишки, часто якшавшегося с нелюдями, обвинят нелюдей, было только вопросом времени. Если бы в деревню сейчас приехали «белки», начались бы беспорядки. Случилось именно то, чего Каетан так боялся. Помимо агрессивных кметов теперь за ним будут охотиться «белки». Он убил человека, нарушил естественный ход вещей, положение дел в деревушке. Убежище теперь было небезопасным. Они быстро собрались, забрав самое необходимое, уехали ночью, скакали буквально куда глаза глядят, пока не обнаружили глухую забытую всеми деревушку недалеко от границы с Реданией. Называлась она Вересковка. Здесь эльфы и остались.       Карине Каетан толком ничего не объяснил. Потому ли, что он не хотел впутывать её в это, или считал, что она не поймёт, но после случившегося девочка была готова следовать за своим опекуном куда угодно.       Теперь они вообще стали значительно ближе. Бывший скоя’таэль словно растаял, чаще стал говорить с ней, пытаясь унять её стыд по поводу собственной расы и не дать ему превратиться в отвратительную гордость Aen Seidhe, которую из себя он выживал годами. Учил её обращаться с оружием, людскому языку и его диалектам, которые он слышал в молодости, ползая по кустам, Старшей Речи. Карина злилась, была похожа на ощетинившегося ежа, не подпускала к себе никого, стала диковатой. Каетан помнил себя таким же, собственная раса долгое время тяготила и его, но он чувствовал, что молодая эльфка переживает это много болезненней.       Однажды он принёс откуда-то лютню, сел рядом с девочкой и негромко сказал:       – Карина, чтобы не быть эльфом, тебе придётся стать кем-то ещё.       Канарейка открыла глаза. Она не помнила, когда успела задремать, прислонившись к тонкому деревцу. Дождь всё ещё колотил по листьям, ветер гнул деревья. На поляне казалось, что это всё происходит где-то далеко и совсем не с ней. Будто она всё ещё спит.       Сбоку, в кустах, Канарейка заметила какое-то движение. Она резко развернулась, схватилась за рукоять кинжала. Попыталась встать, но не смогла – ноги затекли, она завалилась на бок. Куст шевельнулся, из него на поляну царственно и неторопливо ступил олень. Увидев эльфку, он остановился, наклонил голову, словно её перевешивали большие ветвистые рога.       Канарейка медленно села, замерла. Олень вышел, не отрывая от эльфки чёрных глаз-бусинок, осторожно пересёк тонкими ногами поляну. Остановился возле пришелицы вплотную, лёг рядом с ней, склонил голову Канарейке на колени. Почему-то она этому не удивилась, мягко положила руку оленю на голову. Дотронулась до рогов. Они были больше похожи на крепкие ветви, усеянные нераскрывшимися почками. Вдруг почки и правда начали распускаться, раскрылись яркими зелёными листьями и нежными белыми бутонами. Канарейка прикоснулась к одному из цветков.       Они остались в Вересковке. Дом их стоял на отшибе, вдалеке от остальных, жался к кромке леса.       Каетан продолжил заниматься травничеством – до этого в деревне не было никого, кто умел лечить недуги и травмы, и кметам приходилось обращаться к Друидскому кругу, остановившемуся неподалёку в лесах. Друиды помогали неохотно, с каждым разом всё больше прятались, уходили глубже в чащу леса.       К эльфам, как и в остальной Темерии, здесь относились с осторожностью и плохо скрываемой неприязнью.       Карина вела дом или пропадала в лесу – лазала по деревьям, стреляла дичь и собирала травы.       В 1160-м случился мятеж Фальки. Его последствия прогремели по всем Северным Королевствам, погнали из городов волну беженцев. Среди тех, кто добрался до Вересковки на скрипящей телеге бородатого купца, была Ани, девушка двадцати лет с длинной чёрной косой и драной плешивой кошкой. Её дом в Роггевеене спалили дотла, несколько дней ей пришлось провести на сырой, залитой кровью улице. Она подхватила какую-то болезнь – страшно кашляла, раздирая горло. Так она и попала к Каетану.       Поначалу он отнёсся к ней как любой другой больной: лениво и равнодушно осмотрел, отвернулся к ведру, черпанул рукой воды и промокнул лицо.       – Я травник, не врач. Толком и не могу сказать, что это за болезнь. На твоём месте обратился бы к чародеям.       Ани нервно теребила кончик своей косы.       – У меня нет на это денег.       Её кошка, которую девушка зачем-то притащила с собой, запрыгнула на стол и лапой скинула на пол связку трав.       Каетан пожал плечами, открыл шкафчик и стал перебирать лежащие на полке коробочки со сборами.       – Помочь? – спросила Ани.       Эльф холодно взглянул на неё, ничего не ответил. Достал наконец нужную коробочку, поставил на стол перед девушкой.       – Заваривай вместо чая на ночь. Кашель не пройдёт, но глотку рвать перестанет.       – Можно спросить?       Старый эльф блеснул глазами, подошёл к двери и показательно отворил её.       – Где ты потерял вторую руку?       – Забирай кошку и иди отсюда.       – Извини. – Ани поднялась со стула, взяла кошку на руки. – Это было неправильно.       – Иди уже, beanna*, – выдохнул Каетан.       – Я-то пойду, hen, – Ани игриво наклонила голову, прислонившись к дверному косяку. Эльф даже немого удивился её внезапному знанию Старшей речи.       К вечеру вернулась Карина, они разожгли огонь в небольшом очаге с треснувшим дымоходом, поставили греться похлёбку. Эльфка сидела на лавке и маялась с лютней, пыталась наиграть простенькую мелодию, которую слышала утром от пастуха. Каетан читал что-то, впрочем, без особого интереса, больше наслаждаясь спокойствием и мыслью о том, что он наконец сбежал. Спасся и смог спасти девочку.       В дверь постучали. Так поздно никто не ходит к травнику.       Эльфы быстро переглянулись, Карина схватила со стола нож, воткнула его за пояс охотничьих штанов, спряталась за камином. Каетан вытащил из-под складок одежд гвихир, медленно и беззвучно подошёл к двери, отворил её. В дом вбежала кошка, громко мяукнула и спряталась в углу. За ней в дом зашла Ани, улыбнулась Каетану.       – Ты мне толком не объяснил, как заваривать эту твою траву, милсдарь травник.       Карина вышла из-за очага, взглянула на девушку, хмуро спросила Каетана:       – Qued seo а esseath?       – Karina, si aeved sinn, mire.       – Что вы, слова не понимаю на вашем тарабарском! – Ани заперла дверь и села на лавку. Эльфы остались рассеяно стоять, сжимая в руках оружие.       А дальше как-то так получилось, что Каетан неохотно и будто небрежно, но помог непутёвой dh’oine с её чаем и даже налил ей в миску похлёбки. Карина смотрела на девушку из угла диким зверем, на всякий случай не расставалась с ножом. А старый эльф даже как-то растрогался, потеплел к этой Ани и вёл с ней ленивый разговор о политике, работе и урожае – то есть, ни о чём.       И вскоре Ани стала приходить к ним каждый вечер, всегда – с кошкой, садилась за стол, пила отвар, болтала ногами и трепала свою роскошную косу. У девушки были большие миндалевидные карие глаза, не по-человечески острые скулы. Каетан стал подозревать в ней эльфскую кровь. Может быть, он просто пытался успокоить себя этим, но было ли это на самом деле так важно?       Утопцы её подери, ей же было всего двадцать! Уже даже Карине, которую он считал ребёнком, было на десяток больше. А ему самому перевалило за двести семьдесят. Это даже не вечность в понимании человека, это несколько вечностей.       Но эльфу с ней было просто. Её не надо было воспитывать, ей было плевать на форму его ушей и отсутствие руки, на прошлое и шрамы на теле и сердце. Она не трогала их, не задавала никаких вопросов, и однажды то, что она приходит по вечерам, готовит ужин, говорит невпопад, пытается сблизиться с дикой Кариной и гладит свою глупую плешивую кошку, стало нормальным.       Карина совсем не хотела об этом думать, но судя по всему общение Каетана и Ани не ограничивалось вечерними посиделками за столом. Эльфка очень резко относилась к этому. Как же – Каетан, которого ей впору было считать отцом, который вырастил её и дважды спасал от мерзких dh’oine, сам притащил одну из них в дом. А теперь будто случайно приобнимал её, ставя на стол чашку с отваром, нежно касался губами кончиков её пальцев, прощаясь, и даже терпел её дурную кошку.       Ещё через год, когда всё стало совсем очевидно, Каетану всё-таки пришлось рассказать обо всём Карине. Он сделал это как обычно, в своей строго-отрешённой манере, закрывая глаза на то, как эльфка бесится от этого, сжимает кулаки и отводит взгляд.       – Карина. – Каетан взял девушку за руку, заглянул прямо в глаза. – Это не просто dh’oine, пойми меня. Она мне важна.       – Она сдохнет через сорок лет, – буркнула эльфка.       Каетан ухмыльнулся.       – Как и я.       Карина нахмурилась.       – Я был стар уже когда тебя привели ко мне. Очень стар. Сейчас мне двести семьдесят восемь, если я не сбился со счёта. Никто не вечен.       – Я знаю.       – Тогда забудь о форме её ушей. Помни только то, что она значит для меня.       Карина попробовала. Ей было ужасно тяжело. Не то, чтобы она испытывала к Ани какую-то личную неприязнь, но та напоминала ей о холодном ужасе первых десяти лет жизни. О матери, пригвождённой к стволу дерева, о кмете, избившем её в деревне под Вызимой, о «друге», который изнасиловал её. Это всё было так вязко, липко и мерзко, но мгновенно отступало, стоило Карине увидеть, как Каетан смотрит на Ани. Карина смогла полюбить Ани, потому что любила Каетана.       Кажется, теперь они зажили счастливо. Должны были. Но иногда старого эльфа выбивало из неторопливого течения жизни, он оглядывался вокруг, словно загнанный в ловушку зверь, понимающий, что хищник давно ведёт за ним охоту.       Каетан продолжал учить Карину обращаться с оружием. Они никогда не говорили этого вслух, но знали – чтобы она могла сама за себя постоять, когда эльфа не станет.       В 1180 году, когда Ани уже начинала стареть, а Карина только перестала по эльфским меркам считаться ребёнком, случилось неминуемое. В Вересковку пришёл скоя'таэльский отряд. Они не грабили, не насиловали и почти никак себя не проявляли. Если не знать, как останавливаются и разбивают лагеря «белки», было невозможно узнать об их присутствии в окрестных лесах.       Каетан знал.       Ани под каким-то предлогом эльф отправил в Новиград, хотел с ней выгнать и Карину, но та, похоже, о чём-то догадываясь, твёрдо отказалась и дала понять, что не оставит его. Ани бы тоже не уехала, но она вообще не знала о той старой истории, и легенда о покупке нового сундука сработала.       Из напряжения, повисшего в воздухе, было впору ковать оружие. Каетан знал, что они придут сегодня. Чувствовал. Чувствовала это и Карина, мерила шагами комнату, жевала губы.       – Уходи, – сказал Каетан хрипло.       – Нет.       – Убьют они нас обоих, и что?       – Как я буду без тебя?       Карина спросила это вслух и сама себе показалась ребёнком. Такие вещи спрашивают только дети. Но слёзы сами подступали к глазам.       – Я чувствую себя виноватой в этом.       – И зря. Не знаю, что ударило в голову командиру отряда, где ты родилась, но я бесконечно ему благодарен.       Конечно, скоя’таэли пришли. Карина и Каетан ждали многочисленный отряд, вышибание дверей, насилие и разбой. Но «белки» даже постучали. Когда Каетан открыл, в комнату спокойно и размеренно вошли два эльфа. Один из них был старше, его лоб рассекал старый продольный шрам. Второй – моложе, он остановился у двери, деликатно положив руку на эфес висящего на поясе меча.       Старший сел за стол напротив Каетана.       – Ceadmil, Kaethan.       – Ceadmil, Taemc’haen.       Собственной персоной. Тот самый командир, которому Каетан обеспечивал прикрытие под Вызимой.       Эльфы завели неспешный и долгий разговор на Старшей речи, Карина сжимала рукоять охотничьего кинжала. Её ладони вспотели, на спину выступила испарина.       Эльфы вспоминали о былых временах, когда Каетан сам был командиром, а этот Тэмк’хаэн был в его отряде. Он находил это забавным, ведь теперь именно ему поручили найти предателя. Ситуацию он раскладывал крайне толково – информатор-убежище исчез двадцать три года назад, оставив в доме окровавленный труп местного кмета. Беглец обеспечил всем нелюдям Темерии гонения, волнения, казни... Все знали – в доме жил эльф-травник.       – Scoia’taelen neen ess minteoiren, – сухо резюмировал Тэмк’хаэн.       – Me neen ess scoia’tael.       Эльфы упёрлись друг в друга взглядами.       – Тогда у меня нет другого выхода.       Скоя’таэль развёл руками, улыбаясь, словно получая удовольствие от сложившейся ситуации.       – Только не трогай мою дочь. Она может за себя постоять.       Тэмк’хаэн бросил взгляд в сторону Карины, ещё кивнул.       – Если её воспитывал ты, могу себе представить.       Эльфы встали. Всё происходило очень быстро, Карина была словно в полусне. Первый удар Каетан парировал, отвёл меч Тэмк’хаэна в сторону. Но, конечно, скоя’таэль был моложе, быстрее, сильнее, имел две руки.       Карина до сих пор не могла перестать прокручивать в голове момент, когда острый, как когти катакана, меч командира проткнул грудь Каетана. Как отец упал на глинобитный пол, сплюнул кровь, сжимая рукой рану. Исход был предельно ясен. Второй раз Каетан не смог бы обмануть смерть.       А Карина ничего не могла сделать. Она замерла на месте, её словно парализовало. Смерть выдохнула холодный воздух ей в затылок. Руки задрожали, а слёзы будто мгновенно высохли.       Тэмк’хаэн обернулся к эльфке:       – Тебя я не трону – обещал. Но только потому что ты Aen Seidhe. Потому что я помню тебя мелкой соплячкой. И если что, добро пожаловать в мой отряд.       Эльф вышел за дверь, по-шутовски поклонившись, улыбаясь деформированный ртом, острым настолько, что его улыбкой хотелось вскрыть вены. Карина рухнула на пол рядом с Каетаном. Он лежал на боку, тяжело дышал.       – Карина, я люблю тебя.       В мелодичном, протяжном и красивом языке эльфов не было таких слов. Они забыли их.       – И я тебя…       – Карина… Ани… – прошептал Каетан и замолк, пытаясь отдышаться. Он не позволял себе закрывать глаза. Они могли уже не открыться.       Под окном завела свою песню какая-то чудная птица. Она заливалась, то повышала, то понижала тон, играла с собственным голосом, пела, не повторяя услышанную от людей мелодию, а выдумывая свою, новую, прямо на ходу.       – Это канарейка.       Каетан сказал это, протяжно и тяжело выдохнул, раскашлялся и закрыл глаза.       Канарейка открыла глаза всё на той же поляне. Оленя с листьями и цветами на рогах нигде не было. Только у неё в ладони лежал раскрывшийся пышный бутон, красивый и дикий.       Дождь закончился.       Эльфка провела ладонью по гладкому камню.       – Va faill, athair.