Игра Канарейки

Воистину, великая надобна самоуверенность и великая ослеплённость, дабы кровь, стекающую с эшафота, именовать правосудием. Высогота из Корво

      Дождь стучал по крыше. Канарейка всё никак не могла уснуть, ворочалась на тахте. Фиакна сидел в углу комнаты и смотрел за окно. Он привык не спать. Особенно тогда, когда объект его работы являлся убийцей. Чёрт знает, что может быть у убийцы в голове.       У неё в голове, как и можно было предположить, были смерти. Призраки, тени, видения. Они возникали перед глазами всякий раз, стоило их закрыть. Умершие орали невозможными, потусторонними голосами, визжали, их ногти скрежетали и хрустели, ломаясь, кости. Бледные лица с тонкими кровавыми полосками на шеях сменяли друг друга. В конце этой вереницы были бескровные лица Эйвара, Элихаля и Биттергельда. Затем появлялся Каетан. Умирающий, шепчущий одними губами, с землистым цветом лица и впавшими глазами. Ольгерд фон Эверек вонзал свою карабелу ему в грудь. А потом смеялся заливисто и демонически голосом Гюнтера О’Дима…       Канарейка проснулась со вскриком.       Фиакна холодно взглянул на неё.       Внизу тут же зажёгся свет, послышались громкие быстрые шаги. Эльза и Эйвар почти мгновенно показались на лестнице. Эльф – с лампадой в руках, «кабаниха» – с мечом.       – Всё в порядке?! – пытаясь стряхнуть остатки сна, спросила Эльза. Она не сводила глаз с Фиакны.       Канарейка накрылась одеялом с головой, отвернулась к стене. Ей не хотелось никого видеть, ни с кем говорить.       – Да, – ответил Фиакна. – Я слежу за этим.       – Как раз потому что ты тут следишь, мы так и подорвались, – фыркнула «кабаниха».       Эйвар, хмурясь, потянул её за рукав обратно вниз.       Через некоторое время они снова улеглись, с первого этажа послышался негромкий храп то ли Эйвара, то ли Эльзы.       Канарейка не могла уснуть, но не ворочалась и почти не дышала.       Только Фиакна знал, что она не спит.       – Какая же ты жалкая, – сказал он. – А жертв ты своих просто просишь умереть?       – Отъебись, – шепнула эльфка.       Фиакна хмыкнул и отвернулся. До рассвета оставалась пара часов.       Геральт помнил, что Канарейка говорила о кузнеце Эйваре Хаттори. Кажется, эльфы были на короткой ноге. Ведьмак уже, конечно, давно привык, что Континент очень мал и тесен, но получалось, Геральт мог видеть Канарейку бесчисленное количество раз ещё до их знакомства – Хаттори был одним из лучших кузнецов в Северных королевствах, и ведьмак ни за что бы не принебрёг его мастерством.       Конечно, Геральт и сейчас пришёл не с пустыми руками, а с материалами и чертежом для нового меча. К тому же, раз Канарейка в городе, велика вероятность застать её у кузнеца. Это было бы неплохо.       Геральт по обыкновению толкнул дверь вперёд, но та почему-то не поддалась сразу. Ведьмак постучал. Ответа не последовало, и голосов изнутри тоже не было слышно. Почему-то чувствуя недоброе, Геральт постучал настойчивее. Из-за двери раздалось мужское грудное «сейчас», скрипнул засов.       На пороге оказался не Эйвар, как можно было понять по голосу, а Канарейка. В простой льняной рубахе и кальсонах, в фартуке, вся в муке.       – Эйвар! – крикнула Канарейка на второй этаж. – К тебе ведьмак пришёл.       – Слышу! – ответил кузнец. – Сейчас спущусь.       Канарейка игриво наклонила голову, пропуская Геральта в дом. Только теперь он заметил Эльзу, месившую тесто и хмурого незнакомого эльфа, сидевшего на лавке в углу, отрешённо наблюдавшего за происходящим.       – Здравствуй… – Геральт проглотил имя Канарейки, взглянул на незнакомого эльфа.       – Давно не виделись, – улыбнулась она.       – Дня четыре? – Ведьмак обрадовался, что она тут. Пусть встреча в святилище ещё не была назначена, Геральту было как-то спокойнее знать, что Канарейка дома. И, судя по всему, никуда не собирается.       – О, ведьмак, – Эльза махнула рукой и снова вернулась к тесту. – А ты чего здесь?       – Встречный вопрос.       «Кабаниха» кивнула на сидящего в углу эльфа.       – Как так получалось, что я раньше не видел тебя у Хаттори? – спросил ведьмак у Канарейки, ещё раз взглянув на эльфа.       – У меня свои секреты, – эльфка протёрла щёку, оставила на ней мучной след.       По скрипящей лестнице спустился Хаттори.       Канарейка вернулась к вареникам.       Геральт протянул кузнецу недавно найденный чертёж меча Школы Волка, исподтишка наблюдая за незнакомцем. Кузнец достал из кармана монокль, вгляделся в полусгнивший пергамент.       В комнате висела напряжённая тишина. Её было не скрыть даже Канарейке, то и дело что-то спрашивающей звонким голосом у Эльзы, напевающей себе под нос и легко порхающей по комнате. «Кабаниха» косилась на эльфку, отвечала ей односложно. Эйвар делал вид, что не замечал происходящего, а незнакомец в углу наоборот внимательно смотрел за каждым движением Канарейки, словно без памяти влюблённый мальчишка или… соглядатай.       – А метеоритной стали у тебя столько есть? – спросил Хаттори.       – Должно хватить. Не хватит, скажи, я найду.       Кузнец кивнул.       – Работа интересная, спасибо. Давно я такого не делал. – Хаттори сложил всё на рабочий стол. Среди оселков, молотков, лоскутков кожи, слитков железа и чертежей лежала начищенная и заточенная карабела Ольгерда. Её ножны отмокали от крови и грязи в тазу рядом.       – Приходи через пару дней. Будет тебе лучший меч.       – Спасибо, Хаттори.       Кузнец кивнул ведьмаку, развернулся и стал подниматься по ступеням. Ведьмак хотел было открыть дверь, заставил себя остановиться и обернуться.       – Карина?       Канарейка улыбнулась ведьмаку на удивление безмятежно.       – Я могу с тобой поговорить?       Эльфка повернулась к соглядатаю, но ничего не спросила. Он молча встал, будто стряхивая с себя остатки оцепенения, за эльфкой и ведьмаком вышел на улицу.       – Вообще-то, я хотел поговорить только с ней, – холодно заметил ведьмак.       Эльф-соглядатай взглянул на Канарейку. Та быстро нашлась.       – Знаешь, Геральт, это мой давно потерянный брат, – соврала она, даже не пытаясь выглядеть убедительной. Фиакна закатил глаза. – Сначала он потерялся, а теперь нашёлся и боится людей. Ни на шаг от меня отойти не может!       – Не сильно-то вы похожи.       – Мы от разных матерей, – Канарейка вкрадчиво посмотрела Геральту прямо в глаза. Это значило что-то вроде «не задавай вопросов».       – И вообще его подбросили тролли, – в тон эльфке закончил ведьмак. – Как скажешь. Мы можем поговорить без твоего «брата»?       Канарейка обернулась к Фиакне. Тот стоял в двух шагах позади неё, скрестив руки и всем видом показывая, что до их разговора ему нет совершенно никакого дела. Но, понятное дело, он ловил каждый звук.       Эльфка покачала головой, хмурясь. Маска её беспробудного счастья треснула. Только теперь Геральт заметил, что улыбки её были натужны, а в глазах мелькали тени.       – Геральт, он уже?.. – спросила Канарейка сдавленным голосом, глядя в сторону.       Фиакна выразительно прокашлялся – он не услышал её слов.       Ведьмак нахмурился, сел за стол, предназначенный для тех, кто знает о Хаттори только благодаря его вареникам. Канарейка опустилась на лавку напротив.       – Нет, – сказал ведьмак. – Я говорил с ним два дня назад.       Слова шли через силу, застревали в горле, как в спешке непрожеванные куски мяса. Душили. Канарейка сидела с абсолютно каменным выражением лица, даже не пытаясь делать вид, что она что-то слышит. Всё-таки заметив, что ведьмак замолчал, она улыбнулась и подпёрла голову рукой.       – Он просил время. И я уехал.       Канарейка рассматривала столешницу.       Фиакна сел за соседний стол, достал самокрутку, закурил.       – Он был зол, когда я сказал ему, что ты знаешь о святилище.       Эльфка невесело хмыкнула.       Город вокруг гудел, звенел, бренчал, стучал, кричал разными голосами. За столом была тишина. Так много стоило сказать, так много из этого говорить было нельзя.       Канарейка действительно привыкла и, может, даже полюбила ведьмака, пока они вместе выполняли желания атамана.       Могла ли она подумать о чём-то подобном тогда, дождливым вечером, когда она встретилась в «Семи котах» со своим старым знакомым?..       – Нильфа, нанявшего Орден, вынудил на это О'Дим.       – Зачем?       – Я пытаюсь понять… – Канарейка замолчала, рефлекторно протёрла лоб рукой. – И всё никак не могу.       – А от твоего «брата», – Геральт кивнул в сторону Фиакны. Тот выпустил изо рта облачко дыма, повернулся к ведьмаку. – Ты ждёшь от него неприятностей?       Канарейка грустно улыбнулась.       – Спасибо, Геральт. Я справлюсь.       У неё не было сил говорить ещё о чём-то, это было очевидно даже Геральту. На мгновение ему вспомнилось, как он чувствовал себя, когда думал, что Цири мертва. Что мертвы Трисс и Йен.       – Если что, у тебя есть друзья. Они обыкновенно любят ввязываться в истории, спеша на помощь другу. Считай меня одним из них. – Ведьмак поднялся из-за стола, невольно вторя словам, которые ему когда-то сказал Регис. – Прощай, Карина. Думаю, мы ещё увидимся.       Канарейка улыбнулась.       – Обязательно увидимся, Геральт из Ривии.       Эльфка долго смотрела вслед ведьмаку, пока его спина с двумя мечами – одним для людей и вторым для чудовищ – не потерялась в толпе.       Дальше день тянулся чудовищно долго. Канарейке было нечем себя занять, она делала вареники, слонялась по городу, кидала камешки в воду с мостков в доках. Эльфка вышла в город без плаща, не скрывая лицо – она не делала так уже слишком давно, и от мысли, что её кто-то может узнать, горячилась кровь. В её голове даже пронеслась мысль – неплохо бы, чтобы её теперь схватили стражники.       Канарейка думала, что впервые в жизни была готова поплатиться за всё, что совершила. Но если бы она была до конца честна с собой, то смогла бы понять – она просто боялась убивать ещё раз. И дело было совсем не в том, что она боялась взять на душу ещё один грех. В каком-то диком неестественном страхе. Эгоистичном. Личном. Руки и глаза тех, кого она убила и так слишком часто являлись к ней во снах. Скрежет ногтей и немой крик, спрятанный в глубинах десятков глаз. Немой ужас, тремор, холодный пот, в котором Канарейка просыпалась среди ночи на мокрой подушке.       Она боялась убить ещё раз потому, что как-то очень резко и внезапно осознала собственную смертность. Сколько бы у неё не было доводов и печалей против большой продолжительности жизни старших народов, срок, в который ей позволялось оставаться ребёнком, а потом другой – ещё более продолжительный, в который она была бездумной машиной для убийств, и понимание того, что впереди ещё века полтора – если не больше, расхолаживал.       Но ведь её жизнь – и жизнь Элихаля, жизнь Хаттори и Биттрегельда – мог в любую секунду закончить одним резким движением кто угодно.       И даже бессмертие Ольгерда, так поначалу её заворожившее и расстроившее, имело конец. И на него нашёлся свой палач.       Над Новиградом сгустились тучи, вдалеке загремел гром. Понтар мгновенно потемнел, и темнота его глубин была похожа на глаза Гюнтера О’Дима. Только у глаз торговца зеркалами, в отличие от Понтара, не было дна.       Планировал ли он всё это? Может ли хоть кто-то так далеко планировать?       Не слишком ли много трудов было положено на то, чтобы просто разжиться ещё одной душой?       – Если ты планируешь сдохнуть от лихорадки, то давай без меня. – Молчаливый наблюдатель, к которому Канарейка уже успела привыкнуть, вдруг подал голос.       Начался ливень. Понтар будто перевернули, и он теперь весь целиком обрушился с неба.       Эльфка поднялась с мостка.       – И пора бы уже собираться. Закат скоро.       Закат был скоро, а ещё ни один стражник даже не встрепенулся при виде Канарейки.       Нарочно она не стала бы искать способа «соскочить» – всё-таки на кону стояли жизни её близких. Но эльфка всё ещё не была уверена в себе, в собственных руках. Смогут и они ещё раз убить после того, что она пережила?       Дом Бартлея вар Ардала был в Золотом городе. Дозоры, стоявшие на каждом углу, либо дремали, либо играли в гвинт на ящиках и бочках.       Фиакна и Канарейка даже не пытались прятаться в тенях или под капюшонами – тогда бы они вызвали больше подозрений. Эльфы спокойно шагали по улице, вели дурную бессмысленную беседу о налогах, которые никогда не платили, и дороговизне ночлега, который всегда могли найти бесплатно. Стражники не обращали внимания на болтающихся неподалёку эльфов – богачи из Золотого города, особенно нильфгаардцы, любили нанимать слугами нелюдей. Платить им можно было меньше, обращаться – хуже.       Наконец эльфы свернули в тёмный переулок, заваленный мешками и ящиками. С крыши одного из домов свисала лестница.       – Дальше – по крышам. Только тихо.       Канарейка взглянула на хлипкую даже на вид лестницу, рефлекторно сжала эфес карабелы. И тут же поймала себя на этом.       Это его жест.       Крыши определённо не были любимым местом для прогулок боящейся высоты Канарейки. В последний раз она лезла выше чем на пару метров от земли под внушением ведьмака. Он был убедителен, его Знак – безотказен.       Эльфка нервно подумала о семье, по «просьбе» Фиакны собравшейся на эту ночь дома у Элихаля, в Застенье. С ними была Эльза, которая заверила Канарейку, что защитит их, но кто знал, какие силы действительно стояли за Фиакной.       Канарейка схватилась за деревянную перекладину лестницы. Та скрипнула.       – Скажи, – зашептала эльфка, пытаясь отвлечь себя от хруста, с которым каждая ступень принимала её вес. – Ты правда работаешь на Тесака?       – А ты на кого работаешь? – спросил Фиакна с насмешкой.       – Я – наёмник.       – Тогда тебе не понять прелести работы с хозяином. Что бы ты ни сделал, на всём останется его имя.       – И что? – Канарейка выкарабкалась на крышу, ловя ртом воздух. Главное – не смотреть вниз.       Судя по скрипу, теперь наверх полез Фиакна.       – Я – только инструмент. Который убивает, нанимает, решает проблемы. Разве может похвастаться молоток тем, что он забивает гвозди? Нет. Забивает рука, в которой этот молоток. А вот всех своих жертв убила ты сама.       – Так ты просто боишься ответственности? – с вызовом бросила Канарейка.       Голова Фиакны появилась над крышей, он схватился за черепицу, подтянулся. Взглянул Канарейке в глаза:       – А ты не боишься?       Эльфка не ответила ему, встала. После дождя крыша была скользкой, не стоило отвлекаться.       Не хотелось об этом думать.       – Так чьи же призраки тогда беспокоят тебя по ночам?       – Заткнись, – прорычала Канарейка.       Этот чёрт говорил правду. Искажал её, придавал ей какие-то свои смыслы, но в целом говорил правду. И как бы Канарейка не воротила от этого нос, она знала это.       Фиакна хмыкнул. Опасная убийца на поверку оказалась глупой девчонкой.       – Ты продолжаешь меня разочаровывать, – сказал Фиакна, рукой указывая нужную крышу.       – Засунь своё разочарование себе в задницу и прокрути его там пару раз. У нас есть дело, давай выполним его поскорее, – почти прорычала эльфка.       Канарейку разозлили его слова. Кто он такой, чтобы говорить ей это?!       Они перепрыгивали с крыши на крышу, пригибались, слыша грохот доспехов, вглядывались в огни. Не говорили ни слова. Им казалось, что они уже всё поняли друг про друга.       В паре домов от нужного Фианка жестом остановил Канарейку, выглянул из-за высокого фронтона прилегающего здания.       – Этот Бартлей знает, что до него можно добраться по крышам. Возле его окна всегда на посту стоит лучник. Как правило – не из солдат, самый дорогой и самый лучший.       – А разведка у вас что надо.       Фиакна повернулся к эльфке.       – Я – разведка.       – И что будем делать с этим лучником?       Эльф ещё раз выглянул, всмотрелся в темноту.       – Я его не вижу.       – Может, он спрятался?       – Иди, – вдруг коротко приказал Фиакна.       – Что? – Канарейка нахмурилась. – Ты же сам сказал, что там лучник!       – Вот сходи и проверь.       Эльфка оставалась на месте, хмуро глядя на Фиакну.       – Ты же помнишь, – вкрадчиво начал он. – Мои ребята сейчас держат на прицелах твою «семью».       Канарейка продолжала упорно смотреть на эльфа. Фиакне сейчас оставалось только вытерпеть этот взгляд.       Он ещё никогда не мухлевал так по-крупному.       Естественно, Тесак, подозревая среди своих ребят «крота», не дал Фиакне ни одного человека. И никто не держал на прицеле семью Канарейки.       Но эльфке неоткуда было это знать.       Она сглотнула.       – Хорошо.       Канарейка медленно вышла из-за фронтона, скрывавшего от них окно Бартлея. Она огляделась. Никого не было видно. Но это не означало, что лучник не мог спрятаться где-нибудь на чердаке или за трубой.       Эльфка осторожно ступила на мокрую черепицу, чутко отзываясь на каждый звук и скрип. Она держала руку на эфесе карабелы. Не факт, что она успеет отразить стрелу, если что, но попытаться стоило.       Фиакна прятался за фронтоном, боясь выглянуть, весь обратился в слух. Его нервировало, когда данные разведки расходились с действительностью.       Вдруг послышался грохот падающего тела, Канарейка сдавленно выругалась по-эльфски.       Фиакна помедлил мгновение, но потом всё же выскочил из-за угла – если Канарейка сдохнет теперь, он сам не сможет закончить дело.       Эльфка растянулась на скате, пытаясь встать. Попалось какое-то жутко скользкое место, но в темноте было не разглядеть, что это. Может, просто вода собралась на неровно выложенной черепице.       Канарейка наконец встала, быстро и тихо зашагала к окну. Когда она была на полпути, Фиакна вышел из укрытия и постарался догнать её.       – Куда делся лучник?.. – буркнул он.       – А мне так больше нравится, – сказала Канарейка, толкая вперёд ставню приоткрытого окна и хватаясь за карабелу.       Эльфка тихо опустилась на пол в комнате. Фиакна забрался за ней, нервно косясь на дверь.       Бартлей вар Ардал спал. Лежал в кровати на животе, раскинув руки рядом с подушкой.       Канарейка смотрела на него и тряслась почти всем телом.       – Что, кодекс запрещает убивать спящих? – едко спросил Фиакна, подпирая собой дверь. И вторым ухом слушая, нет ли за ней шагов.       Эльфка взглянула на карабелу, которая тряслась у неё в руках, пуская блики от бледного света лампадки. На свои руки, которые почему-то были все… в крови.       Канарейка поднесла руку к глазам, пытаясь понять, не кажется ли ей это. Взглянула на колени, на которые упала там, на крыше, поскользнувшись. Штаны тоже были в крови.       Фиакна молча хмурился, глядя на неё.       – Это с крыши, – прошептала она.       – Давай скорее, и надо смываться. Мне это не нравится.       Канарейка посмотрела на пол. На тёмном дереве можно было различить бордовые капли. Эльфка наклонилась к Бартлею, прислушалась.       Фиакна изменился в лице, когда убийца вдруг взяла запястье нильфгаардца, чтобы проверить пульс.       Канарейка помотала головой, убрала карабелу в ножны и перевернула мужчину. На его шее запеклась тонкая полоска крови, невидящие мутные глаза уставились в потолок.       Эльфка повернулась к Фиакне, выдохнула от неуместного облегчения:       – Он мёртв.