Вечера в дистрикте 12

Китнисс вернулась в дом. На кухне верещал чайник: Пит как обычно вышел, забыв его выключить. Девушка подошла к буфету, оставшемуся от прежней, дореволюционной жизни. Эвердин не решалась избавиться от этого предмета домашней мебели: слишком многое он напоминал ей о прошлом, пусть и безрадостном, но всё же дорогом сердцу. Тогда была ещё жива Прим, тогда Китнисс и подумать не могла о том, что ей придётся стать добровольцем. На недавно окрашенной Питом деревянной полке примостились предметы, привезённые Эффи из Капитолия. Вообще говоря, дома у Тринкет, несмотря на все протесты непритязательного Хеймитча, было очень много подобных вещей: она не была привязана к ним, но они напоминали ей о разных этапах её жизни и становления. Здесь были высокие цветные вычурные бокалы на тонких витых ножках, в которых изнеженные капитолийцы разбавляли свои дорогие спиртные напитки пряностями, амулеты и талисманы, которые суеверные жители столицы увешивали себя в избытке и, надо сказать, выглядели в этом просто уморительно, наборы цветных перьев - самых разнообразных, какими команда стилистов пыталась поначалу украсить волосы Китнисс, но по настоянию Цинны они от этой бредовой затеи отказались. Здесь был и портрет Порции, который навевал грустные мысли. Порция... Замечательная девушка, ставшая жертвой террора. Взгляд Китнисс задержался на её роскошном золотом парике. Девушка вздохнула. В небольшой вазочке розового хрусталя, который добывали в Первом Дистрикте, красовалась самое дорогое, наверное, украшение из всех, которые Китнисс позволяла себе держать в доме. Это была брошь Сойки-Пересмешницы. Немного поблекшая, но всё же ещё блестящая: побывавшая вместе со своей хозяйкой во многих переделках, брошь была живым напоминанием о недавних событиях. Китнисс взяла в руки украшение и снова внимательно его рассмотрела, хотя знала каждую царапинку на его поверхности. Хорошо, что есть вещи, которые не дают нам забыть о минувшем окончательно. Значит, есть память, значит, есть связи, которые, несмотря на время, на его томительный и безжалостный ход, не ослабляются и не рвутся. Китнисс положила украшение обратно в вазу. Розовый хрусталь матово блестел на солнце. На столе стоял поднос со сладостями, оставленными Питом. Поднос тоже был капитолийским, серебряным и со сложной чеканкой: Эффи как-то подарила его Китнисс на день рождения вместе с двумя фотоальбомами, в которых были собраны редкие фотографии прежних лет. Альбомы Китнисс оставила, а вот от подноса долго отказывалась: ей не хотелось загромождать дом ненужной рухлядью. Эффи так не считала, поэтому немного обиделась, но всё же потом уговорила девушку принять подарок. Для Тринкет подобные вещицы были напоминанием о былой красоте жизни, и, надо сказать, бывшая Сопровождающая не утратила чувства отменного вкуса даже в такой глуши, как Двенадцатый дистрикт, пусть бы и жизнь сейчас в нём стала более чем сносной. Благодаря стараниям Тринкет облагородились регулярно проводимые ею посиделки и вечеринки развлекательного характера: Эффи не могла сидеть без дела, и здесь тоже нашла себе отличное применение. Китнисс уселась на диван, раскрыв изящно сработанный альбом в твёрдом переплёте. Вот она и Пит едут в поезде домой после их первой Бойни. Эффи мимоходом успела их щёлкнуть: даже Хеймитча зацепила - закрывает рукой лицо, недовольный и небритый... Вот их турне по дистриктам... Китнисс перевернула эти страницы: ей не хотелось вспоминать то время, тем более, что педантичная Эффи переложила фотографии карточками с текстом, который трибутам надо было читать. Сразу вспомнилась Рута. Далее шли профессионально сделанные фотографии: вечеринка в Капитолии, нагло вырванные капитолийскими папарацци моменты её с Питом жизни в Деревне Победителей... Журналюги были большими пронырами и наведывались сюда незаметно, но очень настойчиво... Дальше пошла хроника Революции. Китнисс отложила фотоальбом. Взгляд девушки упал на недописанную ей работу. Ей не хотелось приступать к работе с утра пораньше, но мозг, привыкший к постоянной систематизации фактов, начал прокручивать вчерашние наработки по второму кругу. Парень из Пятого Дистрикта, который дошёл до конца и изложил всё очень подробно, занимал её мысли - он довольно доходчиво описал все свои злоключения. Подобные отчёты были довольно популярны у жителей Капитолия, требующих от своих любимцев постоянного пополнения сведений обо всём, что они чувствовали и видели на Арене. Помнится, Мэгз рассказывала Китнисс о том, что её буквально заваливали письмами - порой с угрозами, порой с жалобами на то, что запаздывает очередная глава её воспоминаний... Жаль старушку, конечно, и Финника жаль, он так её любил... Мэгз показала себя свирепой и упорной, чем завоевала любовь капитолийской публики на многие годы. Да: упорство во всём, желание идти до конца любой ценой, может быть, и невеликое достоинство, но в условиях эпохи Игр - скорее, выработанная привычка у всех оставшихся в живых трибутов и их наставников...