Вечера в дистрикте 12

- Эффи, расскажи-ка мне то, что ты помнишь о Капитолии... - Да что я помню... Зачем тебе это? - Ну расскажи! Пожалуйста! - не унималась Китнисс. - Не думаю, что тебе будет интересно описание моей рабочей беготни. - Нет, будет, - упрямо отозвалась Китнисс. - Расскажи! - Вот любопытная! - Эффи перебирала колоду старинных гадальных карт, необычайно изящно выполненных в чисто капитолийском духе. На рубашке карт был добротно изображён герб Капитолия. - Да, любопытная, и горжусь этим, - отозвалась Китнисс. - Ты вот нетерпеливо пытаешься испытать своё будущее... Как ребёнок, иначе не скажешь... - Станешь тут ребёнком с Митчем, - мечтательно улыбнулась Эффи. - Он, как всегда, задерживается на рыбалке... Придёт - времени не будет. То одно ему подавай, то другое... Завалит тебя расспросами о том, как прошёл твой день. - Очередной день моей пустой жизни... - Ты слишком самокритична, Эффи. - Думаю, это прекраснейший способ посмотреть, наконец-таки, на себя со стороны. - Ну да... Вот ты и посмотри... Займись ретроспекцией... Или как это ещё называется... Громко будет сказано, конечно... Психометрией. - Да каждый день ей занимаюсь, когда вспоминаю Порцию и вообще команду стилистов... Ты же знаешь, что меня связывали с ними очень тесные и добрые взаимоотношения... Столько всего прошли, столько лиха хлебнули... Ох, лучше бы меня вместе с Цинной казнили тогда!.. Сердце кровью истекло, хотя я и не любила его, а иногда кажется, что зря... Что зря не ответила ему взаимностью на его чувство... - Да ну? - искренне удивилась Китнисс. - Он тебя любил? - Любил когда-то, - сказала Эффи, ностальгически улыбнувшись. - Но это было очень, очень, очень, очень давно... Ещё на заре моей многострадальной и такой насыщенной юности... - Вот и тряхни стариной, - не преминула Китнисс уцепиться за соломинку. - Вспомни то, что ушло безвозвратно. - Кит, я половину своей жизни прожила в воспоминаниях и ностальгии по неосуществлённым мечтам прошлого... Ты хочешь, чтобы я снова впала в депрессию? - Ну, нет, конечно, - ответила Китнисс. - Я просто предлагаю тебе вспомнить... Не так-то это и сложно. - Но не так-то и просто, - сказала Эффи, вздохнув. - Честно говоря, и вспоминать-то нечего, одна печаль... Одна тоска. Как бы не казалось со стороны, что Капитолий живёт и радуется, всё равно какая-то пресыщенность, какая-то неудовлетворённость, вечное беспокойство... Сама прекрасно знаешь, что должность Сопровождающей не даёт тебе возможности... Как бы это поточнее выразить... Создавать работы большой ценности... Никак не станет моя душенька неприкаянная могучей, деятельной, вобравшей в себя идеализм, поэзию и красоту... Вот, до сих пор, вырываю мгновения у судьбы, чтобы хоть что-то описать, из суеты будней... "Ищу необычные запахи, невиданные цветы, неизведанные наслаждения", как сказал один из персонажей из книги древнего автора. А так я - пшик в этом холодном мире. Знаешь... Не менее правильно заметил другой автор касательно нас, человечешек, что мы тем и велики, что сознаём своё ничтожество... Дерево своё ничтожество не сознаёт. - По-моему, это ложная скромность, Тринкет, - строго заметила Китнисс. - Никакое ты не дерево. - Не знаю... По мне уж лучше ложная скромность, чем завышенное самомнение и тщеславие. - Ну... Ну вспомни, как ты ходила рыбачить с Хеймитчем... Сказала, что осуществилась твоя самая заветная мечта. - Мои мечты почти никогда не сбывались, дорогая, - вздохнула Эффи. - Когда я с ним ходила... Только и мечтала, чтобы он отвлёкся от своей удочки... - Блин, ну никак тебя не вытянешь на откровенность. Неужели нечего вспомнить? Лучшие годы же были! - Да как-то не хочу обнажать я свою душу... - А сама говорила, что тебя безумно вдохновило название сборника одного капитолийского поэта... "Моё обнажённое сердце" или как-то так. - Ну да... Ладно, сдаюсь... Попробуй тебе откажи. - Ну так... В тебе говорит великое желание выражения... Я же вижу это. Это высокое духовное желание... - Если бы оно было практичным, Кит... А так - одни фантазии да воспоминания... И мечты пустые, мыльные пузыри... Нужны ли они? Я убила мечту. Зачем ею жить? Живу вот ради Хеймитча и ради авторитетных фигур. - Херня. Давай, мечтай... Чтобы жизнь наполнилась значением и смыслом... - Да, да, звездой стать... - Да ты и так звезда. Всё, хватит ныть, Эффи! Ты для меня всегда была воплощением оптимизма и непринуждённости... - Хм... Хорошо сказано... Я бы уточнила: "Принуждённой непринуждённости", это как та замечательная, прекрасная во всех отношениях "деятельная бездеятельность". - Очень вдохновенно... Продолжай... - Да сидела дома... Или гуляла по Капитолию... Про вечеринки рассказывать нечего - одна похожа на другую как две капли воды. Вот как сейчас понимаю, моей любовью была работа... Даже Цинна мне так не нравился, как моя работа. Только ей и жила. Ты же видела, как я выступала на Жатве... Сама не заметила, как полюбила эти помпезные панегирики Панему. Моя преданность делу не знала границ. - Ну... Продолжай... - Баранки гну... Вот, бегала туда-сюда на своих одиннадцатисантиметровых каблуках... Мозоли натирала, пороги обивала... Спроси лучше Хеймитча, Кит, ну прошу тебя! Этот загадочный мужской мир гораздо более интересен, чем мой, однообразный, с вечным желанием пристроиться и выдавить из себя большее, на что я была способна... Спроси Митча, я серьёзно. - Митч... Он, знаешь ли, очень предсказуем, предугадываем. - Он гораздо более благороден, чем я... И ответственности на нём больше. - Я бы не сказала. - Ну мне-то виднее... Духовная ответственность на нём, я - простой организатор. - Если бы не было твоих благословенных пинков под его пьяный зад, ничего бы не случилось... Может быть, мы бы с Питом не выжили... - Ну да... - Эффи рассмеялась. - Хорошо сказано: "Пьяный зад"... Он и сейчас такой... Ну, что я могу сказать о нашем с ним сотрудничестве? Я всегда испытывала конфликт между любовью, которую я испытывала, и светом, к которому я стремилась. Это было моей самой большой слабостью, скажу я тебе. - Ты жалась к свету Капитолия? - спросила Китнисс. - Вообще искала истину... Понимала, что мне надо рассчитывать только на себя, на свою самодостаточность... Как сказала одна выдающаяся капитолийская поэтесса, "На себя надейся, себя люби"... Как бы странно не звучали эти слова, они всегда меня очень вдохновляли... Особенно когда остро ощущаешь своё одиночество, свою заброшенность в бытие, несмотря на то, что всё, вроде бы, и хорошо... Я бы даже сказала больше: когда всё хорошо, это чувство ощущается острее всего. Не думаю я, что другая древняя, очень знаменитая поэтесса сказала просто от пресыщенности слова, которые стали девизом моей жизни: "Те, кому я отдаю так много, всего мне больше мук причиняют". - Ох, Эффи... Ты так любишь драматизировать... Кто тебе муки-то причиняет? Митч тебя любит до безумия... Ты сама себе всё надумываешь. И вообще все твои страдания невсамделишные. - Ну да... Дура я. Дура... Но я не принадлежу этому миру, несмотря на то, что глубоко укоренена в бытии... И никогда не принадлежала... Ни тебе, ни Хеймитчу, ни Питу в полной мере... Может быть, я и себе-то не принадлежу, такая смутная и с трудом понятная даже для себя в своих внутренних глубинах... - Ты мне всегда напоминала чистое горное озеро, Эффи, - сказала Китнисс. - Не думаю, что ты такая, какой не хотела бы себе казаться. - Не льсти мне, золотце... Вот уж за что я благодарна Питу - так это за то, что он всегда говорит правду... Пусть горькую, пусть и в моё нарумяненное лицо, так стремящееся укрыться за косметикой от ничтожества и горестей жизни... Но зато правду. То, за что вы с ним так долго боролись. Вы вместе - в награду за все ваши муки. - Может быть... - Если говорить о том, что я помню... Я помню очень многое, почти всё... Это часто тревожит меня ночами, не давая заснуть, это постоянно напоминает мне о том, чем я была и чем не хотела бы быть, и чем могла бы стать, но не стала... Жизнь, знаешь ли, часто ставит нас в такие условия, в которых мы становимся не теми, которыми видим себя в лучшую пору жизни... - Да, светлые гении линяют, Тринкет. - Линяют... Может быть, сны - это всё, что у нас остаётся, дорогая, - Эффи грустно улыбнулась, и эта улыбка из-под густого слоя пудры несколько напугала Китнисс. - Я помню одиночество в бесконечно сменяющих друг друга гостиничных номерах с одним и тем же огромным экраном, на который транслировалась жизнь нашего такого спокойного, слишком спокойного Капитолия... Может быть, я не была бы Эффи Тринкет, если бы выбрала себе другой жизненный путь... А так я - типичная капитолийка... Помню эти разъезды, встречи, бесконечную пустую болтовню ни о чём, но из которой всё же можно было выудить что-то ценное... Ты ведь знаешь, что я прекрасно умела выведывать необходимые секреты, чем наживала себе врагов... Потом, правда, не зная, куда слить избыток этой информации, страдала от надуманных страхов и неприязни тех, кого превращала во врагов, прекрасно зная, что люди - это не враги... И от того, что была хранилищем тайн бесчисленных друзей, которых (друзей, я имею в виду) по идее, не должно быть слишком много... Всегда встречала знакомых, которым всё хотелось знать, этих маразматиков-извращенцев и старых дев, сплетничающих и пытающихся влезть к тебе в душу своими грязными немытыми лапами в длинных раззолоченных розовых перчатках... И эти политиканы, которые готовы на всё, не останавливаются ни перед чем, чтобы удовлетворить свои амбиции... Иногда (да что и говорить - очень часто) мне казалось, что в мире нет красоты, одно уродство всеобщей ненависти... Откуда только находила в себе силы простить миру его несовершенства... Может быть, потому прощала, что подспудно сознавала, что несовершенна я, а мир идеален, только надо научиться видеть это хорошее в мелочах повседневности... Когда, например, слушаешь вздорную болтовню президента Сноу и думаешь не о новых радикальных реформах, а о том, какие молодцы генные инженеры, способные не только подбросить очередную пакость трибутам на Арене (со вполне спокойной совестью), но и вывести такой вот замечательный сорт белых роз - само воплощение изящества... И, например, когда обращаешь внимание на то, что образ жизни Митча в Деревне Победителей не сумел заставить слинять позолоту с панелей его жилища, которое было отстроено на совесть как бы в высшее вознаграждение и в память того, на что способны люди, когда они стоят лицом к лицу перед смертью или суровым испытанием... Я ведь прекрасно помню о том, кого и как любил Митч и о том, почему он не может забыть ту, которую ему никто не заменит, даже я, даже с бидоном молока в руке и в переднике... Ах, эта патриархальная картинка!.. Вот к чему я пришла, Кит!.. Может быть, это чувство сопричастности новому миру - моё самое сильное впечатление, заменившее мне все мои самые душещемящие созерцания залитых солнцем бетонных громад Капитолия!..