Вечера в дистрикте 12

- Эффи, ты сегодня не в пример задумчива, - улыбнулся Хеймитч. - Ну да. А что прикажешь делать в этот прекрасный зимний день, прекрасный, скорее, своей скучностью, как некоторые романы Гюисманса?.. Или сучностью, как твой вздорный и склочный характер и каждодневный пьяный бред, Митч. - У тебя всегда найдётся для меня доброе словцо, - хмыкнул Хеймитч. - Я запланировала написать книгу... Да не одну. И тебе советую. Сублимируй, друг, по старой доброй привычке все свои чувства, впечатления и переживания, ты ведь так любишь кристаллизовать свои впечатления, восприятие и интуицию, так замечательно материализуешь наши мечты, эмоции, энергетику своими трудами праведными... - Да, Эффи, вот только мне и осталось, что книги писать. - Пиши, Митч... Мне вот жутко лень, но я стараюсь. - А ты что за коробку принесла? - Да вот... Ёлку наряжать буду. - Не рано ли, Эффи, душка? - Ну, чем раньше, тем лучше... Ох, Митч, если бы ты знал, как я любила Новый Год в Капитолии... Было столько света, столько неона, столько кружащихся огней!.. Вся эта новогодняя суета... Суетность, прям как моя жизнь. - Да, Эффи, ты просто воплощение суетности... - Не будь с ней так строг, Митч, - вставила Китнисс. - Не суетности, она воплощение, но суетливости. - Да, с любовью к сплетням, большим любопытством и прочими прелестями, столь приличествующей должности Сопровождающей. - Самоотречение. Характер. Я бы проиллюстрировала это образом йога - в западном уме он странноват, обладающий трансцендентными силами, но нечистый и неопрятный, что, конечно, вызывало культурный и эстетический шок у пуритански настроенных англичан, которые присосались к своей индийской колонии, вытягивая из неё все соки и презирая её культуру и традиции, может быть, более богатые, чем многие другие, но, ввиду постоянной затравленности индусы и сами поверили в то, что ничего из себя не представляют... Есть в этом что-то глубоко унизительное, какое-то отречение от своего достоинства... Помнится, известным личностям пришлось очень постараться, чтобы возродить в этом народе веру в их национальную уникальность и самобытность: говори человеку часто, что он - свинья, он и будет себя свиньёй чувствовать... А ведь из этого презираемого англичанами (высокомерие - это великий грех жителей Туманного Альбиона) народа вышли лучшие представители-носители эзотерической премудрости. - Как ты глубоко копнула, Кит. - Теперь, когда мы изучаем историю такой, какой она была в действительности, не переписанной тысячами капитолийских крючкотворов, многое переоцениваешь и переосмысливаешь. - Истинно так, душка, - Эффи достала из позолоченного ридикюльчика пудру и эффектно припудрилась, вызвав у Хеймитча звонкий фырк. - Вот так вот. Я такая, - не без тени самодовольства не преминула Тринкет уязвить мужа. - Для тебя, неблагодарный, стараюсь. - Да, вот это я и имела в виду, - поддержала подругу Китнисс. - Преобладание духовного за счёт внешней рафинированности... - Привезла я из столицы в этот дистрикт-глухомань грим увядшей светской львицы и бессменную печаль, - пропела Эффи. - Да ты у нас поэт, Эффи, - рассмеялась Сальная Сэй, которая с интересом перебирала любимые Тринкет капитолийские альбомы с фотографиями. - Да, иначе никак, - отозвалась Эффи. - Уныние - это грех. Которым Митч, несмотря на все мои усилия, страдает очень часто, почём зря. Лучше бы меньше пил. - Ты когда-нибудь был счастлив, Митч? - спросила Китнисс. - Да, когда Эффи помогла мне ощутить высшую истину во всём, что я чувствую... - Снижающий сексуальность аспект, акцентирующий мой высший разум, - улыбнулась Эффи. - Митчу просто невозможно было испытывать уныние в моём присутствии. Вот эти-то возросшие радость, оптимизм и надежды позволили нашим отношениям выражать чувство счастья. - Я уже и забыла, что это такое, - проскрипела Сальная Сэй. - Давно это было... Счастье, любовь, понимание... Ой, давно... Времена моей молодости уже давно прошли. Как ветром сдуло, или, точнее - как твоя корова, Эффи, языком слизнула. - Твоя корова, - посмеялся Хеймитч. - Сальная Сэй как скажет... Эффи, ты её сегодня уже доила? - Сальную Сэй? - хохтнула Эффи. - Да, Хеймитч, доила, если ты про корову, - Ой, не терплю я, когда лезут в мои хозяйственные дела... Эти ещё припёрлись... Шахтёры, давай меня учить уму-разуму... Как правильно доить... Это при том, что на конкурсе я обошла лучших доярок Двенадцатого... Плебеи! - Убери это слово из своего лексикона, женщина, - проворчал Митч. - Ещё несколько месяцев назад ты при всех своих бесспорных достоинствах не годилась им и в подмётки... Как птица намокшая тут ходила, боялась передник надеть и стащить этот мерзкий парик... Да и сейчас с ним не расстаёшься. Эффи надулась. - Кстати, куда подевались Пит и Гейл? - спросил бывший ментор. - Только что заметил? - подняла бровь Эффи. - Тебя точно кроме твоей бутылки ничего не интересует... На лыжах они ушли кататься... Шлак решили объехать кругом. - В такую-то погоду? Я думал, что из-за этой метели у них всё накроется медным тазом. - Ничего, танки грязи не боятся, - отозвалась Эффи. - К тому же они всё забронировали... Всю экипировку, сама лично бегала... - Ну вот, - вздохнула Китнисс. - Снова всю работу придётся на завтра отложить... Без них никуда. - Рыбак рыбака... - усмехнулся Хеймитч. - Пропадают невесть где... - Вчера, кстати, весь день в нарды проиграли, - улыбнулась Эффи. - Было премило за ними наблюдать. Кстати, про рыбалку... Хоть бы раз, Митч, меня той же рыбкой назвал!.. - Мало же тебе для счастья надо... Вспомни тост, который я говорил тебе на день твоего рождения, Тринкет, - отозвался Хеймитч. - "Как я тебя только не называл: и зайкой, и птичкой, и рыбкой, и сукой..." - Иди на хуй, Митч, - Эффи запустила в мужа расшитой бисером подушкой - стараниями Эффи в доме Китнисс всё было облагорожено до высших ступеней совершенства. - Сэй, пойдём, я тебя чаем угощу... Привезла с собой из Капитолия, такой больше не выпускают... В упаковке от Первого... Оценишь то, что я сама когда-то расценивала как роскошь и красоту жизни...