kuroiumi 黒い海 — asleep
Савада смешно краснела, когда смущена или растеряна: постепенно, покрываясь пятнами от шеи к ушам, она сразу начинала заламывать пальцы или крутить нервно прядь волос, а то и все сразу, и в сочетании с пятнистым лицом это вызывало у Реборна как минимум дикий приступ смеха. Впрочем, он, слишком спокойный в обыденной жизни, как раз и пытался постоянно вывести студентку на разного рода эмоции — как энергетический вампир, он питался ими, облизываясь, почти как кот на сметану. И удивительным было то, что Тсунаеши, словно понимая это, при преподавателе старалась максимально уравновешивать собственное поведение, буквально бросая вызов мужчине в лицо. Состязания на стойкость ему ух как нравились. — Итак, — Балиоре немного наклонился к Тсуне, которая гипнотизировала тетрадь уже пять минут. Ее отрешенное лицо раздражало и безумно хотелось пощелкать перед ним пальцами, но, говоря откровенно, он предпочел просто стукнуть девушку по голове папкой. На минуточку, под завязку забитой документацией, — ты халтуришь. — А ты агрессируешь, — Савада отбрила его чисто автоматически, рассеянно посматривая в сторону открытого окна. — Полный хаос, — Реборн устало выдохнул, — соберись, доделай последние задания, и я тебя отпущу к твоему бейсбольному мальчику. — Он не мой, и, между прочим, это ты его напряг с этими соревнованиями, — Тсуна закусила губу (Реборн невольно проследил за этим движением) и недовольно вывела пару каракулин на листе, словно имитируя активную мозговую деятельность, — а мучаемся в итоге мы все. — Да ваша группа поддержки уже на весь университет известна, скоро будут вам платить за услуги, — они одновременно хмыкнули на эту подколку, впрочем, совершенно справедливую. Действительно, из-за Балиоре, который направил друзей Савады на все возможные спортивные соревнования, которые сейчас проходили в университетах, им пришлось хорошо постараться, чтобы как следует поддержать друзей. Сама Тсуна постоянно успокаивала Гокудеру, который в последнее время был сильно на взводе, что выматывало ее больше, чем обычно. Иногда в этой нелегкой задаче ей пыталась помочь Хару, но, к сожалению, она могла лишь только сильнее раззадорить вспыльчивого итальянца, и поэтому крики в их окружении не стихали практически никогда. Раздражение друга можно было потрогать пальцами, настолько сильно выплескивались им все его эмоции. Злой Хаято, главный претендент на первое место по большому теннису среди мужчин; Такеши, который с неизменной улыбкой и деланным спокойствием участвовал сразу в нескольких соревнованиях; и Рёхэй, не изменяющий себе — их имена были на устах у каждого студента, так что поддержка для них набралась внушительная, учитывая к тому же тот факт, что парни занимали далеко не последние места в рейтинге популярности. Возникший вокруг них ажиотаж бесил больше обычного, хотя они в целом к такому должны были привыкнуть. Но не вышло. Тсуна постучала ручкой о тетрадь, при этом смотря прямо в темные глаза своего преподавателя. Его взгляд — тяжелый, затягивающий, бездонный, словно черная дыра — вынести было сложно. Когда он впервые пришел к ним на вводную лекцию, смотря на всех так презрительно и недовольно, она для себя решила, что даже не будет пересекаться с ним глазами (желательно вообще никак). Интуиция издевательски нашептывала, что не выйдет у нее ничего. В итоге так оно и вышло конечно, но чтобы научиться выносить взгляд собственного преподавателя, ей понадобилось больше года. Чтобы привыкнуть к тому, что он неосязаемо всегда рядом — примерно два месяца. Чтобы понять, что он не тот, за кого себя выдает — примерно неделя. Чтобы… Впрочем. Реборн не тот человек, к которому она так или иначе привыкнет полностью. У него всегда будут черты, которые ей сложно осознать и принять — тот же взгляд, как самый очевидный пример. Игра в гляделки — это их маленькое неофициальное развлечение, одно из немногих, которые они могли себе позволить, сохраняя при этом итак порушенную субординацию. Тсунаеши не могла сказать, какие у них отношения. Наверное, дружеские, думалось ей. Разница в возрасте небольшая, официальное «вы»* они, довольно смущающим способом, оставили за плечами, и, наверное, именно так и ответила бы Савада на любой вопрос об их отношениях, если бы не одно небольшое но. Ух, как она любила все эти чертовы «но». Этот же гребанный взгляд, портящий все. Тягучий, бархатистый, он изучал ее, скрывал за собой тысячи смыслов, и Тсуна видела его везде — чувствовала за плечами, он накрывал ее тяжелым одеялом, заставляя нервничать и незаметно дрожать, умирать от микро-смертей каждый раз, когда она ощущала его на себе, что значило почти постоянно. И именно этот взгляд — взгляд, который она никогда не могла расшифровать, как бы ни пыталась — ставил ее в тупик, путая еще сильнее. Ей правда хотелось разобраться, хотя бы для собственного успокоения, но все ее душевные порывы разбивались вдребезги, стоило только увидеть искры насмешки в темных глазах. В обычные дни она хорошо чувствовала людей, понимала, что у них на душе каким-то женским чутьем, своей интуицией, но рядом с этим невозможным человеком она действительно ощущала себя слепцом на поле боя. Тсуну затягивал этот тягучий омут, и в ней просыпался азарт. То есть, Саваду вообще-то нельзя было назвать любопытной — она прекрасно понимала, что это влечет за собой проблемы, появления которых в своей жизни она крайне не хотела — но тут ей безумно хотелось разгадать эту головоломку из скрытых эмоций, понять, о чем он думает, узнать его в конце концов. Это желание пугало ее саму, потому что оно было совершенно необоснованным, возникшим из ниоткуда. Если говорить обобщенно — Тсунаеши начала путаться. В себе — и это длилось уже достаточно давно, в окружающих, во всем. Жизнь неслась вперед с сумасшедшим темпом, и она не могла даже дернуть стоп-кран, запросить таймаут, сделать хоть что-то, чтобы у нее появилось время подумать. Такое состояние, когда ты не понимаешь, что происходит вокруг, давило на нее сильнее, чем все те обязанности, которые взвалили на ее плечи. — Тсуна, если ты будешь отвлекаться на всякую ерунду дальше, то мне придется задерживать тебя до поздней ночи. — Извини, — девушка вскинулась и испуганно глянула на преподавателя, — я просто… — Просто ты сейчас доделаешь вот это, возьмешь на дом, — Реборн перегнулся через стол, доставая пухлую папку, — вот этот материал, а еще позвонишь отцу. — Что? — Ты позвонишь отцу. — И зачем оно мне нужно? — Слушай, Тсуна. — Нет, это ты послушай, — Савада откинулась на спинку стула, уставившись на преподавателя раздраженно — тем самым взглядом, когда ее теплые шоколадные глаза становились цвета яркого янтаря — пугающими, — уж с этим стариком я разберусь без твоей помощи, он без того дел натворил. — Тсуна, — Реборн опасно прищурился, но на нее это словно и не подействовало. Не обращая ни капли своего внимания на него, Тсунаеши быстро дописала что-то в тетради, широкими движениями выводя иероглифы. — Есть вещи, которые просто так не наладить, ты знаешь. Мое терпение не бесконечно. Держи, я закончила, — она протянула ему тетрадь и закинула ручку в пенал, на котором был изображен странный монстр. — Тоже могу сказать и о себе. — О, я знаю. Не забудь проветрить, когда покуришь, — Тсуна убрала вещи в сумку и встала с насиженного места, кидая взгляд на часы и пытаясь прикинуть, что у нее там со временем. Выходило, что все плохо. Махнув ему рукой, она резко ушла, не дожидаясь проверки заданий, хлопнув напоследок дверью, словно высказывая все, что она думает о надоедливых итальянцах и противных папашах. Ее глаза все еще оставались янтарными, и Балиоре прекрасно понимал, что в этот раз он разозлил ее достаточно сильно. Как и осознавал тот факт, что ступил на опасную зону, но поделать ничего не мог. У него был приказ — а приказы вышестоящего руководства положено выполнять, даже если они несут за собой определенные неприятности. — Хаос, — Реборн закатил глаза и вслепую пошарил рукой по столу, выискивая пачку сигарет. Очевидный плюс собственного кабинета и запуганной администрации — курить он мог сколько влезет, не выходя ради этого к студентам в «курилку». Зажигалка нашлась где-то между книгами и документами, присланными Савадой-старшим. Итальянец сделал мысленную заметку, что в ближайшие дни нужно обязательно рассортировать бумаги, на что у него, обычно педантичного в этом вопросе, в последнее время не было времени. Это удручало. Впервые Реборну хотелось, чтобы быстрее наступила пятница.***
На улице жара стояла дикая, такая, что на голову хотелось опрокинуть сразу баллон воды, или залезть в холодный бассейн и не вылезать, желательно, никогда. Тсуна поморщилась и приподняла ладонь козырьком, прикрывая глаза от палящего солнца. Хару рядом бегала и фонтанировала идеями, переговаривалась с группой поддержки, с которой они договорились о совместной работе, словно в ее заводном моторчике забыли нажать кнопку выключения, и Савада, к своему стыду, даже почувствовала что-то схожее на раздражение. Впрочем, стыд улетучился так же быстро, как закончилась припасенная бутылка воды. — Как они там еще не умерли от духоты, — Тсунаеши кинула сочувствующий взгляд на поле, где в самом разгаре была тренировка бейсбольной команды. Им, казалось, все было нипочем, и парни выглядели до противного бодрыми. Дико хотелось махнуть на всю их свору, живущую на чистом энтузиазме, рукой и уйти домой и упасть на диван аккурат под кондиционером. Совесть и ответственность, проснувшиеся так некстати, не позволяли Тсуне этого сделать, поэтому ей приходилось дышать пылью и слушать веселые переговоры Хару и Киоко. Последняя, к слову, тоже выглядела так, словно держится на последнем издыхании, и даже легкое хлопковое платье, панамка с широкими полями и ажурный веер ей не помогали. Еще один член их обычной женской компании, а конкретно Амэя, на все репетиции «неофициальной группы поддержки», как их окрестил деканат, махнула рукой и ушла домой, сославшись на плохое самочувствие. И Тсунаеши ей, если честно, дико завидовала. — Тсу-чан, — Савада повернулась к позвавшей её Сасагаве и недовольно поморщилась, когда солнце снова посветило ей прямо в глаза, — как проходят твои занятия с Реборном-сенсеем? Тсуна закатила глаза и помахала свободной рукой, показывая этим всю степень неопределенности. Ей было так жарко, что разговаривать категорически не хотелось, и Киоко понимающе улыбнулась на ее пантомиму. — А как у вас с ним отношения? Вы не ссоритесь? — Тсунаеши сделала большие глаза и мотнула головой, на что подруга хохотнула. — Он странный, — наконец протянула Тсуна, решив, что жестами она весь спектр эмоций не выразит, — мне сложно понять, о чем он думает, сложно понять его характер. Тяжелый он человек, — добавила она уже жалобно, неловко передернув плечами. — Ну, — Киоко постучала рукой по подбородку, — мне кажется, что он хороший. — Он хороший садист, — Савада хмыкнула, но под укоризненным взглядом Сасагавы нехотя кивнула, — мне пока сложно к нему привыкнуть, наверное так. Неприятно чувствовать себя глупой на его фоне. Это так… раздражает? — Тебе хочется, чтобы он относился к тебе как к равной? — Да нет, он вроде и так, — Тсуна рассеянно покрутила в руках резинку, решая, собрать ей волосы или нет, — скорее, знаешь, хочется быть с ним на одной волне, что ли. Я чувствую, что он во многом меня превосходит, и мне не нравится быть позади. Наверное, это как нежелание Гокудеры видеть превосходство других над ним. — Он вызывает у тебя желание становиться лучше? — Киоко хитро улыбнулась, словно что-то пришло ей в голову, но озвучивать она это не собиралась. Тсунаеши досадно поморщилась. Теперь она была уверена, что скоро ее ждет тотальный женский совет от лучших подруг. — Он вызывает у меня желание не видеть его самодовольную рожу, — она огрызнулась, не желая продолжать разговор про человека, которого становилось слишком много в ее жизни, — смотри, они приступили к пробной игре. Скоро закончат. Упорство Ямамото Такеши всегда было для нее показателем того, к чему ей стоит стремиться. В младшей школе Тсунаеши была совершенно неорганизованной, и Ямамото стал одним из двух людей, которые показали ей, что над собой можно работать и делать себя лучше. Такеши, который умел стремиться к лучшему и добиваться своих целей, стал для нее примером и оставался до сих пор. Она не знала больше людей, которые с такой же страстью отдавались любимому делу, превозмогая все возможные проблемы, которые только возникали у него на пути. Сейчас ее лучший друг стоял на площадке в насквозь мокрой футболке. Скорее всего, он надышался пылью, и песок, покрывающий площадку, скрипел у него на зубах, но улыбка у Ямамото оставалась все такой же яркой, как и два часа назад, и Тсунаеши могла только завистливо вздохнуть, поражаясь в очередной раз такой отдаче. — Киоко-чан, а где сумка Такеши? — Савада пробежалась взглядом по трибунам, где они обычно оставляли вещи друга, если ждали его, как сегодня. — Амэя принесет ближе к концу тренировки, — Сасагава посмотрела на аккуратные часики на запястье, — через полчаса подойдет, я думаю. — Ясно, — Тсуна поискала глазами Хару, которая все еще общалась с группой поддержки волейбольной команды, которая пришла поглазеть на бейсболистов в полном составе, чтобы определиться с программой выступлений. Миура — еще один пример неугомонной энергии, и если Такеши ее поддерживал, то от Хару порой хотелось спрятать голову в песок. Савада подергала себя за ворот своей туники и решила, что завтра точно наденет легкое платье, чтобы не умирать вот так, как сейчас. Миура вообще напялила джинсы, и Тсуне очень хотелось понять, как она еще не зажарилась. — Тсу-чан, — Киоко откинулась спиной на пластиковый стул и недовольно покосилась в сторону прыгающей подруги. Ей, видимо, тоже становилось плохо от мельтешений Хару, всем своим видом показывающей бодрость духа, — предлагаю после этого всего, — она махнула веером в сторону группы поддержки, — пойти отдохнуть на речке. Можно взять мороженное, например. — А семинар завтра? — Подготовимся, — Сасагава лениво отмахнулась и позвала Миуру, — лето, в конце концов. Скоро фестиваль, помнишь? — Фестиваль, — Тсуна довольно улыбнулась, вспоминая любимые праздники лета, — да, это будет здорово. Первый через неделю, да? — О чем вы, — к ним наконец подошла Хару, щеки которой раскраснелись от активных прыжков, кончики волос намокли и начали виться кольцами, но ее, кажется, это не смущало. Киоко протянула подруге припасенную бутылку воды, которую та благодарно приняла. — На следующей неделе будет фестиваль фейерверков, мы думаем, что стоит сходить всем вместе и развеяться. В последнее время мы не отдыхаем все вместе, как в школе. — А ведь точно, — Миура вскинулась и недовольно растрепала волосы, недавно обрезанные под аккуратное каре, — отличная идея, Киоко-чан, я как раз закончу новый костюм к фестивалю! Сасагава переглянулась с Тсунаеши, и последняя лишь пожала плечами, мол, ничего необычного. Костюмы Хару уже давно набили оскомину всем без исключения. — Хару-чан, — Киоко решительно взяла воодушевившуюся подругу за руку, — вообще-то я хочу, чтобы мы в этом году все пошли в юката. Когда мы были в кимоно на Новый Год, тебе же понравилось, правда? А твой костюм можно приспособить для выступления группы поддержки, ты не обсуждала это с ними? — Не обсуждала, но мне так хотелось выйти в костюме как можно скорее! — Зато Гокудера-кун очень оценит тебя в юката. Той самой, которую мы брали недавно, помнишь? Мы еще пойдем к Тсу-чан, чтобы Савада-сан сделала нам потрясающие прически, как тебе идея? — Ох, ладно, — Хару плюхнулась на стул рядом с Киоко, — я прекрасно знаю, что вам надоели мои костюмы, так уж и быть. — Они не надоели, Хару, — Тсунаеши прислонилась к ограждению, в надежде, что оно окажется прохладным, — просто хочется чего-то праздничного. — Не оправдывайся, — Миура отмахнулась и потянулась к своей сумке, — Хаято мне все уши прожужжал, как он устал от моего, как он говорит, косплея. Отношения Гокудеры Хаято и Миуры Хару тоже были обязательной темой для обсуждения в узком женском кругу, а так же служили поводом для постоянных сплетен внутри университета. Как-то так получилось, что взрывной итальянец и голосистая японка стали считаться парой номер один не только как причина обсуждений в женских туалетах, но и как самая симпатичная в том числе. Определенный повод для гордости, на который всем, впрочем, было все равно. Тсуне, которая дружила с ними достаточно долго, было приятно наблюдать за тем, как изменяются их отношения: от легкой неприязни до дикой влюбленности, они старались работать не только над своими отношениями в общем, но и над собой в частности. Как, к примеру, Хару прекратила говорить о себе в третьем лице, а Хаято стал ощутимо меньше грубить, хотя в моменты нервов старые привычки возвращались. Для Тсунаеши, лишенной образца отношений из-за отсутствующего вечно отца, их пара стала одним из первых примеров того, как люди вообще уживаются друг с другом. К счастью, примером не последним. — Как же жарко, терпеть не могу лето! — к девушкам, лениво наблюдающим за тренировкой, подошла, наконец, Амэя, с шумом сгрузившая сумку Такеши на пластиковое сиденье и протянувшая подругам какой-то пакет. Тсуна, сидевшая ближе всего к ней, удивленно приняла его и заглянула внутрь. — Я принесла холодной воды, невозможно просто. Поблагодарив подругу, Савада раздала напитки и приложила прохладную бутылку ко лбу, наслаждаясь ощущением. — Как у них не случился там солнечный удар от перегрева, — Амэя помахала рукой перед лицом и недовольно откинула косу, упавшую на плечо, за спину и села на сиденье рядом с Тсунаеши, — я пока дошла, думала, что открылись врата ада, не иначе. — Поэтому мы предлагаем пойти после завершения тренировки к реке, освежиться, — Киоко ласково улыбнулась, пытаясь успокоить недовольную подругу. — Я пас, — она мотнула рукой и вздохнула, — и Такеши, скорее всего, тоже откажется, у нас дела были. — Ну хоть на фестиваль на следующей неделе ты пойдешь? — Хару подскочила со своего места, чтобы удобнее было разговаривать. Бутылка воды привела ее в чувства, и она снова готова была фонтанировать энергией во все стороны. — Он так скоро? — Амэя удивленно вскинула брови и, задумавшись, потерла шею, — конечно пойду, надо же делать перерывы в этой сумасшедшей учебе. Преподаватели словно с цепей сорвались. Может, как раз напишу пару обзорных статей в газету, и от меня отстанут. — Мне бы так, — Тсуна поморщилась, вспоминая бешеный объем работ, которые сердобольно свалил на нее Реборн, — голова кругом. Киоко сочувствующе похлопала ее по руке. Ей, в отличие от остальных, достаточно повезло, и нагружали ее не так сильно. По крайней мере, пока. — Они заканчивают, — девушки глянули на поле, где парни делали растяжку после тренировки, — придет значит скоро, — Амэя довольно потянулась, радуясь, что ждать пришлось не так долго, как она думала. Такеши поднялся на трибуны через пару минут, благодарно принимая из рук своей девушки воду в специальной спортивной бутылке и сумку. Выудив из нее полотенце, он накинул ее на голову и расслабленно выдохнул, вытирая насквозь мокрые волосы. — Извините, что долго. Ребята решили отработать пару приемов, поэтому игра затянулась, — Ямамото улыбался им виновато, но у Тсуны это вызывало только умиление. — Все нормально, — заверила его Киоко, — мы как раз обсудили планы выступлений для болельщиц. — Такеши-кун, — Хару, нетерпеливо подпрыгивая, перетянула внимание бейсболиста на себя, — мы хотим сейчас пойти на речку, ты с нами? Амэя начала отпираться, убеди ее! — на недовольный взгляд от последней Миура даже не среагировала, а только ожидающе смотрела на задумавшегося друга. — Думаю, отец не будет сильно против, если мы задержимся на час-полтора, как ты думаешь? — он посмотрел на Амэю, которая лишь пожала плечами. — Он твой отец, а не мой. Если мы пойдем, то с тебя, Хару-чан, мороженое. — Договорились! — Я тогда быстро схожу в душевую и вернусь, окей? — Ямамото поцеловал Амэю в макушку и, схватив сумку, убежал переодеваться. — Заодно обсудим наши планы на фестиваль, — Миура словно светилась, а Амэя и Тсуна лишь немного устало переглянулись. В этой жизни порой ничего не менялось.***
Фестиваля фейерверков Тсунаеши ждала как манны небесной. Неделя выдалась у нее адовой во всех смыслах, и не последнюю роль в этом сыграл обожаемый ею Реборн. Ей иногда казалось, что после всех занятий с ним, разбуди ее кто ночью и потребуй материал, она бы выдала все, как на духу. От перечней законов у нее болела голова, и хотелось спрятать голову между двумя подушками, чтобы торчал только затылок. Ей опротивело все: бесконечные шуршащие бумаги, куча черных букв перед глазами, огромные лекции, которые приходилось спешно записывать, и даже запах кабинета Балиоре, который смешивал в себе аромат его одеколона, запах табака и чего-то еще, чисто Реборновского, ей опротивел. Хотя на счет последнего она, конечно, немного лукавила, но суть оставалась прежней — она устала. И усталость эта копилась огромным снежным комом, не спеша растаивать. Фестиваль же обещал быть ярким, красочным и полным радостных событий, как и любой праздник, проводимый у них в городе. Тсуна надеялась развлечься как следует, и в кои-то веки выбросить из головы все лишние мысли, которые плодились, словно таракашки. — Нет, Хару-чан, я еще не выбрала юкату, — Савада лениво откинулась на спинку кресла и потянулась, плечом прижимая телефон к уху, — мама купила мне новую, да, но она слишком торжественная, не находишь? — Она отлично на тебе сидит, не правда! Надевай и даже не думай. Чтобы завтра выглядела лучшим образом. И обязательно надень те дзори, у которых ремешки расписные. — Они натирают, и я более чем уверена, что порвутся. — Не ной, Тсуна, — беспрекословно сказала Миура. Савада прямо видела, как она полушутливо хмурит брови и качает укоризненно головой, — я ради вас отказалась от костюма, так что и ты терпи. — Ох, ну тогда это железный аргумент, — они засмеялись и замолчали ненадолго, погружаясь в свои мысли. — Эй, Хару, — Тсуна подобралась, услышав в телефоне голос Хаято, который, видимо, пришел домой с подработки. — Тсу-чан, я пойду, — шебушная подруга смазано попрощалась и положила трубку. Савада заторможено отложила телефон и заломила пальцы, задумчиво глядя на закат за окном. Сверчки еще не начали стрекотать свои песни, и на улице было обманчиво тихо. Занавески на ее окнах колыхались от едва заметного ветра, и эта умиротворяющая картина прекрасно успокаивала ее нервы. Такие минуты покоя периодически хотелось растянуть на максимально возможное время, но в ее случае все заканчивалось с первым криком Ламбо. Тсунаеши выдохнула и встала, чтобы успокоить ребенка. Об отдыхе действительно можно только мечтать. ~ — Ламбо, не убегай вперед! Фута, проследи за ними, ладно? — Савада устало выдохнула и страдальчески вздохнула в небо. Идея взять детей с собой уже не казалась ей столь замечательной и удачной, и даже клятвенное обещание мамы подойди после собрания комитета ее не успокоило. Ее братья умели быть той еще занозой в заднице, но она их все же любила. — Тсу-чан, ты как большая мамочка, — Киоко ласково потрепала подругу по плечу, когда та издала стон, полный боли и недовольства жизнью, — Хару-чан, а где И-пин? — Уже убежала за мальчиками, — Савада раздраженно выдохнула. Присматривать за десятилетками было сложнее, чем хотелось бы, — ну и где Хаято ходит? Парни ушли за напитками, оставив детей на присмотр девушек. Ямамото с Амэей еще не подошли, и Тсуна побаивалась совсем потеряться в этой толпе. Она немного рассеянно огляделась и улыбнулась Киоко, которая кого-то высматривала в толпе. Нана сегодня постаралась над ними и уложила девочкам волосы по высшему классу, и Тсуна чувствовала себя немного неловко, когда замечала заинтересованные взгляды на себе или Сасагаве. Последняя к этому уже привыкла за столько-то лет, а вот Савада еще пыталась освоиться в мире, где она кажется парням симпатичной. Тсунаеши немного нервно вытащила телефон из сумочки, проверяя, нет ли пропущенных звонков от мамы или друзей, с неудовольствием замечая сажающуюся батарейку. Опять Ламбо игрался, не иначе. — Вот и они, — Киоко помахала рукой кому-то в толпе, и Савада с приятным удивлением увидела Рёхэя и Хану. Она не ожидала прихода этих двоих: у Сасагавы старшего были соревнования по боксу в соседней префектуре, где он защищал имя своего клуба, Курокава же уехала вместе с ним, и вернуться они должны были не раньше вторника. Пока Киоко радостно висла на брате, Тсуна обняла Хану, лицо которой было привычно раздраженным от толпы. — Не ожидала вас так рано увидеть, — Савада ласково улыбнулась подруге, которая только фыркнула. — Рёхэю нетерпелось приехать домой, мы только с поезда, поэтому даже не приоделись, — извинилась она за свой внешний вид, и Тсунаеши понятливо кивнула. Это было вполне похоже на Сасагаву. — Хэй, Савада, — Рёхэй сгреб Тсуну в свои медвежьи объятья, от чего она неловко крякнула. — Поздравляю с победой, старший брат. — Спасибо! — Савада была действительно рада видеть этого пышущего энергией парня, который сиял, словно какое-то карманное солнце. Рядом с ним даже обычно угрюмая Хана казалась более мягкой и светлой. — О, так ты вернулся, — недовольный голос Гокудеры заставил всех обернуться в его сторону. На руке Хаято висел пакет с напитками, а вокруг его ног вились дети, вызывая, видимо, у него дикий приступ раздражения и недовольства. Когда Гокудера и Сасагава вступили в привычную перепалку, а у девушек завязался разговор с подошедшими Ямамото и Амэей, Тсуна почувствовала всепоглощающее спокойствие. Ей нравилось, когда так — друзья рядом, и атмосфера была спокойной, мягкой, словно натянутое на нос пуховое одеяло. — Вы сегодня отлично выглядите, — Амэя критично оглядела волосы Тсунаеши, уложенные наверх с помощью заколок, и ее новую бледно-розовую юкату, расписанную пионами. — Мама постаралась, — Тсуна неловко покраснела от комплимента, — Ламбо, мы не будем брать такояки, ты только что поел якисобу! Мы так спокойно фейерверки не посмотрим, — пожаловалась она подруге, которая только фыркнула, соглашаясь. — Покой тебе только снился, — сказала Амэя, и Тсунаеши была с ней полностью согласна. Тсуна действительно любила летние фестивали больше, чем любые остальные. Дневная жара уже спала, и сейчас на улице было приятное тепло, разбавляемое легким ветром. Яркие фонари над головами, огромное количество разных лавочек с развлечением и едой, запах яблок в карамели, бананов в шоколаде, которые местами перебивались ароматами тяжелой еды; снующие туда-сюда люди в праздничной одежде, дети в разноцветных масках на лице — все это повторялось каждый год, но не надоедало ей. Ламбо, который никак не мог поймать золотую рыбку; Хаято, который выбивал в тире все по десяткам, поражая бедного лавочника и забирая самого большого медведя для счастливой Хару; Рёхэй, который пробовал всю возможную еду в ларьках; Ямамото, по привычке заляпавший свою юкату; И-пин, не дающая Ламбо попробовать свои гёдза; сама Тсуна, заплутавшая в толпе. Последнее, кстати, было обычной практикой, и никто уже этому, наверное, и не удивился бы. Савада покостерила всех известных ей богов за такое удовольствие и собственную рассеянность и недовольно села на высокий бордюр. Ремешки дзори натерли ей ногу, как она и думала, да еще и порвались ко всему прочему, когда она неловко споткнулась о какой-то камень. Сейчас к ней, как к героине манги, должен подойти прекрасный принц и предложить помощь, а потом он обязательно в нее влюбится, и будет у них все долго и счастливо. От абсурдности своих мыслей Тсуна аж фыркнула и мотнула головой. Долго и счастливо в ее жизни наступит, только если она отдаст корпорацию Занзасу, и что-то ей подсказывало, что даже в таком случае от нее не отстанут. И ждет ее либо жизнь на побегушках у зажравшегося ребенка, либо гроб и белые тапочки. На секунду представив себя секретарем Занзаса, Тсуна вздрогнула и передернула плечами. Такая перспектива ее не устраивала от слова совсем. Ей хотелось тихой и спокойной жизни. Ей хотелось утереть нос папаше и показать, что она чего-то стоит. Ей хотелось, чтобы ее желания, противоречащие сами себе, пришли хоть в какой-то баланс, прекращая действовать на нервы. — Да уж, — Тсунаеши хотела по привычке запустить руку в волосы, но вовремя вспомнила о сложной прическе и поэтому подперла ладонью щеку, задумчиво смотря на толпу у латка с окономияки*. Сейчас она сидела немного в отдалении от людей, и шум фестиваля смешивался со стрекотанием сверчков в кустах. -. бесполезная Тсуна, — девушка вздрогнула и чуть не свалилась с бордюра. Она так ушла в свои мысли, что не заметила, как к ней кто-то подошел. Вскинувшись, она увидела знакомое лицо с дурацкими бакенбардами. Черные глаза, казалось, смотрели ей прямо в душу, и Савада неловко поежилась под этим взглядом. — И ты здесь, Реборн, — пытаясь побороть неловкость, она потерла рукой шею, выдавая себя этим простым движением перед наблюдательным преподавателем. — Решил развеяться, — он сел рядом с ней, и Тсунаеши неловко подобралась, опуская больную ногу, которую терла до этого, на землю, надеясь, что края юкаты задрались не слишком сильно, — в этом районе всегда проводят отличные мероприятия. — А где твоя шляпа, — она смерила взглядом его прическу, похожую со спины на иголки ежа, — непривычно тебя видеть без нее. — Она не сочеталась с юкатой, — он поморщился, недовольный, видимо, вынужденным расставанием с любимым элементом гардероба, — где твоя свита? Тсуна недовольно надула губы, не особо горя желанием отвечать на этот вопрос. Признавать свою бесполезность ей было всегда немного неприятно, а позориться перед Реборном хотелось еще меньше. — Тсуна… — Я потерялась, — протянула она, поджимая нижнюю губу и накручивая локон, выбившийся из прически, на палец. На лицо замолчавшего преподавателя она предпочла не смотреть, примерно зная, что там увидит. Это ее пугало и раздражало сразу, а еще заставило жарко покраснеть кончики ушей, в этот раз не скрытыми волосами. Стыд, да и только! — Почему не позвонила им? — Телефон сел, — Тсунаеши сказала это еще более жалобно, мечтая оказаться где-нибудь подальше от чертово итальянца, желательно дома, где ее никто не достанет. — Ну полный хаос, — Реборн выдохнул это и закатил глаза, стараясь не рассмеяться и не выдать перед расстроенной девушкой свое состояние. Он чего-то подобного и ожидал, когда заметил ее одинокую фигурку, — а с ногой что? — Ты решил меня добить? — еле слышно прошептала Тсуна, но Балиоре сделал вид, что не услышал. — Натерла. — Сильно? — Неприятно. Дзори порвались, — она неловко глянула на преподавателя, и вместе с ушами у нее покраснели еще и щеки. Реборн сделал непроницаемое лицо, и Савада досадливо мотнула головой, от чего прядь волос у ее шеи забавно колыхнулась. Посмотрев на открытый участок ее шеи и торчащий позвонок, итальянец мысленно попросил у богов — своих католических и японских — терпения и мужества, которых у него, вроде как, всю жизнь было хоть отбавляй. — Ты взяла с собой пластырь? — когда Тсуна покраснела еще сильнее и покрылась типичными пятнами, Реборн решил, что с него хватит глупых девчонок, и вообще всего хватит. — Мда уж, — он встал с места, и Савада неловко втянула голову в плечи, становясь отдаленно похожей на смущенного воробья. Балиоре бы даже умилился, если бы ему не было так грустно. Когда он присел возле нее на корточки, Тсуна подозрительно глянула на него, ожидая чего-то страшного. Когда он взял ее за ступню, она чуть не заехала ему в лицо от испуга. — Бесполезная Тсуна, успокойся! — Реборн на секунду сжал ее ногу сильнее, призывая ее прекратить свои бесполезные попытки сломать ему нос, и девушка успокоилась. Ее щеки по цвету напоминали уже два помидора, и итальянец сделал себе мысленную пометку, что ее нужно попугать еще пару-тройку раз в другой обстановке. Осторожно осмотрев натертое место, он выудил из кармана — благослови господь предприимчивых японцев — своей юкаты пару пластырей, которые на кой-то черт закинул себе при сборах. Тсуна тем временем тихо умирала от прикосновений холодных пальцев, ей дико хотелось кричать и улететь куда-нибудь, желательно, на Плутон, поставить там палатку и спрятаться, чтобы ее никто не нашел. Останавливало лишь отсутствие жизни на нужной ей планете и желание продлить эти прикосновения подольше. — Ну, вроде нормально, — Реборн закончил свое небольшое лечение и несильно хлопнул Тсунаеши по худой ноге, от чего она в очередной раз дернулась, — надо донести тебя до какого-нибудь латка с обувью, я видел здесь такой. — Что? — от излишне громкого возгласа итальянец поморщился и посмотрел на девушку как на тупую. — Ты собираешься сидеть тут вечность? — Нет, но, — Тсуна неловко забегала глазами, пытаясь придумать самый оптимальный вариант, который не будет включать в себя перемещения на руках у противных преподавателей. — Тсуна, — вкрадчиво начал Реборн, — либо ты сейчас залезаешь мне на спину сама, либо я понесу тебя как мешок картошки. — Боги, — Савада застонала, но все же согласно кивнула, принимая позицию итальянца. — Наконец-то. Держи, — он протянул ей порванную обувку, — встань сейчас на бордюр и залезай. Тсунаеши неловко встала и, когда итальянец повернулся к ней спиной, смущаясь положила одну руки ему на плечо, второе немного перекинув, чтобы не запачкать одежду своей обувью, которую по-хорошему надо было просто выбросить. — Давай ноги, — недовольно прошипел Реборн, раздраженный ее поведением. Словно девица перед первой брачной ночью, не иначе! Савада подогнула колени, и Балиоре сам подхватил ее, подсаживая на спину и полностью игнорируя визг над ухом. Слегка подкинув ее руками — Тсуна оказалась ужасно легкой — он подождал, пока она нормально схватится за его плечи, без риска грохнуться на землю. Из-за юкаты держать ее было немного неудобно, и голые коленки, которые он имел счастье лицезреть, несколько раздражали. Тсунаеши не знала, куда себя деть от смущения. Прохладные руки Реборна, поддерживающие ее, его колючие волосы, которые щекотали ей шею, запах его одеколона — все это было настолько близко, что ей хотелось, чтобы эти ощущения — ощущения его близости — никогда не заканчивались, и с другой стороны ее пугала собственная излишняя реакция на это. — Ну, — Реборн слегка подбросил ее, и Тсуна в очередной раз взвизгнула, — ты так сильно переживаешь из-за своей бесполезности? — Вот еще, — она показательно фыркнула, стараясь скрыть, что смущена сверх меры от всего происходящего, от людей, которые оборачивались им вслед, немного хихикая (нашли, блин, комик-парочку) — жду, когда мы придем. — Тогда радуйся, почти дошли. До нужного места они дошли действительно быстро, Савада, до этого вертевшая головой в поисках друзей, которые однозначно ее потеряли, даже немного удивилась. Она глянула на небольшой выбор обуви и быстро ткнула пальцем в какие-то шлепки, которые не отделяли бы большой палец от остальных. — Вот эти, — Реборн кивнул и попросил продавца положить их на землю, чтобы сгрузить свою ношу сразу в них. Тсуна неловко слезла со спины преподавателя, аккуратно придерживая полы своей одежды, и сконфуженно поблагодарила его, обрадованная, что эта пытка все же закончилась, и с другой стороны немного расстроенная. — Будешь должна, — фыркнул итальянец, — слушай… — Реборн, вот ты где! — закончить фразу Балиоре не дал чей-то громкий окрик, на который они оба повернулись, — я как раз нашел место. В тот момент Савада подумала, что ее возненавидели, наверное, все боги мира. Или что она живет в седзе-манге, и сюжет незадачливому автору пора менять, потому что фу штампы. Потому что. — Дино? — Тсуна? Перед ней стоял самый настоящий живой Дино Каваллоне.