***
Тэхён вернулся с промедлением, застыв у закрытой двери и вдыхая глубоко. Ирэн действительно скрылась в темноте витиеватого коридора, на прощание состроив самое похуистическое выражение лица, отчего актёру было немного смешно. Даже ему, взрослому мужчине, было страшно, но у него не получалось прикрыть угнетение, как и то, что грызло его после приезда из Инчхона. Его ждет всё то, что он оставил. Здесь – это О Сон Дон, распивающий ликёр всего лишь через стенку, всем видом показывая своё господство. А где-то там, Тэхён точно не уверен, остался лежать Чонгук, не оборачиваясь. Предательством чистой воды не назовёшь, но всё-таки есть в этом доля горечи, которая целиком и полностью засела в тэхёновой глотке. Маховик времени не завести, прощения не попросить, не оживить букеты. Не притвориться сильным. Поворачивается ручка двери, министр вскидывает смеющиеся глаза, встречает актёра торжествующим молчанием (и это даже лучше). Тэхён на ментальном уровне считывает и анализирует: «мы один на один» - и также помалкивает. Ну, ладно, теперь дело чести дойти до конца, жаль только, что честь уже была устранена. Не без его помощи. Ким проходит не к своему насиженному месту, а напротив министра, там, где недавно скалилась китаянка. Уже не получится строить безучастность и нет смысла прятаться по углам. О Сон Дон это обязательно оценит, и ему доставляет производить такое впечатление о себе. Он ведь рад видеть Тэхёна, особенно такого сломленного и испуганного. Может быть он псих, может быть он совершенно поехавший человек, но от своего он не отступит. От своего он никогда не отступал. Тэхёну суждено кому-то продаться: ради денег, секса, славы – без разницы. Его вырастили проституткой, он ей и сдохнет. Он и будет ей – самой красивой, бесстыжей и нарядной. Другое дело, что проститутка сменила род занятий. Теперь она принимает сама. — Помастурбируй на меня, – не приказ, но что-то около того, как зарок не трогать руками. Пока что не трогать руками, но уже начать пользоваться своей властью. — У меня на тебя не встанет, – не язвительно и даже не в оскорбительной форме. Тэхён раньше всегда пил таблетки, чтобы возбудиться. Только с молоденьким хорошеньким Чонгуком ему не приходилось прятаться по туалетам, искусственно пытаясь вызвать стояк. Но Сон Дон знает. Чёрт, он знает всё, потому расслабленно улыбается, мотая головой. — Хорошо. Думай о нём. Смотри на меня. В голове разливается тянущая горючая магма и очень страшно делать громкие заявления – да, Чонгука здесь нет, но он незримо рядом, как всегда всё понимает и прощает навечно. Подумаешь, всего-то вздрочнуть перед кем-то. Да он так тысячу раз делал. Но только этот, один из сотни прочих, кажется самым интимным. В его нагрудном кармане всё ещё прослушка, возле которой наверно скопилось много народу. Полицейские, журналисты, может быть кто-то из высших комитетов. И Тэхёну не хочется знать, что они будут чувствовать, слушая его стоны и всхлипы. Все они не достойны такой чести – слушать элитную актрису театра и кино. А кто достоин? Добавить нечего… К сожалению, о достоинстве они не спорят. — Сколько я должен отрабатывать у вас? – Тэхён послушный мальчик и как ему верили, расстёгивает брюки с относительно беспристрастным лицом, демонстрируя ещё маленький сморщенный, не настроенный на съёмку член. И пытается вывести министра на чистую воду. Может быть он проговориться о чём-то или расскажет секретную информацию. Главное, чтобы не закрывал свою пасть, иначе все тэхёновы мучения коту под хвост. — Дело не во времени и не в услугах. Я тебя изначально приобрёл, маленький мой. – Актёра передёргивает от этих слов. Если верить тем сообщениям, Сон Дон и есть убийца его матери – виновник всего, и только из-за него Тэхён попал в этот дьявольский бордель под предводительством китаянки. – До сих пор сожалею, что сразу тебя не забрал. Теперь тебе будет непривычно. «привыкать» Отвратительно, мерзко, грязно. Нужно сказать спасибо за то, что не забрал. Тэхён хотя бы имел шанс вырасти более-менее нормальным адекватным человеком, а не моральным инвалидом с дыркой в жопе размером с кулак. Тэхён кусает губу, прикрывая веки. Что ещё спросить не знает, точнее знает, но боится. Легче делать свои привычные обязанности, чем играть в шпиона и быть секретным агентом на задании. Когда как твоё истинное задание – подставляться и подмахивать. И никто не спешит брать с поличным всех преступников. Полиция будет слушать до последнего, пока не соберёт достаточно доказательств. Возможно, если бы его оттрахали до смерти, доказательств было бы спола, но собственная смерть не была в приоритете. Думать о Чонгуке даже проще, чем он мог представить. Стоит окунуться во времена недавних событий: красивое мальчишеское тело, острые изгибы локтей, лопаток, податливые движения, болезненные всхлипы от толчков, сладкие слова, теряющиеся в ключицах. Чонгук желанен. Чонгук всё ещё невинен, и всё что сейчас хочется – попросить у него прощение за то, что втянул в это дерьмо. И втянул в себя. — Ну, вот видишь, Тэхёни. Это очень просто. – Сон Дон довольно наблюдает, как чужой член постепенно увеличивается, подпрыгивая вверх. Тэхён гоняет желваки, пытаясь держать лицо достойно, но то и дело косит скулы, губы, глаза – важен угол и градусы теплоты. Делать повторяющиеся фрикции легко, дрочить себе ещё проще. Так весело, что с недавних пор у актёра появился кодекс чести. Как весело, что он безостановочно хватается за соломинку, думая о спасении. — Разведи ноги в стороны. (Как мосты?) – очень смешно. А может быть ещё красивее. Он исполняет в своей лучшей манере: стройные щиколотки в стороны, самоуверенный взгляд свысока, выдержанное порционное дыхание и куча комплексов, которые он профессионально прячет за маской. Сон Дон делает то же самое, расстёгивая молнию. Движения его резки, разрядка скорая, член такой же небольшой, но толстый. Быть напротив друг друга и думать о разном – комично. Без сомнений, есть в этом доля возбуждения, потому ли у Тэхёна всё ещё не упал. Потому ли ему так хочется, чтобы тихие подвывающие «Чонгук» слышал именно он (именно Чонгук, а на какие-то люди), там, где-то в отделении полицейского участка. Им всем больно. Но никто не рассудит, почему жизнь такая лажовая сучка. — На колени… – понятно да, возле меня. На колени возле меня. Всякие подростковые забавы их больше не касаются. Тэхён кое-как шагает ровно, вдыхая глубинно, смотря полноводно, и опускается перед министром, сложив руки на колени, как самый послушный мальчик в истории. А все потому, что знал, что эту историю записывают и оставляют в архивах. Если бы всё было не так, возможно у него бы появился новый предлог выпилиться прямо сейчас. Сон Дон встаёт на ноги, оценивающе крутя утончённый подбородок в своей руке (и так повернёт, и эдак), нажимая на скулы, раскрывая сладкий ротик. Он очень давно мечтал об этом, он очень сильно хотел замарать Ким Тэхёна в своей сперме, чтобы присвоить себе раз и навсегда. Пусть даже он больше не ребёнок. В его глазах всё ещё представляется маленький испуганный малыш с окровавленной ступней. И… Жар окутывает тело, в груди тяжелеет на раз. Сон Дон резко толкает бёдрами, упираясь в раскрытые губы горячей головкой, марающей подступившей смазкой: солёной и горькой. Отвратительной, просто ниже всякого. И вставляет сразу по гланды, оттягивая тэхёнов затылок назад, силясь сломать ему шею. Тэхён в миг краснеет, давится, бьёт руками, рвотные спазмы содрогают тело, а от чуждого проникновения мутнеет в глазах. Сыреет, да. Хочется расплакаться как девочка. Ускоряя толчки, Сон Дон с садисткой улыбкой наблюдал за зрелищем, облизывая губы и сильнее сжимая пальцы на затылке. Такой обиженный и дрожащий мужчины(мальчишка) под ним вызывал бурные эмоции. Ещё недавно строил из себя аристократа, недотрогу, пялил в пустоту. И вот уже пялят его, жёстко трахают в рот и не встречают особого сопротивления. В который раз задевая миндалины, Тэхён снова давится и хрипит, впиваясь в чужой лобок ногтями и чувствуя, как его начинает тошнить, прям уже по-настоящему. Сон Дон не отпускает, приказывает терпеть и глотать, насаживаясь под другим углом, но у Тэхёна истерика, и он никак (совсем) не хочет это терпеть. В глотке саднит и сушит. Очень большое желание умереть от стыда. Это тоже смешно – обученная проститутка не умеет сосать. Министр даёт ему передохнуть пару секунд, подышать нормально, а тот только хрипит и хватается за горло, откашливая рвотные спазмы, но всё ещё не блюет. Беря член в свою руку, Сон Дон бьёт своего «прекрасного принца» по губам им же, заставляя снова себя принять и довести дело до конца. Ким уже не сдерживает себя и начинает реветь, отказываясь от всего и сразу, пятясь назад. Но его держат за шкирку. Его, будем откровенны, держат на прицеле. Этому садисту, конечно же не нравится, что Тэхён ведёт себя непослушно, но у него есть припасенный сюрприз. Из внутреннего кармана пиджака он достаёт кое-что маленькое, почти крошечное. Тэхён в ужасе раскрывает глаза и теряет вообще все силы, и дух свой, и свою уверенность, валясь назад, падая в обморок. Рассудок помахал ему ручкой, и правильно сделал. Это же блять какое-то помешательство! Фильм ужасов! У Министра в руках его мизинец. Он хранил его все эти годы. Но это неважно. Из коридора доносится громкий выстрел, а затем истерические крики из соседних комнат. Было самое время удрать отсюда по-тихому и забрать свой трофей – бездыханное вспотевшее тело одного измученного больного человека. Ребёнок внутри Тэхёна погиб окончательно.***
В клуб влетает вооружённый спецназ, беря притон и всех тех, кто не успел сбежать. Здание и вся территория оцеплена полицейскими машинами, звук сирены слышен отовсюду и наводит ужас. Внутри клуба неистовая истерия, и каждая тварь пытается спрятаться под столом, лишь бы ее не повязали, потому что слишком высоки ставки. Вслед за полицейскими влетает журналистка со съёмочной группой, а уж позади неё кое-кто особенный, испуганный, взвинченный – для этого задания скандально лишний. Чонгук всё слышал собственными ушами. Он сам принял решение сотрудничать со следствием, как только приехал обратно из Инчхона. Это было не так уж сложно, главное найти всем известную журналистку Давон, о которой был наслышан из СМИ. Она разрешила присутствовать при задержании, зная прекрасно, почему этот мальчик так старается быть рядом. Давон пообещала себе, что не выдаст их общую тайну, пообещала и Юнги, что не станет рубить с плеча, для начала всё хорошенько взвесив и обдумав. Не столько из-за пробудившейся человечности ей хотелось сделать одолжение двум гомосексуалам, которые встретились также случайно, как и завязали какой-то роман, сколько из-за родства с любимым человеком. Было бы очень неприятно (для самой себя) причинять Хосоку боль, чтобы он видел с экрана телевизора позорные снимки, участие в преступлении собственного младшего брата или просто в причастности к этой истории оного. Так бывает. Это всего лишь правильно расставленные приоритеты. Но Чон Чонгук здесь, чтобы спасти хотя бы одного. Ради него он готов был пожертвовать многим, и сам не понимает почему. Тэхён его не стоил, он ему не упирается ни в одно место, но… Но так тянет, безумно тянет спасти и отогреть, вылечить. А Тэхёна нет. Нигде нет. И это сенсация утреннего разворота газет. Привет. Корея кишит торговлей живыми телами. Это ли не сенсация? Только про знаменитого актёра не напишут и строчки. Обещали. И ещё много чего. На втором этаже больший беспорядок. В туалете находят двух обдолбанных пацанёнков, откинувшихся прям в бочку унитаза с пеной у рта. Чонгук их не знает и никогда не видел, хотя его это волнует в последнюю очередь. А вот в гостевых комнатах констатируют смерть Сяолуна, того самого, что был на снимках, садившись в авто Гардианы. Он с дырой в голове выглядит безобразно и по-особому мертвенно. Рядом с ним, разделив смерть двух любовников, лежал неказистый полный мужик, как уже потом выяснилось – японец, посол, наркоторговец. Второму досталось больше. Японцу выстрелили, кхм, в причинное место, разорвав плоть. Мясо сваливалось со стен. Кровать была устелена жижей вонючей крови. Тянуло освободить желудок. Щёлкает затвор фотоаппарата, рядом носятся судмедэксперты. Они фотографируют трупы со всех сторон, вызывая подмогу. В застывших склерах глаз отражается мигающий яркий свет, потому Чонгуку навсегда запомнится эта картина. Он смотрит зачарованно, стоя дальше всех. Чонгук не из пугливых, но никогда воочию не видел место убийства. И судорожно выдохнул, заставляя себя отмереть. Слава богу, что на месте китайца не оказалось его актёра. Слава богу, что убили других… В этом случае никого не жалко, если дело касается близкого человека. А потом вся вооружённая рать осматривает остальные комнаты, находя ещё одну смерть. Никто не мог подумать, что они вообще её будут опознавать. У Давон срывается голос, и она откидывает микрофон, ведя себя совсем не профессионально, подбегая к растерзанной на кровати девушке, что смотрит стеклянным взглядом и лежит с раздвинутыми ногами, между которых подсыхала свежая кровь. Не проявляет признаков жизни. Её запястья были связаны тугим жгутом у изголовья кровати, на лице нарисовались ещё блеклые жёлтые синяки от побоев, волосы разметались чёрными змеями, грозясь укусить, а на губах застрял вдох, последний. Давон стремительно отталкивают подоспевшие медики, проверяя пульс и неутешительно мотая головой. «Разрыв прямой кишки» Не жилец. Кончина. Что ж, кого теперь винить? Давон всё сама слышала через динамики, просто никто не пришёл. — Нет! Нет-нет! Ирэн! – Чонгук почему-то реагирует раньше, чем полиция, цепляя кричащую журналистку за плечи, разворачивая к себе. Вообще-то у него тоже нет сил смотреть на этот кошмар, а Ким Тэхёна, к слову, так и не нашли, хотя он был второй подсадной уткой. Но Чон чувствует себя обязанным не давать слабину, не давать жутким мыслям пробраться в сердце. Хорошо хотя бы то, что Тэхёна не нашли мёртвым. Но он слышал, блять, слышал сам, как его рвало, а потом наступила оглушающая тишина. И только всевышний ведает, куда пропал разыскиваемый мужчина. На лбу испарина. Господи, прости нас всех. И сам проси прощение. Ирэн тряпичной куколкой перекладывают на носилки, накрывая чёрным пакетом. Китайца с простреленной головой тоже и его несостоявшегося толстосума, подкидывающего ему порошок время от времени. О смерти Сяо знала только певичка, но никто не скажет достоверно откуда была получена информация (она была похоронена вместе с ней). Но было понятно одно: среди паучьей системы есть предатель, и он сидит притаившись, не сунется в самое пекло, потому что умеет заметать следы (потому что слишком хитёр и зол, наверняка, зол). На этот счёт нет никаких догадок, но это пока. Того, кто убил главного «сына» Ганы Цянь обязательно найдут, потому как по-другому быть не может. Кажется, человек, который это провернул, знал больше их всех. И может быть он и скрылся вместе с актёром. Но это не облегчает душу. Это даже не утверждение. Давон утирает глаза, шмыгает носом и пытается подавить дрожь в голосе. Перед ней камера, красная лампочка, а работа заставляет переступать через себя и совесть. Чонгук ускользает по коридору, пытаясь понять, где всё это время находился Ким Тэхён и взглядом упирается в открытую комнату – боковое ложе, где остался стоять двухцветный ирландский ликёр Шеридан, табачная крутка и… телефон Тэхёна. Абонент не абонент. Чонгук ясно понимает. Он ему уже не позвонит. На полу следы спермы. В глазах яма. Чернушная.***
Тэхён очнулся в совершенно незнакомом ему месте. Он понял это, когда смог прочистить горло и размазать песок в глазах. На фоне слышались сдвоенные, а то и строенные голоса. Он не особо разбирал суть разговора, но по напряжённой атмосфере судил, что дело дрянь. Как и он «дрянь». И то, что лежит он в какой-то развороченной кровати абсолютно голый, а рубашка его, в которой покоился заветный жучок, лежала на дальнем стуле – хуёвый вывод. Не вариант было бежать и орать во всеуслышание, чтобы его скорее нашли у чёрта на куличках. Когда послышались тихие шаги, Тэхён дёрнулся, подобрался, прижал одеяло к груди, уже готовясь обороняться изо всех сил, которых в нём было не так уж много. Но это был не министр, а маленький мальчик, держащий в руках плюшевого паука. Паука… Как много было в этом слове, и как много ответов он получил, глядя на ребёнка. На вид можно дать лет одиннадцать или около того. Тэхён не прогадает, если предположит, что ребёнок не кореец, а какой-то другой крови. Его выдавал иной разрез глаз, более грубые черты лица и тонкий нос. Он его имени не спрашивал. — Папа! – сипло разнеслось по всей комнате, и голоса за стеной смолкли, а потом и в проходе появился названный ранее «папа», крепко держащий в правой руке глок с глушителем, сто процентов заряженный на все патроны. О Сон Дон расслабленно выдохнул, опустив оружие и привалившись к косяку. Вслед за ним вошла Гана недовольно скрестив руки на груди. Похоже им всем приходилось скрываться в этом помещении, которое по всем параметрам походило на люксовый номер отеля с несколькими комнатами. Ким никак не мог знать, почему китаянка злится, и, что вообще произошло в клубе. А по-честному, он и не хотел узнавать. Его куда больше волновала собственная жизнь, в которой творился такой пиздец. — Очухался. – Съязвила Гардиана, а после удалилась обратно, закрыв за собой дверь. Оставаться здесь надолго она не собиралась, да и прятаться не будет. На хвост ей никто не присядет, потому что предъявить нечего. Клуб был официально оформлен на Сяо, а как мы помним, тот почил в мир иной. На нее всё ещё нет никаких обвинений, а общая картина только догадки. Потому она забрала вещи и покинула номер отеля, кинув на прощание, чтобы министр оставался здесь пережидать бурю. — Где мы? – Тэхён неожиданно для самого себя спрашивал испуганно. Былой бравады перед О Сон Доном он показать не мог. Память подложила ему памятное событие минувших часов, где тот пытался кончить ему в рот, а потом показал мизинец. Только от этого волосы вставали дыбом. И не только волосы. — В «Джорджиа». – Почему-то прямо ответил мужчина, усевшись на стул и подозвав ребёнка к себе. — Что случилось? – промямлил, принимая сидячее положение, обернув руки вокруг колен. Закрыться хотелось максимально. Только его бы это не спасло. — Тебе не о чем беспокоиться. Мы скоро уедем. Далеко. – Сомнительное успокоение. Тэхён зажмурился и откашлялся, потирая шею, которая неприятно скребла изнутри. А потом коротко глянул в сторону министра, к которому на колени сел тот самый ребёнок. Тэхён только сейчас заметил, что на тоненькой шее у него красовался красный след от какой-то верёвки или ткани. Сейчас как ни кстати вспоминался рассказ Сяо, про то, что О Сон Дон любил подбирать маленьких детей, либо же подростков, которых душил в процессе секса. От того затянуло под ложечкой. «Папа»? Теперь ещё больше не воспроизведённых вопросов. И тут ребёнок потянется за поцелуем к своему недородственнику, получая за это похвалу в виде поглаживания по макушке. У актёра сложилось чёткое впечатление, что он попал в дурку, иначе педофилия чистой воды – грань его мышления. Так и отцом и сыном они не являлись, а значит выдуманные обращения только извращённая фантазия, или простым языком – ролевая игра. — Познакомься, Урсула. Это твой братик. – В кишках протухли все ткани. Братик готов был выть в голос, потому что от данного безумия никто его не будил, а надо бы. Называть своим отцом Сон Дона не то чтобы язык не повернулся, он просто бы отсох. Не настолько у Кима поехала крыша, чтобы участвовать в этой клоунаде. Но двое на стуле были серьёзными как никогда. Урсула, а так его видимо звали, умеючи сосал язык, распуская худенькие ручки, обвивая шею своего насильника. Тэхён в этом не сомневался. Насильник всегда им остаётся, не разделяя своих жертв на особых. Так и этот ребёнок попал в его собственность не случайно. Значит его забрали также, как и Тэхёна. Забрали и приучили смирению. Страшно было подумать, что этот псих мог с ним делать. И что он ещё сделает с самим Тэхёном. — Сделай папе хорошо, котёнок. Это было сделано для демонстрации, конечно. Сон Дон выжигал взглядом притихшего побелевшего актёра, утерявшего всякое высокомерие. Мальчик сполз на пол перед коленями своего «отца», высовывая шершавый язык (прямо да, котёнок, очень глупый), начиная вылизывать ткань молнии, активно дёргая головой в разные стороны и не выпуская из рук паука. Лизал не молоко, конечно, но очень на то похожее. Какая сила управляла Тэхёном в это время, он и сам не понял. Просто подскочил на месте и как ошпаренный побежал в проход, там, где можно было найти дверь из этого сумасшедшего дома. Но выход ему перегородили незнакомые мужчины в дорогих костюмах, развратно скалясь при виде красивого голого парня, на которого не раз передёргивали перед монитором. Теперь он был здесь и сейчас открытый, доступный. А это значилось… Значилось… — Нет, нет… – размахивая перед собой ладонями, он двинулся обратно, аккуратно шагая в сторону постели. Следовавших за ним мужчин было двое, ещё двое остались сидеть в гостиной. Что могло произойти дальше не хотелось даже в уме представлять. Даже заикаться. — Это мои друзья, познакомься, Тэхёни. – А он знакомиться ни с кем не хотел, более того, ринулся к окну, когда его грубо рванули обратно, кидая на пол. Сон Дон заинтересованно откинулся на спинку стула, позволяя ребёнку также лизать ширинку, не снимая брюк. Всего лишь приятный массаж. Пока. — Какой он у тебя непослушный, – прицокнул один из них. Голова его была седая, да и морщины на лице показывали пенсионный возраст. На плечах его костюма пришиты погоны, и у Тэхёна пять секунд до истерики (четыре, три...). Все они высокопоставленные шишки, против них ничего нет. Прямо сейчас Тэхён даже сам собой не обладает. И честно говоря, лучше бы его трахнул сам министр, чем эти двое. Собачий кайф, кошачий. В пизду. Только не групповушка. — Породистый какой, да? – тот что седой и с погонами вцепился ему в волосы, заставляя подняться на ноги. Второй же пристроился сзади, далеко не ласково ребром ладони проводя между ягодицами. От этого движения вся кожа покрылась испариной и мурашками. Ким с мольбой смотрел в глаза Сон Дона, будто тот мог повлияет на ситуацию. Точнее мог, но уж точно не сделал бы этого. Проявляя навыки борьбы, которые Тэхён только мог знать, он со все силы пнул по яйцам старика, пока второй заламывал ему руки, головой замахнувшись в его лоб, на несколько секунд выкраивая себе время для какой бы то ни было идеи. Он успел сделать несколько шагов, пока его не схватили за ногу, дёрнув на себя, от чего Тэхён сбился, потерял равновесие и сшиб себе локти и колени, но продолжал тянуться руками к своим вещам. Рубашку удалось схватить за рукав и потянуть вниз. «Джорджиа, отель, два квартала» – успевает прошелестеть Тэхён, пока на горло не накидывают развязанный красный галстук, запрокидывая его голову назад, вынуждая предъявить навыки гибкости. «Джорджиа, отель, два квартала» – слышится до сих пор. А ещё Тэхён добавил последнее слово, словно во всём мире больше никого не мог позвать. «Чонгук» Из угла глядела сучка, ковыряя пальцем в зубах. Мама неободрительно вертела головой, стыдясь собственного сына. Но это было лишь видение. Это только разыгравшаяся фантазия, Тэхён никогда бы не сошёл с ума из-за этой идиотки. — Пошла нахуй. – Не зов о помощи. Но тоже крик.