Постель, в которой

Как только мы добиваемся, наконец, ясности мысли, силы разума и что-то начинаем уметь и знать, знать и понимать — нас приглашают на кладбище. Нас убирают как опасных свидетелей, как агентов контрразведки, которые слишком много знают. Александр Николаевич Вертинский

***

Тэхён сопротивляется и просыпается в нём небывалая сила, превозмогшая усталость и боль. Глотку плотно стягивает галстук – как извращённый обряд посвящения (хах, в рыцари ли?). Воздух влетает судорожно и так же выходит обратно, от чего Тэхён пальцами пытается ослабить хватку, но от того голова его запрокинута высоко, он глядит далеко и перед глазами стелется… нет, не вся жизнь. По крайне мере несколько мгновений, которых ему хотелось бы запомнить (но это очень личное). Умирать – это слишком просто для тех, кто сыт по горло житейской трясиной. Но кто-то сверху слышит мольбы одного страждущего человека, либо ситуация поворачивается к нему лицом, а в гостиной слышится перестрелка и чьи-то неразборчивые крики. Тэхёна тут же отпускают и пинают в угол, как ненужный хлам. Почему-то развлечение оставили на ужин, а ведь блюдо стынет. И на самом деле Тэхён чертовски продрог для скачек на взмыленных бёдрах. Ким закрывает голову руками, заодно затыкая уши, потому что шум действительно громкий и устрашающий. Но он точно различает женский визг, допуская мысль, что принадлежит он одной узкоглазой сучке, совсем недавно покинувшей номер отеля. Может быть ее решили вернуть. Может быть их всех решили порешать? Будет обидно. И тут голоса замолкают как-то очень неожиданно: все и сразу. Только пахнет порохом и какой-то примесью человеческих внутрянок, но это ничего, по сравнению появившимися на пороге гостями. Их двое. Одна идёт пошатываясь, макушка её на прицеле, а позади… такой… такая… сюрприз? Неожиданная встреча, которую никто наверно не мог предвидеть. Или же только догадывались, лишь один Тэхён ничего не понимал, тупо разинув рот, во все глаза пялясь на стоящего позади китаянки Пак Чимина. Имиджмейкер, хороший малый, давешний собутыльник – аут. Добавить нечего. Только спросить: какой наркотой его накачали, раз перед глазами всплывают разные, но знакомые люди. Чимин так серьёзен, как никогда вообще. На лице отсутствие привычной улыбки, милого образа мальчика-одуванчика как ни бывало. В голову закрадывается таков расклад: его личный имиджмейкер только что застрелил двух, а может и трёх мужиков. Абсолютно хладнокровно. Держит за шкирку Гану и с ненавистью смотрит на всех присутствующих, лишь Тэхёна обходит стороной. К нему у него вроде никаких претензий. Ему он и никем не приходится. — Оружие на пол. – Ледяным тоном приказывает Пак, и нажимает кнопку фиксации на пистолете. Пустой магазин вылетает и за считанные доли секунд он вставляет новый, заряжая. Очередной вопрос не к месту: где такой тихий и добропорядочный гражданин научился обращаться с огнестрельным оружием? Или не такой и тихий, как пытался изобразить? Ну, это уже не имеет значения. Точнее, это подождёт. Министр послушно кладёт глок на пол, на что Чимин машет головой в сторону Тэхёна, как бы намекая, чтобы пнул пистолет к его ногам. Значит, актёра убивать пока что не собираются. Чимин точно нет. Двое других делают то же самое, только в сторону Пака. Гардиана буквально покраснела от злости и надулась как жаба, расширяя ноздри от невысказанных упрёков. Тэхён не мог знать, почему Чимин ей угрожает, и почему они так узнаваемо смотрят на парня. Словно знают что-то, чего не знал Ким. Хотя о чём речь. В этом и был смысл. Тэхён НЕ знает. Но истина близка. Тэхён трясущимися руками сгребает пистолет, подтянув ноги к себе и закатившись в самый угол, чуть ли не сравнявшись со стеной. Страх куда-то испарился, просто в крови хлестал адреналин и было ясное предчувствие чего-то необратимого. Ещё бы, когда у тебя в руке оружие – что-то необратимое напрашивается как само собой разумеющееся. Но… Чимин. Тот самый. Пак. Убил людей… — Оденься, Тэ. – Устало и надломлено велит Чимин, очень аккуратно следя за каждым лицом, пододвигая свободный стул к себе, и усаживаясь. Направляет дуло пистолета прямо в ушную раковину китаянки, чтобы прям без выдумок, без шуток. Лишнее телодвижение и на несколько извилин меньше навылет. Ким подрывается и как в армии (спичка горит, время бежит) быстро натягивает брюки с рубашкой, не застёгивая ни то, ни другое, когда старик с погонами делает резкий выпад за лежащим пистолетом и тут же ловит пулю в лоб, замерев, посидев (огрузнев), откинувшись назад как шкаф. Пиф-паф – конец гнилой, такой же человек – не жалко. Тэхён пропускает удар сердца, с первородным ужасом наблюдая за растекающейся лужей крови. Всё же быть свидетелем чьей-то смерти страшно и незнакомо. И тут Чимин делает второй выстрел в остолбеневшего мужика, точно также в лоб, точно также доводя Тэхёна до инфаркта. Колени подкашиваются. Но падать страшно. Можно и не подняться. Как эти двое. — Мешают. – Пояснил Чимин, задерживаясь на лице актёра подольше. Что в этом взгляде – так сразу не разобрать, можно только догадываться, о чём сейчас думал этот парень, и думал ли. Но кажется, он вот-вот расплачется. Для человека, в котором ещё осталась человечность – это было свойственно. Основательно – пиздец. Это всё ещё неистовый ужасающий пиздец. Тэхён среди мяса и крови. Но его всё-таки не изнасиловали, а значит пожалеть себя можно будет чуть позже, когда кошмар прекратится, а солнце встанет высоко над землей. Пока – затмение. — Щенок… – цедит китаянка, у которой грубо отбирают кейс. Чимин точно передаёт его Тэхёну, кидая в руки. Что там? Бог его знает. Но он его ловит, осев от тяжести груза. Сейчас он в роли личного помощника Пак Чимина, а если капнуть глубже – сойдёт за соучастника. Но обосновывая конкретнее, Ким Тэхён тоже на прицеле. А полученный иммунитет может закончиться в любую минуту. — Конечно, мамочка. Тэхёна прошивает насквозь, когда он слышит это обращение. И у него разбегаются все мысли, оставляя пустошь да ошмётки. Чимин разочарованно машет головой, как бы подтверждая незаданные вопросы актёра, в то же время осматривая притихшего и задумчивого О Сон Дона. Он кстати тоже утерял запал. А ведь был таким бесстрашным, бессмертным и всевластным. В двух шагах от могилы деньги как-то теряют свою ценность. — Да-да, Тэхён, не только у тебя мать-шлюха. С моей ты уже давно знаком. Но так всё равно ничего не понятно, а угнетает и путает больше. Сон Дон сцепляет пальцы на животе, дипломатично готовясь к грядущему разговору, а к смерти, не готовясь совсем (что, по мнению Тэхёна, было опрометчиво). Видимо, он тоже знал, почему здесь имиджмейкер и почему, собственно, он так утвердительно говорит о матери, которую вроде может убить. Хотя… они совсем не похожи. Ну, только если очень отдалённо, только если прикинуть, что гены могут так видоизменяться. — Чимин, не делай бо́льших глупостей. Ты прекрасно знаешь, что всё бесполезно. – Гардиана расслабляется, трясёт гривой, жёстко глядя на впереди сидящего Кима, запрещая ему открывать личный чемоданчик. Ну, что ж: «пошла нахуй» на повторе. Тэхёну теперь сложно чем-либо угрожать. Он имеет преимущество и в данный момент нехилое. У него пушка и старый знакомый. Как ни посмотри, а проблески света ещё виднеются. — Во-первых, дорогие мои, нам нужно объясниться перед нашим Тэхёном. Он же ничего не знает. А во-вторых, ты, Тэхён, сейчас откроешь кейс и достанешь ноутбук. Это в твоих интересах. — Я говорил тебе, идиотка, что его надо было ещё тогда продать. – С презрением подаёт голос министр, имея в виду Чимина. И толкает своего дрессированного ребятёнка, что недавно делал ему «массаж», вперёд, не беря ответственность за его жизнь, складывая ручки. На войне как на войне – полно уродов. Сон Дон среди них лидирует и побеждает. У Тэхёна прямо сейчас, ой, как чешутся руки накормить его своей пулей. Потому что по заслугам. Пока говорил мужчина, Тэхён выполнял просьбу: достал ноутбук, раскрыл крышку и включил, наблюдая ключ. — Входи через разработчика. Пароль: «цяньджу1978» английскими буквами. – Китаянка брыкнулась, но Чимин схватил её за аккуратно уложенную прическу, откидывая назад. Думаю, не имеет смысла задаваться вопросом, откуда Чимин знает ещё и эту деталь. Удивляться стало неинтересно. Интересно стало заглянуть внутрь головного компьютера, где несомненно, хранилось много вещдоков и прямых доказательств преступлений. В идеале – хранилась вся информация китайского притона и сводка переводов и отмывания денег. — Что ты хочешь? – поспешила спросить госпожа-бизнесвумен, сосредоточенно следя за клацаньями по клавиатуре. — Я много чего хотел. Но ты как-то не прислушалась. – Озвучил свои мысли Чимин, а потом снова обратился к нему: – Тэхён, стирай порносайт с диска. В нём больше нет необходимости. — Не смей! – раненым зверем взывала Гана, поджимая губы и беспомощно глядя на министра. Тот тупил взгляд и вообще – был безучастным. Меньше всего его сейчас волновал какой-то сайт, чем собственная жизнь, которая «немного» на волоске от смерти. — О, твоё детище умирает, мама. Прости-прости. – Сыронизировал Пак, глубоко вздыхая. После того как Тэхён без раздумываний нажал кнопку «удалить», начался процесс очистки. С экрана стали одна за одной исчезать иконки с какими-то файлами, и вся эта процессия обещалась затянуться на продолжительное время. Отповеди быть. Раскаянию? Навряд ли. — Хочется начать сначала. С истоков, так сказать. А то я как-то износился таскать это бремя в одиночку. – Чимин потёр переносицу, поудобнее перехватил рукоятку, не расслабляясь ни на секунду, держа ум и тело в напряжении. – Как бы не было грустно признавать, но я в самом деле сын этой сучки. Родной, кровный сын, правда, совсем не похож. Но так даже лучше. Было бы сложно находиться в тени, имея схожие внешние данные. Так что там? Я всегда был на выездных патрулях, когда мы искали беспризорников. Так и с тобой получилось, Тэ. Наш любимый Господин О отдал приказ убить твою мать, а потом его люди притащили тебя. Ты бы, конечно, ни за что не запомнил, кто ещё сидел в машине. И это я сидел, был рядом. Всё видел своими глазами и знал. И это я сам захотел работать на тебя, отслеживая твою жизнь. Понимаешь, на другое я не сгодился… Тэхён с болью сглатывает комок, не до конца понимая, что за чушь порет этот психопат. И какой ещё: «сам захотел работать на тебя»? — …я обиженный жизнью ребёнок. Обделённый, понимаешь?! Моя мать тряслась над тобой, над Сяо, проходу вам не давала, лишь бы следить за вашей жизнью и использовать по назначению. А я всегда был никем. Тенью своей великой матери… — Заткнись, щенок! Да ты должен в ноги мне кланяться, что я тебя не трогала! Ты мог жить как нормальный человек! – Чимин тоскливо усмехнулся, скривив губы и откинув волосы назад. Кажется, он думал совсем иначе. — …потом я стал умнее, взрослее. – Чимин будто был в бреду и никого не слушал, но боковым зрением заметив короткое движение, пустил пулю Сон Дону в колено, напугав всех и сразу. Тэхёна передёрнуло, он заслышал скулёж и характерные ругательства. Удаление всё ещё не завершилось. Ноутбук крыл вирус за вирусом, мигая появляющимися окнами в боковой части экрана. Ким не программист, потому никуда не нажимал. Просто ждал. – …стал изучать мамину «паутину», подбираясь к её «деткам» и учредителям. Это оказалось очень просто, проще чем я думал. Мне ведь всё разрешали, а значит, я мог легко проникнуть в систему и дать сбой. Но я ждал… Наверно, всё-таки на что-то надеялся… — Господи, какой же ты кретин! – китаянка схватилась за голову, сокрушаясь своей единственной допущенной ошибкой. Когда-то и сучка ощенилась, и всё что она заимела – проблемы на свою голову. И почему? – всего лишь недолюбила (троекратное «ха»). Как грустно. Грустно и жалко. Обнять и плакать ненормальную семейку… и застрелиться самому. — Я заплачу́, Чимин. Можешь делать со своей матерью, что хочешь. Только меня отпусти. – Простонал министр, плюнув уже даже на своего «прекрасного принца», что сейчас бегал глазами по монитору и одновременно слушал рассказ. Сон Дон желал спасти только свою шкуру. И на любимую подружку ему было с высокой колокольни. Как доблестно. — Крысы бегут с тонущего корабля… – протянул Чимин, довольно разводя улыбочку, пугая своей показавшейся личиной. – Ненавижу крыс. — Ублюдок. – Плюнула китаянка в сторону мужчины, разоблачив предателя, который в любой момент даст по тормозам, если почувствует запах гари. Жопка горит, время идёт. А они всё не могут порешать: какая жизнь на вкус… – Пристрели его, сынок! Он нам больше не нужен! — …потом я вплотную взялся за Тэхёна. Да-да, про тебя Тэ. Ты был такой несчастный, а я тебе завидовал. Представляешь сколько людей бегало возле тебя на цыпочках? А я всё тенью да тенью. Всё ждал! Думал, скоро придёт и мой час славы! Мой! – Чимин нездорово расхохотался, судорожно ведя шеей. Было видно, что ему становилось хуже от своих признаний. Тэхёну тоже плохо. Очень плохо. — …но мамочка не считала, что моё лицо такое же кукольное, как твоё, Тэхён. Я был не удел. Всего лишь штатный сотрудник компании. По факту: никто. — Я не мечтал занять твоё место… – тихо ответил актёр, опуская глаза. Извиняться, конечно, глупо, да и не в чем ему каяться. Тэхён никогда не выбирал такую жизнь, а если бы предвиделся шанс, ушёл бы не раздумывая. Чимин согласно кивнул. Он ещё не лишился рационального здравого мышления. — Поэтому ты всё ещё дышишь. Я ведь не зверь. Я тоже умею испытывать чувство жалости. — Пожалел бы тогда мать. Если ты сейчас удалишь всё с ноутбука, то так и знай, что тоже останешься с голой жопой. Я тебя потом сама зарою. – Гана вцепилось в чиминово колено, немного поворачивая голову под углом, чтобы на него глянуть. Как же она не могла понять, что сейчас должна быть предельно ласковой с сыном. Но дуре не понять обыкновенных дел. Дурой и помереть. — Я был не против остаться с «голой жопой» с шестнадцати лет. Думаешь, сейчас испугаюсь? – Чимин имел в виду совсем другое. Получается, он на полном серьёзе хотел сниматься в порно, по совместительству фоткаться в девчачьи журналы на обложку, и в принципе быть кумиром зелёных школьниц, передёргивающих на него из кабинок туалетов. Если бы Тэхёну можно было показывать эмоции, он бы расхохотался или заплакала. Окей, чувак, ну ты и псих. Прямо обзавидуешься… «Это полиция! Всем оставаться на своих местах!» – из коридора как гром среди ясного неба донёсся голос из громкоговорителя, а потом какие-то разговоры других спецназовцев по рации. У всех заложников в этот момент загорелись глаза синим пламенем, потому что вот оно, вот оно спасение, лучик солнце в тёмном царстве. Чимин же печально хмыкнул, понимая, что не так много осталось времени. Он-то с душой… всех собрал. Послушать. Вникнуть. Расчувствоваться. «Сложите оружие, повторяем, сложите оружие! Отпустите заложников!» — Мы все заложники положения… – философски протянул Чимин, суживая глаза. – Удалил? – Тэхён глянул на экран, наконец придя в себя, и понял, что система слетела. То есть, ноутбук вообще сдох. Потух и экран. Тэхён положительно кивнул головой. – Прострели жёсткий диск. С одной стороны, нужно было сохранить его, ведь тогда всё, что могло сохраниться на диске, можно было использовать при расследовании, а после и на суде. Но с другой стороны… слишком много известный людей, политических верхушек было на этих видео, в этих документах. Ни один полицейский бы не довёл дело до конца – это правда. Кто-то сверху обязательно бы перекрыл кислород для всеобщего блага. Для простых людей. Не бывать тому, чтобы процветающая прекрасная страна была изъедена червями и опарышами изнутри, в самом сердце системы. Государственный аппарат неприкосновенен. Как бы не легко было это принять. Потому и Чимин знает. Они все. Но актёр не стреляет. Слишком дёрганный для спуска. Только если в штаны. «Господин Пак, бросьте оружие! Отпустите заложников!» – теперь лишь распаляло. Эти голоса отвлекали, а ещё топающие ботинки из коридора. Отель был оцеплен. Если куда-то и бежать, то только отпускать душу в рай, ибо отсюда выход вперёд ногами, а не головой. Осталось ещё немного… потерп…еть — Как-то глупо всё и глупо кончится. – Подводя итоги, спокойно говорит Чимин, и в это мгновение глядит на Тэхёна с добродушием, как раньше. В этом взгляде хочется умереть, потому что жалко, обидно, больно – до откровения много, много на душу. Потому что так бывает только в романах, боевиках каких, но не в жизни. Люди, блять, не могут быть так связаны между собой! – Я что хотел сказать… «Господин Пак, повторяем, бросьте оружие!» В здании вооружённый преступник… А вообще их много. Некоторые полегли. А вообще… — Я возвращаю тебе должок, Тэ. Одна мать-шлюха сменилась другой. И ещё этот ублёдыш… Пухлые чиминовы губы складываются в комичное прощание: «бай-бай» – и Чимин спускает курок, стреляя О Сон Дону в голову за считанные доли секунд, как подброшенную мишень в воздухе, ринувшуюся бежать. Тот валится поверх других трупов. Тэхён по инерции накрыл лицо руками, как на них прилетели ошмётки мозгов, опадая на пол или скатываясь до локтей – к горлу снова подкатил рвотный ком, хотя блевать было нечем. Желчью если, либо кишками. Это было бы весело. Именно в этот момент, после последнего выстрела, в номере отеля снесли главную дверь одним толчком тяжёлого ботинка. Послышался резкий шум, топот, опять голоса по рации и в рупор, словно они сейчас хоть что-то значат. Но это на фоне, стороннее, неважнецкое абсолютно. Тэхён глядел только на Чимина и как тот сворачивает матери шею, пока она крутится из стороны в сторону, умоляя оставить ей жизнь. Да к чёрту прощание, правда. — Я, мама, тебя прощаю… – тихо-тихо несёт Чимин свою высокую песнь, а поймёт его только один единственный свидетель, мученик, такой же преступник: по роду деятельности проститутка. Пак Чимин улыбается достойно, покойно, с неземным упоением, направляя дуло пистолета в лоб Гардианы, потому в такой траектории пуля проскачет навылет и… – И ты, Тэхён, их прости. …и в Чимина тоже пройдёт. Щелчок. Бух. БАЦ. Мир собирает упавшие грозди. Тэхён резко сжимает глаза и теснит к себе ноутбук, встрепенувшись от прилетевших каплей крови, уже и так весь с головы до пят замаравшись, пропитавшись чужой липкой и грязной. По щекам ползут позорные горячие слёзы, но в действительно – слёзы счастья. Бог простит. Был бы он. Троекратное «ха». Вооружённый спецназ врывается в комнату, снося вторую по счёту дверь, направляя на Тэхёна оружие, когда как он сидит обездвижено и жмурит веки, мечтая стать невидимым и бесформенным. — Тэхён! – сквозь чащу тел, звуков, голосов, прорывается чей-то родной, конкретный, теплящий сердце. Чонгук орёт навзрыд, толкаясь в мешающих руках, что не дают ему пройти. В комнате стены и пол омыты кровью, среди них ещё живое тело. Тело человека, которого надо спасти, всегда было надо, всегда будет нужно. – Тэхён! Тэхён!! – Чонгука перехватывают подмышками верзилы, тянут обратно вглубь, дёргая сопротивляющегося и извивающегося мальчонка, мешающегося под ногами. Почему нельзя? Теперь можно всё. Маленького мальчика с красным пауком подхватывают на руки, обворачивая в полотенце. Он ни живой, ни мёртвый. Его давно выпотрошили и набили плюшем. Урсула глядит на Тэхёна почему-то умными, почему-то понимающими… кошачьими глазами. Мяу? Тэхён медленно кренится вперёд, приземляясь точно в сгусток красной лужи из чего-то мягкого, отбрасывая брызги от соприкосновения с полом. На самом деле он не терял сознание, не терял и рассудок. Просто хотелось улыбнуться и рассмеяться, громко и ненормально, оскалив ряд ровных зубов, пробивая свет заляпанными ресницами, содрогаясь грудной клеткой. «Бай-бай»? Достойно масштабной экранизации в кино. В главных ролях ребёнок, который не научился прощать. Тэхён понял, что его мучало все эти годы. Он просто хотел, чтобы сучку убили ещё раз, показательно. У всех на виду. И на разворотах газет напечатали, почему Тэхён вырос таким бесполезным и грязным. А та синюшная кукла, что не сберегла своё дитя, сейчас ковыряя в зубах и потирая вспоротую шею, склоняла голову. Пусть давится соплями. Её больше нет… нет… «И ты их, Тэхён, прости» Бай-бай.