Mezza Morta

— У каждой маленькой девочки должен быть защитник, — с улыбкой говорит господин Мори, ровно и чинно, с таким напускным трауром, что Гин становится дурно. Она вообще в последнее время не слишком-то в себе. Не очень понимает, как собрать из осколков привычного старого мира новый. В котором, к сожалению, кое-кого уже не будет. — Мне жаль, — вторит ее мыслям господин Мори, качает головой из стороны в сторону, и блики свечей, мрачные тени меняют его лицо до неузнаваемости жутко. — Терять близких всегда так сложно. Особенно в столь юном возрасте. Не каждый день приходится принимать соболезнования от самого босса, фигуры, до которой Гин было никогда не достать. Даже отец, ее любимый, единственный дорогой человек, никогда не виделся с ним слишком часто. Так, бросал на ветер полные ворчливости слова, косился в сторону, умалчивал, но всегда гладил Гин по голове тяжелой, неуловимо пахнущей кровью и порохом рукой. Странно, что тогда ей почему-то казалось это как никогда успокаивающим. Но Гин верила родительским словам, в конце концов, она была хорошей девочкой, а отец — ее единственной семьей. Разочаровать его было страшно, разозлить — больно, подставить под сомнение — совершенно невозможно. И Гин старалась. Старалась изо всех сил, ведь отец приложил столько усилий, чтобы руки Портовой мафии не дотянулись до нее слишком скоро. Но, кажется, смерть его стала лишь только спусковым крючком. А слова отца о том, что за ужасом организации всегда стоит один конкретный человек, оказались правдой. — Послушай меня, милая, — вновь говорит ей господин Мори, и Гин поднимает глаза, натянутая как струна в немом, напряженном ожидании. — Твой отец не хотел бы, чтобы ты оставалась одна. У каждого должна быть семья… Останки семьи Гин гниют под землей в деревянных ящиках. Нет у нее никого больше, нет совсем никого. Потому что Гин — единственная из семьи Акутагава, кто еще не послужил Портовой мафии. Но послужит, ведь разве не так должна жить искренне преданная семейным заветам дочь убийц и разбойников. Как странно, что господин Мори до сих пор не предложил ей этого. Но вместо — кивает кому-то в темноте, кивает, приглашая подойти поближе. И дать готовой вот-вот разрыдаться Гин взглянуть на себя. — Посмотри, милая, — с жестокой радостью произносит он. — Это — Рюноске. И теперь он будет твоим защитником и братом. Твоей семьей. Не может быть этого, думает Гин, не может быть. Нет у нее брата, не было никогда и не будет, она не примет этого, не примет, не признает и не… Но холодный блеск глаз Рюноске как никогда напоминает ей отца. Когда-то решившего, что им двоим больше никто не будет нужен. Что их двоих — цепных псов из клана Акутагава — достаточно с головой и больше. Горечь сковывает дыхание. Гин каменеет, застывает безмолвным, покорным изваянием. Потому что этот мальчик, безродный, непонятно откуда взявшийся Рюноске, Акутагава гораздо больше, чем она сама. Ее брат. И ее защитник. — Ну вот и славно, — все не сводя с нее горящих глаз говорит господин Мори. — Я так и рассчитывал, что вы поладите. Как же прав все-таки был отец — глава Портовой мафии и в самом деле ужасный человек.