Мальчик без денег

       Этим утром Хосок решает зайти в супермаркет, чтобы купить свой любимый апельсиновый сок и жвачку. В магазинчике у остановки пусто, он спокойно вдыхает противный запах мокрых полов, направляется к отделу с напитками, надеясь на то, что пропустит автобус и опоздает школу, точнее погуляет ее. Чон замечает кого-то рядом, но делает вид, что не видит человека, тянется за маленькой коробочкой сока и направляется к кассе, выслушивая чужие надоедающие шаги.        Он ненавидит, когда рядом кто-то есть, терпеть не может, когда за ним кто-то идет, хоть и осознает, что все это просто стечение обстоятельств, но не может отвить у себя эту привычку.        У кассы тянется за жвачкой, протягивает все продавцу, продолжая не обращать внимания на присутствие паренька, что по форме был из его школы, однако Хосок видел его первый раз и надеялся не увидеть больше. Тот в ответ лишь пялится, до дверей провожая взглядом, от которого внутри у темноволосого все переворачивается.        Он ожидал, что больше не увидит его, но тот догоняет на улице, улыбаясь уходящему автобусу. Прогул удался.        Чон молча смотрит на парня.        - А, я тебя знаю.        Чон Хосок закатывает глаза, кряхтя горлом, замечая, что хоть на ней следов и не осталось, но голос все же срывался.        - А, я тебя нет, - парень открывает жвачку, сразу засовывая одну подушечку в рот. – Послушай, понятия не имею, чего ты хочешь, просто отвали от меня, пока не стало хуже, мне не нужны друзья, знакомые или кем ты там хочешь стать, не желаю даже имени твоего знать. Все? Я пойду?        Парень в ответ похлопывает ресничками, переваривая сказанное.        - Просто хотел отдать тебе это, - темноволосый лезет в портфель, вытаскивая из него какую-то книгу, которую после Чон подмечает своей, давно утерянной и недочитанной. – Мы учимся в одной школе, только я на год младше, у нас урок математики всегда после вас, мы сидим за одной партой, но в разное время, ты оставил ее.        Хо тупит взгляд на бумажном изделии, принимая слова за правду, ведь название книги было знакомо, а математику он со второго класса ненавидел, всегда занимаясь чем-то посторонним на этом уроке.        Парень уже забыл о этой книге, не помнил даже названия, а тут она возвращается. Забавно. Он засовывает руки в карманы пальто, подмечая, что переплет книги в идеальном состоянии, а потрепанные еще им уголки, были аккуратно заклеены.        - Она мне не нужна, оставь себе, - он легким движением поправляет сумку на плече. – Мне пора.        Чон оставляет того с протянутой рукой, проходит мимо, заглядывая в сообщения в телефоне, чтобы проверить заказы на этот день.        - Спасибо, - кричит парень, на этот раз остановившись на одном месте. – Я Чон Чонгук!        Хосок останавливается, когда слышит продолжение диалога, оборачивается и прячет смешок в шарфе.        - Спасибо, хен, - больше себе, чем темноволосому говорит он.        Парень лишь пожимает плечами, разворачивается и уходит. С наслаждением открывает свой сок, выпивая содержимое за два глотка. Напиток пробегается по воспаленному горлу, царапая его еле заметной, но хорошо ощутимой, кислинкой.        В сообщениях горит непрочитанный адрес. Темноволосый выдыхает, закатывая глаза, касается холодным пальцем экрана. Еще одна возможность продать себя. Еще одна возможность вытянуть свою семью из дерьма, в котором они утопают уже большую часть своей жизни.        Хосок был ранним и не запланированным ребенком. Портил все планы на жизнь своих родителей, перечеркивал беззаботные дни и перспективы на хорошую работу, потому что за ребенком нужно следить, ребенку нужен уход. Имеешь ребенка? Отдавай ему все. Именно так считали родители Чона, отказываясь от учебы и хорошо оплачиваемой работы.        И если бы он мог, то не родился бы. Если бы он мог сбежать, то просто бы оставил своих родителей одних. Но вина за испорченную жизнь есть, потому он и пытается меньше попадаться близким на глаза, лишь приносит деньги на еду, одежду, выпивку отцу, а откуда он их берет, уже никого не волнует.        По этой причине он сейчас прогуливает школу, заливая поющий желудок соком и глуша спазмы жвачкой. Тело еще не отошло от вчерашнего, ноги еле передвигались, задница саднила, а по лицу будто стая слонов пробежалась, но кому это интересно, серьезно, вот и Чону плевать, ему главное заработать деньги, а после отнести их домой.        Он с трудом находит нужную квартиру в богатом доме с кучей коридоров, нажимает на звонок с придыханием, мечтая о том, чтобы все поскорее закончилось. Нет людей, которые любят свою работу, Чон Хосок не человек, но ему сложно назвать это работой.        Глаза медленно поднимаются, взгляд упирается в знакомое лицо и парень давит улыбку.        - Как неожиданно, - чужая рука стягивает шарф, проскальзывая по еле видным красным пятнышкам, что напоминали прозрачных змей.        Парень стыдливо снимает пальто, кидает на шкафчик в прихожей и начинает снимать обувь, продолжая разглядывать ноги своего постоянного клиента, который таковым являлся не всегда, чаще всего просто приглашал попить чай или помочь с работой, ведь он знал о парне все, вплоть до той ситуации по которой он стал таким. Мин Юнги самый первый клиент Хосока, Мин Юнги единственный человек в его жизни, что не осуждал, не спрашивал слишком много, лишь рассказывал о своих проблемах и изредка трахал.        - Вы переехали? – в ответ легкий кивок, парень разворачивается и уходит, молча приглашая пойти за собой. – Этот раз последний или будут еще?        Он неловко заскакивает в одну из комнат, озираясь по сторонам. Из-за высоких потолков создается ощущение невесомости, шелковые шторы прикрывают панорамное окно, кроме двуспальной кровати в помещении ничего нет. Чон сразу осознает, что сегодня его вызвали не для разговоров и в подтверждении догадок, в спину врезаются сильные руки.        Парень медленно переворачивается на спину, разглядывая тело скрытое дорогой одеждой.        Клиент медленно снимает рубашку с нашивками, расстегивает брюки, на которых нет ремня, стягивает и их с себя, быстро стаскивая нижнее белье.        Хо лежит, чувствует, как чужие губы приземляются у плеча, приподнимает попу и стягивает школьные штаны, тянется к рубашке, чтобы расстегнуть, но руки на полпути останавливают, целуя костяшки, раскидывая их в стороны.        Безумный контраст преследует его всю жизнь. Свой бедный дом сменяется на дорогие квартиры клиентов, люксовые номера отелей. Жестокие клиенты заменяются нежными и чувственными.        Все тело дрожит. И словно последний уголек в камине, горит еле видно, пытаясь подпалить тех, что рядом. Кожу царапают острые ноготки, после красные полосы покрываются миллиметровым слоем горячей слюны. В комнате стоит глухая тишина, а чувствительное тело уверенно ласкают опытные руки, которые обласкали миллион женских и мужских тел, но даже сейчас невероятно нежно оглаживают каждую выпирающую косточку на этом теле.        Челка сползает на закрытые глаза, Чон чувствует, как от собственного тела нагреваются холодные ладони клиента. Ему так хочется поддаться вперед, припасть к губам губами, зарыться пальчиками в густые волосы, пересчитать мурашки на белоснежном теле, но он не может, потому что помнит, что ему сказали не шевелится, потому что знает, что кукла, а куклы не умеют чувствовать, куколок только целуют, сами они ничего не могут.        Галстук сползает с шеи сам, отлетает в сторону, и рука Мина пропихивается под спину, нажимает на нее, заставляя приподняться. Чон слушается, распахивая веки перед самыми губами, что даже не тянулись целовать. Гольфы с ног стягиваются быстрыми движениями, а мальчик отпадает назад, ведя кверху подбородком.        Два тела горячи, как те самые угольки в камине, два последних, что могли бы заново создать пламя, но увы находятся в разных углах. Их четко разделяют собственные названия, статусы, сложившиеся ситуации в жизни.        Зубы парня через ткань кусают напряженные соски, Хосок прикусывает нижнюю губу с расплывшимся контуром. Стонет протяжно и тихо, насвистывая горлышком известную мелодию похоти. Между ними страсть, между ними пламя. Но Чон Хосок не верит в любовь и это взаимно.        Пальчики, что так напоминали музыкальные, скользят по гладкой ножке, как по клавишам, петляют у паха, а после опускаются на стоящий возбужденный орган.        Чон всего второй раз за встречу открывает глаза, приподнимая голову, чтобы выдохнуть в самое ушко, которое принимает красный цвет так же быстро, как и ладонь сжимает член, медленно-медленно поднимаясь вверх, после опускаясь, затем опять поднимаясь, и так еще несколько раз. Парень все же хватается за шею с испариной, притягивая на себя те в моменты, когда вдруг сводило живот и казалось, что вот-вот он кончит, но тогда в ответ получал лишь тихий рык и замедление темпа.        Каждое движение богатого клиента отдавались стоном, а он улыбался в душе и плакал одновременно, потому что не чувствовал ничего и все вымирало. Минуты текли, словно вода, сыпались, как песок сквозь пальцы.        Очередной раз простонав, он ловит ртом два пальца, замолкая, чтобы смочить их. На его члене больше нет чужой заботливой руки, сейчас она передвигается на ляжку, отводя ту в сторонку.        Будто через миллион пушистых деревьев виднеется белый потолок, он с болью стонет, когда внутрь проникают те два пальца, и свет исчезает, перед глазами вновь темнота, он не желает открывать их, парню просто не хочется.        Хороший заработок вчерашнего дня, отразился отечностью в заднем проходе. Так больно, что хочется кричать, но он терпит, благодаря богов за то, что это осталось незамеченным. Юнги отстраняется, даря пульсацию там, где она не нужна, он оставленную после себя пустоту, заполняет собой же.        Впивается руками в талию, спрятанную за рубашкой, делает пару толчков, затем наваливается всем весом на парня.        Хосок томно вытягивает первую букву алфавита, ловит на шее мокрые губы и всем нутром ощущает, как ускоряется темп, когда они доходят до следов на бархатной коже. Если бы Мин и Чон были обычными людьми, то ему бы показалось, что это ревность, но они таковыми не являются, а ревность - придуманное чувство.        Уже Ги выдыхает во влажную шею, подхватывает ноги под коленями, ускоряясь. От белых стен отскакивают стоны, которые так хорошо спеваются с характерными шлепками и грубыми выдохами, тонущими, то в самом Хосоке, то в простынях из настоящего шелка.        Все в этом доме было неподдельным, по-настоящему дорогим, будь это ткани, столы, диваны, фирменная одежда, коллекционная выпивка, все было дорогим и оправданным, все, кроме временного Хосока, искренне стонущего в чужое плечо.        Парень срывается на крик, потому что хорошее мешается с плохим, боль мешается с удовольствием, а Юнги не замечает, в забвении продолжая вбиваться в дрожащего парня. Он считает секунды, в которых кричит, а не стонет, сжимает веки плотнее, боясь открыть глаза и увидеть, что все прекратилось.        Но клиент не собирается останавливаться, толи играя слепого, толи прибывая им на самом деле. Он двигается вперед-назад, окрашивая в красный не только кожу, но и постель вместе с ней. Больно. Приятно. Снова больно.        Хосок кричит, Юнги не слышит, Чону больно, Мину хорошо. Парень обхватывает чужую спину руками, вжимается в него сильнее, пытаясь спрятать дрожь, которой не испытывал еще никогда.        Последний вскрик, член чувствует приближение невозможного, вздрагивает вместе со всем телом, изливаясь меж двух животов. Чон слышит мутность глаз, что точно прикрыты сейчас, напряженными поджилками чувствует, что в него скоро кончат.        И пальцы на ногах предательски сводит. Он раскидывает руки, облизывает сухие губы, чувствуя, как внутри сперма лавой разливается.        Освободившись от оков, ноги начинают подрагивать, грудь вздымается. А Юнги с напряжением выходит из парня, смотрит на наручные часы, что не снял перед сексом. Чон сразу понимает. Час прошел. Деньги заработаны.        Парень тянет на себя шелк, укутывая в нем ноги. На него с сомнением смотрят, он следит за дрожащей рукой, проходящейся по простыне в красных пятнах.        - Простите, - он смущенно отводит взгляд, ерзая от зуда в ненужном месте.        Хосок ищет свое нижнее белье вместе со штанами, напяливает на себя их с космической скоростью, а после оборачивается, чтобы посмотреть в глаза, до сих пор устремленные на биологические следы на простынях. Он смотрит на клиента, понимая, что не принимает его за человека, который должен платить ему, но все же протягивает руку, прокашлявшись, дабы привлечь внимания.        Мин вздрагивает, переводя пустой взгляд на лицо, на котором не было и капельки боли, не было эмоций и вообще ничего, он посмотрел испуганно в глаза напротив, теряясь, потому что еще никогда в своей жизни не видел такого сильного, одновременно сломанного, человека.        - Господин Мин, вы мне заплатите? – Чон улыбается, хоть в душе он до сих пор кричит. Терпеливо ждет ответа, не ерзая на месте, хотя очень хотелось.        Но ответа он так и не слышит, лишь волосами ловит ветер, следит за удаляющейся фигурой, опускает руку. Остается стоять на месте, у кровати, на которой было то ли хорошо, то ли больно.        Обувь Юнги отстукивает по паркету, он возвращается уже в халате, без читаемых чувств в душе и с конвертом.        Темноволосый кивает, забирает деньги, пальцами ощущая, что сегодня намного больше, чем было вчера.        За это утро он не услышал ни слова, но это сильно не трогает, потому что молчание было привычно по отношению ко всем.        - Забудь этот адрес, меня забудь тоже, - глаза встречаются с серьезным взглядом. – Ты просто мальчик, над которым хорошо поиздевалась жизнь. Не связывай себя с клиентами, не делись своими проблемами, не плачь перед чужими, не выслушивай их проблемы, не жалей, не давай советов и не проси в ответ. Делай все, чтобы поскорее забыть о том, что можно продавать свое тело, просто делай и бери за это больше денег.        Хосок все же ошибался, когда думал, что он кукла в руках Юнги, он был чем-то другим, пусть не одушевленным, но воодушевляющим точно. Парень кивает, с болью улыбаясь.        Он терял не клиента, который хорошо платит, он терял того, кто заставлял его задумываться о нормальной жизни, о учебе, а после работе. Но, как и все остальные вещи в его жизни, парень теряет последнего человека в своей жизни.        - Тогда, чтобы я послушался Вас, перестаньте отдавать свои деньги за такие вещи, - чувства толкают вперед, на один только шаг, но и того хватает на то, чтобы первый раз в жизни с чувствами коснуться своими губами чужих, не ради денег, а ради того, чтобы успокоить умирающее сердце. Ровно секунда запретной близости. – Прервите цепочку. Дайте своим словам смысл. Пусть каждый выбирается из дерьма своими усилиями, а не с помощью чужих денег, господин Мин.        Реснички сплетаются между собой, на поцелуй так и не ответили, ровно, как и на все его заданные вопросы. Ну и плевать. Сейчас плевать. Ведь Юнги уже попрощался с ним, значит и мучить себя не за чем.        Темноволосый спешно направляется в прихожую, обувается, накидывает на себя пальто и засовывает пухленький конверт в сумку.        Лишь потом, когда он уже будет ехать в лифте, откроет тот самый конверт, заметит, что вместо обычных денег там лежат доллары, со слезами выдохнет, потому что осознает, что с ним поступили так, как и должны были, от него просто откупились. На большее надеяться не стоило.        Потому и все воспоминания, связанные с этим человеком, остаются в зеркальном лифте. Он с хмурым видом оглядывает подъезд огромного дома, случайно навсегда его запоминая.        И по непонятной причине во рту отдает апельсинами. Самый любимый привкус, вдруг становится противным. Хочется скорее побежать домой, чтобы заварить себе растворимый кофе, но ноги отказываются быстро идти.        От этого парень продолжает медленный, больше размеренный, шаг. Добираясь до дома за несколько часов, а не минут, как обычно.