День утопает в ночи
Есть ли смысл стремиться к чему-то, если не для кого и все твои старания топят другие?
Можно ли убежать от самого себя?
В темной голове светлые мысли. Хосок застает обнаженный рассвет, гуляющий от одного пустого зрачка к другому. Усталые плечи еле держат тяжелый жакет, день был трудным, но о нем думать не хотелось, в мыслях было три человека Мин Юнги, Ким Тэхен и Чонгук, и если первые два были хоть чем-то связаны, то третий попал в его разум совершенно случайно. Назойливый парень начал часто мелькать перед глазами, то доставая своими разговорами ни о чем, то не замечая вообще. Чон смеется над тем, что всегда сам начинал играть с людьми, а в итоге оставался обыгранным. Хоть и сначала на себя внимание обратил именно Чонгук, сейчас это пытался сделать Хосок, ведь в его жизни впервые появился человек, который мог стать другом. Чонгук был из другого мира, из обеспеченной семьи, что было видно по одежде и можно было сказать по манерам, но это не мешало ему быть совсем рядом с Хорсом, хотя, сам он этого и не замечал. Парень немного пустоголовый, но с глубокими мыслями. Он всегда был очень заинтересованным, когда темноволосый казался ему слишком задумчивым или вспыльчивым, допрашивал, но так ничего и не получал в ответ. Почему? Потому что Чон не мог рассказать Гуку всей правды, от того и уставал, терзался, добивая себя тем, что живет в квартире, снятую за деньги человека, которого больше никогда не встретит. Тем временем расстояние до дома уменьшалось, без одной минуты приближалось все к семи, на телефон приходили первые смс`ки от Чонгука и заказы от клиентов. Снова хорошее мешается с плохим. Рассвет бледнеет, еще секунда и он растворится в белом, совсем, как разум измученного парня, который так и не дождался такси, решив пройтись пешком несколько кварталов. Парень открывает родные двери квартиры, входит в неживое помещение и вдыхает холодный воздух, что был почти, как тот на улице. Телефон вибрирует в заднем кармане, он поднимает трубку не глядя, заранее зная, что это Чонгук, но осекается, потому что на другом конце совершенно иной голос.Это раннее время напоминает мне твои глаза. Вечно глубокий и пронзительный взгляд. Стою сейчас напротив панорамного окна в своем офисе, своем собственном офисе, величаво звучит, да? Хриплый смешок. Смотрю на это белое небо и думаю о том, что твоя кожа иногда белее самих облаков.
Парень лишь приоткрывает в шоке рот, останавливаясь напротив своего такого же окна. На другом конце родной и ничего не значащий голосок, загадочный, ласковый, никогда ему не принадлежавший, голосок предателя, который таковым никогда и не являлся. Боль. Да, именно боль сейчас разъедает все внутри настолько сильно, что хочется блевать желчью и бежать за ту самую границу, где сейчас находится господин Мин.Кто это?
Хосок заставляет себя врать. Хосок врет во благо.- Человек, что велел забыть о себе, но потом сам же помешал этому. Вероятно, умный и глупый одновременно.
Мы знакомы?
Нет.
Юнги отступает, но не скидывает, а Чон дрожит в облаках, боясь упасть на асфальт вниз, хоть его и ограждало стекло, все равно было страшно. От чего? Да от того, что разбитое сердце втаптывают в грязь. Старые раны вскрывают, а гной с них так и катится в глаза, заставляя их шире раскрывать.Т и ш и н а.
От окна в Сеуле к окну где-нибудь в Нью-Йорке летает птица, крыльями своими доносящая всю боль Хосока к Юнги, а Мин лишь стучит по тому самому стеклу, пытаясь дотронуться той птицы, с крыльями, измазанными в гное, но ничего не выходит. У него никогда не получалось дотронуться нее. Птичка была зависима от парня, что волосами опаял ее крылья. Черная ворона с беленькой душой. Обычный школьник с подростковыми драмами. Просто, давно знакомый. Просто, безумно красивый. Просто, безответно, скорее всего, влюбленный.Ошиблись номером?
В Нью-Йорке номера другие.
В уголках глаз оседает роса. Реснички становятся травой.Вы из Нью-Йорка?
Хосок...
Разговор прерывается пронзительным писком, Хо отклоняет номер, переходя на вторую линию. - Чонгук? - голос дрожит, выдавая слезы, стекающие по грустным щечкам. - Я только с работы, ты чего? - Агх, хен, вот кем ты работаешь, а? - парень топает ногой, совсем, как ребенок, а после Чон слышит какой-то хлопок, видимо, закрылась дверь машины. - Почему ты ничего мне не рассказываешь? - Почему ты звонишь так рано? - Чон последний раз смотрит на синие небеса*, проводит по стеклу пальчиками, оставляя на нем разводы, уходит в гостинную за сумкой с учебниками. - Что-то нужно? - Не скажу, пока не ответишь, - Чон поджилками чувствует эту невинную улыбку и вяло тянет уголки губ, приободряясь и пытаясь отойти от непонятного звонка. - Хеееееен, это, правда, что-то очень секретное? - Да, - выдыхает тот. Хосок не может рассказать этого Чонгуку,он не поймет его. Младший недовольно выдыхает. - Можно я заеду за тобой? По началу таким просьбам Чон удивлялся, но после начал привыкать, лишь мычанием соглашаясь на все предложенное. Еще несколько дней и выработается привычка. Темноволосый сбрасывает сам. Спешно заходит во входящие, но находит лишь старые звонки от Гука, обновляет их, но не видит нового номера телефона. Не перезвонишь. Парень накидывает на плечи пальто, завязывает шарф петлей на шее, мечтая повеситься, но после лишь натягивает кожаные перчаточки, вспоминая, как точно такие же когда-то носил Юнги. Тот самый Юнги, у которого сейчас семья, ребенок скоро родится, личный бизнес. Тот Юнги, который до своих кровных тридцати пил, гулял, менял девушек и парней, быстрее, чем носки, тот самый, что не смог расстаться с одним из них, зачем-то напоминая о себе, но после вновь отрезая все обратные связи, а зачем. Чон обещает, что зайдет к Тэхену, чтобы спросить о Юнги, ведь сегодня заказ в том же доме. Вот только была проблема, Хосок не знал ответит ли Ким на его вопросы. *** На выходе из дома его встречает Чонгук, как всегда почти раздетый, замерзший, но уже счастливый. Темноволосый подходит к машине, смотрит на парня у нее и журится, ища подвох в искренней улыбке. - Отец отдал мне ее, - Чон раскидывает руки в сторону и начинает кружится на месте, улыбаясь одновременно. - Господи, спасибо. Его счастливые глаза поднимаются к небу, Хосок делает так же. Вот только для него небеса не выглядели необычными, такие же синие, менялись они только в голове у Чонгука, который стал обладателем своей первой машины. - Поздравляю, - Чон не может вытянуть из себя улыбку, откровенно завидуя ему и всей его семье, мечтая оказаться на месте парня, но все же подходит ближе, чтобы небрежно потрепать его уложенные волосы. - Заслужил. А теперь вези меня в школу и побыстрее, раз уж водителя теперь нет. - Да, я и есть водитель, - кивает тот, поглаживая ладонь в своих волосах. - Спасибо, что снова испортил мою идеальную прическу. - Не такая она и идеальная, - улыбается Чон, открывает дверь и садится вперед, на место, где раньше сидел Чонгук. Чонгук делает тоже самое, усаживаясь за руль. Выступающее солнце начинало бить в глаза, что из темно карих тихо перебирались в янтарные. Хосок смотрит то на дорогу, то на руки на руле, считает палочки на циферблате наручных часов и плывет, потому что мечтал бы иметь такого клиента. Красивого, мужественного и невероятно приятного. - Хен, мы почти приехали, - белоснежная улыбка. Чон готов влюбиться, однако теплый корпус телефона напоминал ему о вечных заказах и недавнем прерванном звонке человека, которого тот оплакивал уже долгое время. - Перестань так смотреть, а то кто-то увидит и подумает не о том. - Не о том? - серьезно спрашивает Чон, не отводя взгляда от счастливого лица. - Можно остановить машину и поцеловать тебя? - Хосоку кажется, что послышалось. Хосок безумно рад. В одном теле два человека и у каждого свое мнение, а кому верить? Темноволосый не знал, потому и лишь схмурил брови, приоткрывая рот. - Нет, - солнышко плавно перебирается на руку. - Зачем? Чон от чего-то приподнимает брови, пытаясь спрятать их за челкой. - Когда ты так смотришь, то внутри такое ощущение, будто подобных случаев было миллион и в последствии каждого я целовал тебя, - парень даже в глаза не смотрит, боясь отвести взгляд от дороги, по которой ехали одни они. - Хен, я не гей. Раньше им не был, но когда нашел ту книгу, то пообещал, что обязательно завоюю сердце ее обладательницы. Почему обладательницы? Потому что такие книги читают только девочки. Темноволосый фыркает, в мыслях защищаясь тем, что так и не дочитал ту книгу, название которой уже не помнит. - Знал, что нужно лишь прийти на одну из перемен, когда там будет урок вашего класса, - он останавливается на светофоре, наконец-то переводя взгляд на Хосока, который повернулся к нему всем телом и слушал с отрытым ртом. - И сколько бы не приходил, так и не видел ту, что сидит за той же партой, что и я. Спросил у Ханчоля об этом, вот тогда-то я и узнал о тебе. Чон Хосоке. Зубы перенимают розоватый оттенок от света красного фонарика, машина вновь трогается, зрительный контакт утерян. Но Чон все же смотрит на лицо, обладатель которого сворачивал с правильного пути и увозил в неизвестность. Хо замечает это, но решает не протестовать, потому что узнавал о Гуке все больше и больше, пытаясь найти в его словах любовь, искомую во всех клиентах, что были до встречи с ним и после. - Продолжал приходить, пока однажды все таки не увидел тебя в свете утренних лучей сонного солнца, - Чонгук бы прикрыл глаза, но от дороги нельзя отвлекаться. - Ты был пасмурным, а за окном летняя погода гуляла. Желтый таким приятным цветом отдавал на твоем белом личике, а ты хмурился и ворчал, что жарко. Это выглядело забавно. - Но я не помню этого, - прерывает Чон. - К чему ты ведешь? Не тяни. - От чего-то я не подходил к тебе, когда видел на улице, в школе, просто наблюдал, оправдывая действия элементарным интересом, - Гук сворачивает под мост, прибавляя скорости. - Пока однажды вновь не пошел на какой-то прием с родителями. На приеме у каждого была своя пара, но были и те, что пришли со своими друзьями. Парень замолкает, прибавляя еще большей скорости. - Чон Чонгук, сбавь скорость! - взволнованно повысил голос Хосок. - Чон Чонгук! - Одним из таких друзей был ты, - голос смело перекрикивал рев машины. - Я удивился и решил, что ты тоже сын кого-то из богатых. Побежал к тебе поздороваться, но сколько бы не звал, ты не отзывался. Ты быстрой поступью поднялся на второй этаж, пошел с тем мужиком к личным комнатам и... Скорость медленно сбавляется, лицо тонсена теряет все счастье, что было на нем несколько минут назад. Еще до поездки. - Я увидел то, чего не стоило, - руки, словно копья врезаются в руль. - И вместо того, чтобы вмешаться, я просто наблюдал, хен, просто наблюдал. Губы младшего поджимаются, слезливый взгляд с точностью отражает в себе небо. Чонгук переводит глаза на Хосока и первые слезы скатываются с лица, падая на белую кожу сиденья. - Не спас тебя тем вечером, не помог, - машина останавливается у неизвестного овражка. - Даже после этого, я продолжил лишь наблюдать за тобой, смотреть на тебя со стороны, как и делал всю жизнь. Всю свою жизнь. Когда уже все мысли до предела были переполнены тобой, то я понял, что, кажется, привязался к тебе, влюбился. Хосок опадает на белую кожу, прикрывает глазки, устало выдыхая. Чонгук знал все с самого начала. И старая игра вновь запускалась. Все та же игра, в которой Чон всегда обманут и обыгран. - Решил вернуть книжку и порвать со всем, отпустить тебя, - томные зрачки совсем близко. - Но ты отдал мне ее, подарил надежду, хен, ты стал моей надеждой. - Надеждой на что, Гукки? - парень впервые называет его ласково. - Почему же ты не отрекся от своих чувств еще тогда, когда увидел, как мне платят за секс с тем мерзким мужиком? Темноволосый начинает ненавидеть торжественные приемы, за которые раньше платили больше всего. - Надеждой на то, что любовь есть, хен, она ведь есть? - он отстегивает ремень безопасности.- Нет, Кукки, любви нет.
Чонгук останавливается в порыве, хватает чужую руку и целует костяшки пальчиков, которые когда-то были переломаны. Поднимает взгляд вверх и прикладывает ладошку к дрожащему сердцу. - Тогда, что это?- Надежды, которые вот-вот разобьются о скалы.
Хосок двигается вперед, касаясь мокрых губ губами. Чувствует чоновские солоноватые губки и сминает их с жадностью, делая то, что пытался сделать недавно господин Тэхен. Перенять чужую боль. Но поцелуй не помогал, Гук лишь ладонями сполз на его щеки, прижимая к своему лицу, как восьмиклассница при первом поцелуе. Гук поддается вперед, прикрывая влажные веки. Внутри так больно и тоскливо, все начинало гнить, но сопли стекающие по губам, напоминали воду, которой в детстве он как-то наглотался в море, потому и руки начали слабеть, медленно и плавно выпуская из своих пут Хосока, что уже давно держался в шаге от истерики. - Прошу, не бросай меня, не прерывай все то, что есть у нас, пусть это иллюзия, или высохшие розы, что ты гербарием хранишь в пустом фотоальбоме, пожалуйста, давай, продолжим все то, что есть сейчас, - он вновь поддевает желанные губы, а после упирается в лоб лбом, опуская реснички в пол. - Я не принуждаю ни к чему. Не осуждаю. И если это не любовь, то пусть я задохнусь сейчас во лжи. Чон Хосок, прошу, дай мне узнать о тебе больше, умоляю. Темноволосый хватается за кисти рук, что были на его щеках. Ведет по чужой щеке курносым носиком и улыбается, кивая плавно-плавно, чтобы случайно не создать ветерок и не поддать птице его любви к Юнги, скорости. - Я тоже, - он целует мокрую щеку. - Тоже не хочу тебя терять. Поэтому возьми себя в руки и отвези нас обратно. Чон улыбается, отсоединяет ладони от чужого лица и вновь кладет их на руль. Разворачивает машину. Они едут не домой, они едут в неизвестность.