Счастье есть

В кабинете академика собрался весь преподавательский состав Тибидохса. Тане, тоже присутствовавшей здесь вместе с родителями, было крайне неловко — ведь, по сути, из-за того, что у неё пропал инструмент, оказался поднятым на уши едва ли не весь Тибидохс. Великая Зуби, нервно щурясь, что-то бормотала себе под нос, загибая пальцы. Поклёп буравил глазками направо и налево. Медузия же так внимательно смотрела на Таню, что той становилось совсем неуютно. И лишь Сарданапал был как всегда серьезен и в меру суров. — Начнём сначала, — наконец решительно произнёс академик, постукивая пальцами по столу. — Вчера после тренировки ты… Э-э… Вы, ученица Гроттер, положили инструмент в футляр, а сегодня контрабаса на месте уже не было. Замок футляра был расплавлен заклинанием не ниже третьего уровня. Все верно? — Да, — кивнула Таня, опасливо косясь на Медузию, чьи волосы как-то слишком активно шевелились. Академик добродушно прищурился, точно намекая, что бояться ей нечего. — Дверь была взломана? — в отличие от академика, Медузия говорила немного мягче, чем обычно, что было на неё совсем не похоже. — Дверь — нет, — мотнула головой Таня, — только замок футляра. — Necessaria animi terrore ruinae obestque*, — скрипуче отозвался перстень Феофила Гроттера. — Вот именно, — кивнул Сарданапал. — И я очень боюсь, чтобы в этот раз она нас не погубила. Ты знаешь, что тот, кому удастся исполнить на контрабасе… хм… определенную мелодию, может обрести власть над чем пожелает? Правда, всего на четыре часа, но все же… Иногда этого более чем достаточно. — Нет, — Таня не врала. Она и правда слышала об этом впервые. — Мы найдём контрабас, — твёрдо произнёс Сарданапал, — но для начала следует наложить на струны и смычок особое заклинание. И произнести его должна ты, как хозяйка инструмента. Подойди, пожалуйста. Когда Таня подошла, академик взял её за руку и твёрдо произнёс: — Яснус ворус проявус! Перстень повелителя духов выбросил две зеленые искры. Заклинание, только что озвученное Сарданапалом, появилось у Тани на ладони. — Это чтобы ты не забыла, — пояснил академик. — И помни — произнести его нужно, держась правой рукой за футляр. Таня кивнула. Когда академик взял её за руку у девочки почему-то слегка закружилась голова. *** Когда Таня вернулась в комнату, она неожиданно обнаружила там… Дусю Пупсикову. Самая мнительная ученица Тибидохса яростным петухом наскакивала на Гробыню, а та лениво отмахивалась от неё рукой с ногтями, покрашенными в трудноопределимый цвет. — Пупсикова, Пуппер нужен не только тебе! Мне он тоже пригодился бы. Что-то я не понимаю, почему ты обратилась именно ко мне. Мы с тобой не подруги, — проворчала Гробыня, хмуро косясь на вошедшую Таню. — Ну Гробби, ну позязя! — Дуся, едва не подскакивая на месте от нетерпения, умоляюще покосилась на «мадемуазель Склеппи». Таня же, услышав от Пупсиковой «Гробби», не выдержала и чихнула в рукав. Назвать так Гробыню и уцелеть было так же невозможно, как невозможно уцелеть, прикурив от ящика с динамитом. Однако сегодня Анна Вольдемаровна Склепова была настроена весьма миролюбиво, что для неё было совсем нетипично. — Уймись, Авдотья! А то Попугаиху натравлю. Ты думаешь, Шурасик единственный, кому известно заклинание, от которого Верка полдня гонялась за тобой с криками «Я тигр-пупсоед»? — лениво буркнула она. Таня повторно чихнула в рукав, спешно отворачиваясь, пока Дуся не заметила её улыбки. Дело в том, что во всем Тибидохсе ещё никто и никогда не называл Пупсикову полным именем. Причём Таня допускала, что многие его просто забыли. Услышав такое, Дуся смертельно обиделась и, побухтев минут сорок, что для крайне необидчивой девочки было личным рекордом, удалилась, как написали бы в подернутых клишированной дымкой любовных романах, в гордом одиночестве. Подождав, пока за ней закроется дверь, Таня разразилась безудержным хохотом. — Склепова, ты чудо! — еле смогла выговорить Таня сквозь смех. Гробыня с любопытством посмотрела на неё, после чего, хмыкнув, отозвалась: — Интересно, когда ты поймёшь, что очевидных вещей не говорят вслух? *** Как некогда Пипа, так теперь и Гробыня в этот вечер никак не ложилась спать. Таня, которой ужасно не хотелось произносить при Склеповой заклинания, которое ей дал Сарданапал, еле сдерживалась, чтобы не запустить в соседку Пундусом. Удерживало же её то, что утренняя Гробыня (которая, кстати, разительно отличалась от Гробыни вечерней в худшую сторону), вполне могла и сглазить, да так, что сама бы потом еле вспомнила отводящее заклинание. Наконец, Анна Вольдемаровна облачилась в любимую пижаму с черепушками и, лениво буркнув: «Ужасных кошмаров, Гроттерша» (склеповская альтернатива банальному «спокойной ночи»), откинулась на подушку и вскоре засопела в обе дырочки. Едва дождавшись, пока от кровати Гробыни начнёт доноситься глубокий, где-то даже с посвистыванием, храп, Таня вскочила, выдвинула из-под кровати знакомый до малейших трещин футляр и, положив на него правую руку, негромко шепнула: — Яснус ворус проявус! Фамильный перстень Гроттеров выстрелил двумя зелёными искрами. Одна из них скользнула к футляру, другая же начала стремительно вычерчивать по воздуху готические буквы. Таня затаила дыхание… *** Узнав имя вора, Таня еле смогла успокоить собственные нервы и подождать до утра. Уж очень неожиданным оно оказалось, причём как для Тани, так и для проснувшейся утром Гробыни. Да и кто мог предположить, что контрабас украл… Шурасик! Когда Гробыня, проснувшись утром, узнала от Тани, кто побывал той зловещей ночью в их комнате, она лишь скептически качнула головой. — Шурасик и музыка — это как носовой платок и лист бумаги, — уверенно произнесла она. — Если у них и есть что-то общее, так только то, что они оба для чего-то созданы. Ты только представь: Шурасик — и недолгая власть над чем пожелаешь! Нет, твой контрабас понадобился ему не для этого, можешь поверить. Таня и сама сомневалась, что Шурасик украл инструмент для захватнических целей. Но вот зачем тогда… Как бы то ни было, а малютка Гроттер твёрдо решила поговорить с главным ботаником Тибидохса лично, и «не мытьем, так катаньем» выведать, где он спрятал её контрабас. *** Как говорил некогда Древнир, в мире не происходит случайных событий. Если что-то случилось — значит, для этого были предпосылки и раньше. Просто мы их не замечали. Шурасик действительно украл контрабас Тани не для того, чтобы захватить власть над миром. Для этой цели главный ботаник Тибидохса был слишком приземлён и практичен. Как поведала Тане Верка Попугаева (из-за чего в достоверности сведений можно было усомниться), на этот раз любящий эксперименты «Шурик-Хмурик», как его порой дразнила Гробыня, решил освоить нотную грамоту, не подозревая ничего о необычных свойствах контрабаса. Таня ворвалась к нему в тот самый момент, когда обложившийся нотными партитурами Шурасик занёс смычок над струнами. Крикнув: «Стой!», малютка Гроттер стремительно прыгнула на Шурасика, выбивая смычок…