Попаданка но Модо

Краткий словарик: дайкокуджин* - пришелец, чужеземец бакаяро* - очень грубая форма "бака", дурак. кусотарэ* - идиот, дебил (голова из дерьма) химе* - принцесса. В общем, незаметно прошло два дня. Намиказе Нарусэ-сан, которого я мысленно называла «куном» — должно быть, сказывается моя жизнь в этом месте — отправился в Коноху. Теперь без этих приставок мне никуда не деться, уже и сама привыкла «чанкать», «кункать», «санкать»… Мадара-нии-сан… Теперь уже просто Мадара. Он, наверное, страшно зол за то, что я жила в теле его сестры. Ох… боюсь, что будет, когда он найдет меня. Уж я знаю, насколько страшен в гневе этот шиноби. А уж насколько изобретателен в области пыток… Благо, пока была Изуной, ее память принадлежала мне. И кроме ключевых событий мне вспоминались и незначительные… Например, урок с отцом на тему «как в кратчайшие сроки добиться от врага нужной информации», «пытки болезненные и очень болезненные», ну и все в таком духе… А Мадара не только хорошо выучил это, но и не менее хорошо применял на практике… Надеяться на то, что Изуна ничего не рассказала брату обо мне — глупо. Все же… Изуна есть Изуна. По сути, она мне незнакомый человек. Ну подумаешь, жили в одном теле… Но от этого же ничего не меняется! Интересно, как там Тобирама? Заметил ли он, что Изуна стала другой? Хотя, кого я спрашиваю… Уж этому белобрысому Сенджу плевать на всех Учиха… Подумаешь, одна душонка подменила другую… Ничего не меняет, если тело по-прежнему учиховское. Но вернемся к нашим баранам, а вернее к Нарусэ-куну. Этот юный блондинчик, надеюсь, не выдаст своего шпионажа… Иначе крышка не только мне, но и Хисуи… А вот этого бы мне не хотелось. В общем, мысли у меня были отнюдь не оптимистичные. Более того, я едва справлялась с собой, чтобы не впасть в депрессию. Сердце — странно, что оно у меня вообще было — по-прежнему жало и кололо странной тупо ноющей болью. Когда я понимала, что Хисуи не может подслушивать мои мысли, то вспоминала его… Белые волосы, стоящие хаосом на голове, алые полоски на подбородке и щеках, похожие на татуировку, медово-красные глаза, высокомерно поднятый подбородок. Иногда вспоминала то самое выражение лица, которое видела всего один раз. Когда он покраснел… Почему-то мне всегда казалось, что уж кто-кто, а Сенджу краснеть не умеет. Оказалось, я ошибалась. И сейчас перед моими глазами стоит его смущенное лицо… Почему я вспоминаю его? «Эй, Алина-чан», — позвала меня Хисуи. — «Помнишь, я обещала призвать Рикудо-сеннина?» «Помню. А ты и правда можешь?..» «Могу. Вернее, я надеюсь, что он откликнется. Готова?» Я мысленно кивнула, и в предвкушении сосредоточилась на происходящем. Почему-то засосало под ложечкой. Если Хисуи и правда сможет исполнить свою часть клятвы… И если Рикудо создаст мне тело… Черт, тьфу, тьфу, тьфу, сплюнуть через левое плечо и не сглазить! Чакра в теле словно взбушевалась и огненным потоком ударила по каналам. Нифигасе… Хисуи прикрыла глаза, концентрируя поток в нужном ей направлении. Левой рукой выхватила откуда-то лист бумаги — не сомневаюсь что это фуин-свиток — и правой, пальцы которой были насквозь пропитаны чакрой, шлепнула по листу. Чакра обожгла пальцы, и закрутилась, завертелась, выкладывая какой-то особенный рисунок на бумаге. И я, следуя внутреннему чутью, поняла: это не фуин-печать. Это что-то другое. И правда. Лист набух, словно после воды; чакра, впитанная в него, совершала циркулирующие движения… Я испугалась. Это ненормально! Не должно быть такого! Обычная фуин-печать не такая… Это не фуин. Но что? — Оджи-сан, — сказала вдруг Хисуи. — Ты обещал мне явиться, если позову. «Оджи-сан? Дядя?» Если бы я не была душой, заключенной внутри тела, я бы подумала, что надо мной изощренно издеваются. Миг — и все вокруг заполнила тьма. Та-ак… Я, кажется, в обморок упала. Снова. И, кажется, не одна. Снова.

***

— Привет, Хисуи-чан, — прозвучал незнакомый мне доселе мужской голос. Я открыла глаза… И офигела. Я снова я! Радостно уставилась на бледные руки, сквозь которые просвечивали вены, свою старую одежду и косу! Жаль… Жаль, что я такая только в подсознании. И снова этот красный мир. Хотя нет… Теперь исчез тот кроваво-красный оттенок реки. Река теперь такого цвета, какого и должна быть — как будто самая обычная река… Рядом с собой я увидела Хисуи. Она практически не изменилась с той нашей первой встречи. Растрепанные красные волосы, совсем короткие: сейчас я вижу их рваные концы — явно обрезали кунаем…. Золотистые глаза, одежда… А напротив нас — дядька с рогами. Кажется… кажется, или я где-то его уже видела? Уставилась взглядом в мужика. Какой… белый! И эти рога, торчащие из седых волос. И глаза… Нет, определенно, что-то похожее я уже видела. Но когда? — Привет, оджи-сан! — улыбнулась Хисуи. — Ну, как там наверху? — Задаешь странные вопросы ты, Хисуи. Лучше скажи мне — почему ты привела ко мне душу? Глаза, очень странные глаза, будто стальные, вперились в меня, словно прощупывая насквозь. — Душа из другого мира? Необычно… Как ты оказалась здесь, дайкокуджин*? Я чувствую в тебе что-то знакомое… Тебя привел в этот мир Хамура? Кто? — Нет, не он. Тогда Кагуя… Нет, это тоже невозможно. Неужели ты сама совершила переход? Если б я еще что-то понимала из твоих слов, дяденька, цены бы тебе не было… — В любом случае, что было — того не поменять, — будто вздохнул мужик. — Ты уже слишком сильно связана с этим миром. Даже мне не по силам вернуть тебя обратно. — Оджи-сан, — обратилась к рогатому Хисуи. — А ты мог бы… ну… тело ей дать, что ли? «Оджи» посмотрел стальными глазищами на Хисуи, помолчал… и ответил: — Дитя мое, боюсь, это не в моих силах. Душе, рожденной в другом мире, нет места в этом. Это закон. Мне жаль, но я ничем не могу помочь. Я почувствовала, как что-то тяжелое придавило меня. Да, правильно… Мне нет места здесь, в этом мире… И Тобирама… Зачем я полюбила его, Господи?       Лучше бы я… Лучше бы я умерла. Еще тогда. — Алина! — словно сквозь туман раздался встревоженный голос Хисуи. — Нет! Поздно… Меня больше ничто не держит здесь. — Оджи-сан, чи, ксо!!! Она исчезает! Сделай что-нибудь! Я взглянула на себя. И правда, исчезаю. Я просвечиваю… Как никому не нужная пыль… Как рисунок, смытый со стекла дождем.       «Ты умеешь рисовать?»       «Да, умею. А почему ты… А, ну да, ты же мой телохранитель. Могу твой портрет нарисовать, хочешь?»       «Спасибо, не надо».       Тобирама… Какой же ты идиот… Больше всего на свете в тот момент я хотела, чтобы ты согласился… Я хотела услышать хоть какие-то слова восхищения. Хоть что-то. А не твой ледяной голос, обреченный на эмоции. Какой же ты идиот…

Взгляд со стороны

— Любовь — воистину сила, способная преодолевать препятствия, — сказал Рикудо, разглядывая полупрозрачную девушку, к которой начала возвращаться материальность. — Что ты сделал? — полюбопытствовала Хисуи, разглядывая свою сожительницу. — Ничего, — пожал плечами Хагоромо. — Все сделала она сама. А я всего лишь погрузил ее в забытье. Какая же необычная душа, однако… Любовь, настолько сильная, способная преодолеть даже нежелание жить… Давно я не видел такого. Ты по-прежнему удивляешь меня, моя маленькая правнучка. — А я-то тут причем? — удивилась Хисуи. — В пять лет призвала самого Рикудо-сеннина, в девятнадцать подцепила душу из другого мира, — Хагоромо усмехнулся. — Очень необычную душу. — Э? — Твоя протеже, — он кивком указал на Алину, — не просто душа из другого мира. В ней есть духовная принадлежность к клану Узумаки, и ее душа заполнена любовью. И еще одно… она не сама по себе оказалась в чужом мире. Ей кто-то помог. Кто-то сильный, хитрый… и неизвестный. Враг. Зачем он это сделал?.. Непонятно. Жалко ее, хоть она и сильная. Приглядывай за ней. — Хорошо, оджи-сан, — рассеянно кивнула Хисуи, обескураженная словами Рикудо-сеннина. — Она долго будет… такая? — В забытье? Пока сама не решит очнуться. А насчет тела… Есть кое-что, что может помочь. Но не я, а трое других. Наследник моего брата, Хамуры, и мои наследники, живущие в этом мире. — Они живы?! — вытаращила глаза Хисуи. — Твои, эти? — Перерождены. Но увы, сказать, кто это, я не имею права. Так вот, если они соберутся вместе, в руках их будет такая чакра, которая способна дать этой дайкокуджин тело… Но знай, шанс у нее только один. — Один? Что это значит? — спросила Хисуи, но поздно. Все вокруг растворилось в золотист-багровом свете… Время вышло.

***

Странно… Так хорошо. Я будто перестала все чувствовать, но каким-то местом понимаю, что не так должно быть. Так приятно… Я будто плыву в безвременье. Так хорошо… И вдруг, точно шоковым разрядом я вспомнила. Тобирама. Вся приятная легкость мигом словно слетела с меня. Что со мной? Почему снова тьма? Я снова где-то в подсознании? Нет, что вообще произошло? Я рывком выскочила из приятной обволакивающей тьмы. Звуки, запахи и четкость изображения упали на меня водопадом, сбивая с катушек. «Очнулась наконец-то?» — раздался в голове знакомый голос. Хисуи. «Что со мной произошло?» «Ну… скажем так, побочный эффект. Ты что-нибудь помнишь?» Я напрягла мозговые извилины. О, точно, Рикуда, оджи-сан, дядька с рогами… И то состояние обреченности, что все потеряно. «Так, не сметь депрессовать, бакаяро*! У меня для тебя новости!» «Какие же?» — мне почему-то было как-то плевать, что там у нее за новости… А смысл? Я — никто в этом мире… «Во-первых, тело тебе можно создать…» Я непроизвольно встрепенулась. «… но об этом потом. Ты знаешь, какой сегодня день?» «Второе число безводного?» «Лучше! Тринадцатое число безводного, кусотарэ-химе*!» «Как тринадцатое?» — обалдела я. — «Мы же только вчера с Нарусэ говорили…» «Алина-чан», — едва не пропела Хисуи, и я поняла — она в ярости. — «Ты продрыхла в моем подсознании десять дней!!!» «Я — что?» «Того, бака. И…» — Хисуи не договорила — в комнате появился Хакара. Я с каким-то пофигизмом рассмотрела шрам на его щеке. — Что случилось, Хакара? — Хисуи-сама, у меня неотложные новости. Вы просили передать, если что-то случится с вашей сестрой. Похолодало. Ну и КИ у моей хозяйки… Стоп. У нее сестра есть? — Что с ней? — Ваша сестра завтра выходит замуж за человека, которого зовут Хаширама Сенджу, прозванного в народе Богом Шиноби.