Оружие, которое поет

Пожилой ученый из спасенной группы аккуратно раскладывал на столе образцы анализов для своего черного бога. Тот появился неслышно, материализовавшись за спиной. Но старик уловил движение позади и почтительно развернулся, поклонившись. — У тебя все готово? — без прелюдий спросил бог голосом Флавия, разглядывая желтыми глазами образцы с генетическим материалом. — Мною были протестированы все образцы, которые вы мне передали, и я отобрал наиболее похожие из них. — Мне нужен образец, который на 99% совпадет с генами Элая. Астерий поставил видео на паузу и прикрыл глаза, обдумывая сказанное черным богом. Герида сидела рядом, ей было значительно лучше. Но в отличие от Астерия она предпочла не предаваться размышлениям во избежание очередного ментального нападения врага. Аргус предоставила им все видеоматериалы про бога-захватчика, и Астерий предпочел изучить их все, не откладывая в долгий ящик. От этого зависела безопасность Элинара и, возможно, жизнь всего Элиона. Нужно было выяснить, зачем этот странный бог захватил лабораторию Флавия и проводит свои, никому не понятные эксперименты. Герида мягко коснулась его плеча, отрывая от бесполезных размышлений: — Мы должны посмотреть все, прежде чем делать выводы. Кусок одного фрагмента нам не поможет. Астерий уронил голову на руки: — Я знаю, Герида. Я всего лишь пытался переварить услышанное, чтобы иметь возможность трезво обдумать все остальное. Этому богу нужны гены самого Элая! Это же безумие чистой воды. Откуда им взяться на Элионе спустя столько лет? Герида запустила видео дальше. Старик очень уверенно, без страха в глазах, посмотрел на бога снизу вверх: — В вашем случае совпадение на 99 процентов просто невозможно! Элай жил так давно, а его потомки смешивались на протяжении тысячи лет. Поэтому я рекомендую вам воспользоваться образцом, чье сходство составляет целых 86 процентов. Поверьте, это достаточно много. Бог нерешительно промычал и задумался. — Такое совпадение будет очень рискованным для моих планов. Слишком мало, чтобы Хорарный Исчислитель принял меня за своего. Неужели у нас больше ничего нет? — Я сожалею, — ответил старик, опустив голову, как будто от этого эксперимента зависело и его благополучие. — Но это все. Я был так уверен, что эта величина будет достаточной для вас… — Нельзя терять веры и падать духом. Да, слишком мало. Но если даже Элай и жив до сих пор, боюсь, нам больше не достать от него нужных биологических образцов. — Откуда вы знаете? — осторожно спросил старик, заглядывая в глаза бога. — Есть некоторые подозрения… Бог прошел к столу и окинул взглядом работу своего ученого. — Расскажи мне о том, что тебе удалось сделать. — С удовольствием! Ученый подошел к столу и встал рядом с богом: — Мне удалось исследовать его ближайших предполагаемый родственников, и вот что я обнаружил. Когда элионец становится бессмертным, он теряет свои изначальные гены, и вместо них образуются другие цепочки аминокислот. Бессмертный больше не принадлежит своему роду, его способности простираются за грани человеческих возможностей, и именно это отражается в измененных генах. Но есть один прелюбопытнейший нюанс. Если бессмертный захочет завести ребенка, тот получит набор генов, которые принадлежат человеческому роду. Я долго думал, как стоит рассматривать полученные образцы, с чем же мне их сравнивать? И я обнаружил еще один парадокс. Гены смертного совпадали с генами Элая на восемьдесят процентов! Тогда как гены родственного ему бога совпали лишь на двадцать. — Как странно. Что за чепуха! — бог нахмурился. — Какой еще смертный? — Левий Сингрин. — А бессмертный — сам Флавий? Но я не давал тебе эти образцы! Что за самодеятельность? — Я прошу простить меня, — старик учтиво поклонился, — но я изучил изображения Элая и нашел много общих черт в Флавии. Да, на первый взгляд он вовсе не похож на Элая и не источает его спокойную мудрость. Он другой, несомненно. Но я судил не по характеру, а по телодвижениям, по манере изъясняться, изучал движение мимики, губ, и пришел к выводу, что его гениальность — неслучайна. — На детях гениев природа отдыхает, — скептически отвечал бог. — И Левий не совсем человек. Он — продукт сознания Флавия. Не кажется ли тебе странным, что этот «продукт» имеет… гены? — Я не вижу ничего странного в этом случае, — горячо спорил ученый. — Я провел долгие часы, размышляя над парадоксом Флавия, и вот что мне удалось обнаружить. Левий — это вытесняемая сознанием Флавия его смертная часть. Флавий Всезнающий никогда не воевал для того, чтобы стать старшим богом, он посвятил себя медитации. Тот, кто в бессмертии проводит свою жизнь в бесконечных битвах, не имеет этой смертной личности в своем сознании — все это умирает и уходит в тень перед новой жизнью и грядущими возможностями. Богу просто некогда возвращаться в своих мыслях к прошлому, потому что оно больше не существует для него и не имеет никакого смысла. У Флавия осталось слишком много дел в прошлом, которые он не завершил. Душой он всегда там, пока его мозг решает текущие задачи. С другой стороны, именно это помогает ему заботиться о быте элионцев. Что касается Левия, то он, вероятно, так же бессмертен, как и Флавий, но ничего не знает об этом и воспринимает себя обычным человеком. Это позволяет ему действовать иначе и думать по-другому, тело имеет другие рефлексы. Они с Флавием абсолютно взаимозаменяемы. Я пока не успел провести эксперимент по качественному сложению их генов, но думаю, оба эти образца могут составить вместе конкуренцию всем остальным образцам, которые едва набирают процентов двадцать в сходстве с Элаем. — Что ж… Если я положу туда два образца, о которых ты говоришь, думаю, шансов запустить машину будет гораздо больше. Старик, пользуясь своей приближенностью к страшному богу, аккуратно спросил: — Интересно, кто же построил такую огромную машину по имени «Хорарный Исчислитель»? Неужели сам Элай? И в честь кого она названа? Бог, который выглядел, как мерцающая тень, вдруг легко запрыгнул на пустующий лабораторный стол и уселся, поджав под себя ноги. — Пожалуй, я тебе расскажу. Эта машина настолько опасна для всех живущих, насколько она грандиозна. Например, после пропажи Элая стало понятно, что даже бог не в силах ею управлять. Так что мой рассказ едва ли повредит кому-либо. Так слушай же. Элай изыскивал различные способы сделать жизнь элионцев лучше. Вот он сумел оградить планету от возможных вторжений, вот он сделал планету пригодной для жизни во всех её уголках. Вот он придумал техногенный рай для всех элионцев. Но что дальше? Сейчас человечество процветает, но что будет завтра? Что будет с самим Элаем? И не появятся ли боги, которые будут сильнее во много раз? Этого никто не мог предположить. Могло случиться все, что угодно. Во избежание этого Элай привлек лучших ученых, которые помогли создать и рассчитать огромную вычислительную машину-компьютер. В ней хранятся все данные за все известные эпохи Элиона и его пространств, начиная от расположения звезд на небе и заканчивая составом почвы, а также теми, кто по ней ходил. Машина называется Хорарным Исчислителем потому, что «хорар» в звездной науке означает «час». Машина способна вернуть реальность к нужному периоду с точностью до минуты и часа, а её ориентир на ось мирового пространства позволит вернуться ровно в тот же период без каких-либо пространственно-временных искажений. — Но как же Элай собрал данные обо всех эпохах? Неужели у него была машина времени? Бог покачал головой: — Хорарный Исчислитель и был такой машиной. Если в нем перемещаться по реальностям, то сама машина весьма безобидна. К тому же при Элае процветали различные науки, и ученые с удовольствием писали историю Элиона, путешествуя в прошлое. Старик мечтательно посмотрел на мерцающий потолок: — Вот бы мне жить в эти великие времена! Я так мечтал быть историком… Ксенобиология тоже по-своему увлекательна, но изучать родную планету гораздо интереснее. — А что тебе сетовать? Ты жил в те великие времена, когда Элай организовывал космические одиссеи. Правда, это и стало причиной заката той цивилизации, о которой сейчас не известно ровным счетом ничего. — Да, это так. Осталась лишь малая горстка астронавтов, потерявшихся во времени и пространстве. Но вы говорите, что эксперимент с Хорарным Исчислителем привел Элая… к гибели. Как это случилось? Бог громко вздохнул и помолчал немного, собираясь с силами. — Изначально Хорарный Исчислитель создавался Элаем, Танатосом и… кем-то третьим. О третьем участнике ничего неизвестно, ходили слухи, что этот безымянный бог отдал свою искру для того, чтобы машина имела вечный источник энергии. Искры бога вполне хватало для путешествий в прошлое Элиона. Исчислитель можно было запускать для возвращения мира к определенной временной вехе только тогда, когда биоматериалы двух создателей были заложены в слоты доступа. Это либо прядь волос, либо отрез плоти. Элай мог пожертвовать волосами, а вот Танатосу, который подвергся радиационному заражению когда-то, и из органики у него осталась лишь одна рука, пришлось бы жертвовать ею. Изначально предполагалось, что на аварийный случай, когда понадобится массовое перемещение во времени или изменение деталей текущей эпохи, биоматериалы богов уже должны там находиться. Но Элай слукавил, подозревая за Танатосом недоброе. Он сказал, что уже поместил прядь волос в слот, а Танатос может отдать плоть тогда, когда решится на это, но передать её он должен был самому Элаю. Бог многозначительно помолчал, а пожилой ученый в нетерпении спросил: — И что же дальше? Танатос предал Элая? — Танатос оказался в неловкой ситуации. Да, он решил запустить Хорарный Исчислитель сам, думая, что Элай опрометчиво оставил свой биоматериал. Но еще более неловко он себя почувствовал, когда понял, что Элай не сделал этого, подозревая о его грядущем предательстве. А часть руки уже нельзя было вернуть — Элай предусмотрел и ту ситуацию, когда Танатос решит изъять материал без его ведома. — Не томите! — воскликнул ученый, когда бог снова взял паузу. — Элай вступил в схватку с Танатосом? — Нет! Он простил его, сказав, что уроком ему будет его изуродованная рука. Похоже, Элай посчитал, что для бога смерти этого будет достаточно, чтобы он оставил свои планы. Но Танатос затаился, выжидая удобный момент. И этот момент настал. После памятной бойни на Зойтикусе очень многие оказались отрезаны от Элиона потому, что Тесса закрыла порталы, ведущие на нашу планету. Она сделала это из соображений безопасности. Ей приказал это сделать Танатос, который тогда считался верным соратником Элая, и о его измене еще не знал никто. Те, кто выжил в бойне, отправились домой на уцелевших кораблях, которых оказалось гораздо меньше, чем выживших. Некоторые в панике по двое и трое человек забивались в шлюпки с ограниченной выработкой кислорода. Одну такую нашли на Эскенийском полуострове. Шлюпка приземлилась около сотни лет назад, на борту были явные следы космического радиационного облучения. Но никто так и не понял, откуда взялось это облучение, ведь сто лет назад элионцы еще не покоряли открытый космос. Элай чудом успел вернуться на Элион через закрывающийся портал и попытался запустить Хорарный Исчислитель, чтобы повернуть вспять время до момента, когда экспедицию можно было отменить. Но мощности машины не хватило, и тогда Хорарный Исчислитель, предположительно, пожрал искру Элая, чтобы завершить работу, а тело самого бога после этого разметало по всему Элиону. Работа самой машины так и не была завершена... Старик провел рукой по дрожащим губам. Решив для себя, что услышал он достаточно, ученый решил прервать неприятный разговор. *** Тиберий много раз обдумывал, что он скажет ученым из группы Темного Флавия, чтобы они подчинились ему беспрекословно и передали образцы и свои исследования, но решил, что импровизация будет лучшим другом. Но он не встретил особого сопротивления со стороны ученых. Отсек за отсеком, все новоиспеченные коллеги передавали ему свои данные, но ничего особенного и криминального Тиберий не обнаружил в их работах. Все это были вычисления, далекие от исследований биологической угрозы. Догадка Оружейника, что ученые корпуса Темного Флавия строят корабли для захвата Элиона, была ближе к реальности. Красивая сказка о моровой плесени может и была суровой судьбой для другого мира, но не имела никакого отношения к сегодняшнему дню. В одной из работ Тиберий обнаружил странный чертеж и вычисления, в которых испытывалась возможность слияния человеческого организма с летающим аппаратом, подобного тому, который он видел на верфи Флавия. Больше отсылок к подобным опытам не было. В последнем отсеке он наткнулся на знакомого старика, который, завидев его, замахал руками и попросил его срочно удалиться, потому что этого требуют правила безопасности при опасных экспериментах. Он даже не дал Тиберию задать простой логический вопрос — если эксперимент столь опасен, что тут делает всего один ученый с не самыми лучшими физическими показаниями? Внезапно ученый сунул в карман Тиберия хрустящий бумажный листок и проявил чудеса физической силы — он умудрился вытолкать изумленного Тиберия вон. Несчастный Тиберий в прострации немного побродил по коридорам лаборатории без всякой цели, а после рассеянно опустил руку в карман халата и развернул листок, исписанный образцовым ровным почерком, и невольно зачитался, застыв посреди холодного коридора с мерцающими стенами, вчитываясь в записи. «Личность Темного Флавия никогда не оставляла мой ум в покое. Я не просто ученый, я исследователь, который будет искать разгадку на любой вопрос, каким бы сложным он ни был. Я никогда не отмахнусь от того самого, единственно верного ответа, каким бы безумным он не казался мне. Я вычислял, прикидывал, кто же мог скрываться за черным ликом этого глашатая чужой воли. Что же выходит? Это мог быть только тот, кто знал об одиссее Элая, а значит, этот кто-то был одним из нас. Выжившим! Но нужны великие умственные и физические способности, чтобы собрать подобную оболочку и управлять ею, создать нечто, не вписывающееся в реалии этого мира. Наши специалисты отпадают из-за недостатка знаний, к тому же нас забрали из уничтоженного мира и перенесли в будущее. Этот кто-то должен был обладать бессмертием, чтобы увидеть новую эпоху, изучить её и осознать её полезность для нас. Все боги погибли на Зойтикусе — их поглотили создания, чьи тела были напитаны миллионами божественных искр. Если бы даже хоть один бог выжил в этой резне, его искра угасла бы от отсутствия веры адептов. Напрашивается только один вывод — это был алхаинт. Они не имеют искры, но имеют способности, намного превосходящие человеческие, и этим подобны богам. В нашу группу входили не все алхаинты, лишь немногие — это представители Жизни, Смерти и Ночи. Представительницу Жизни, насколько я помню, погрузили в спасательный корабль одну из первых. Затем одним из последних, вместе с нашей группой, улетал полководец Хейгл, Воплощенная Смерть. Но что насчет Ночи? Её я так и не увидел. Иханта Эсфиет. Милая девочка, которая никак не ассоциировалась с Воплощением Ночи, единственная из всех боялась отправляться на Зойтикус. Последние дни перед отправлением на планету она провела в одиночестве и старалась не показываться Хейглу, отговариваясь работой — ей не хотелось, чтобы кто-то увидел в её глазах то, что видела она. Миссия каждого алхаинта была довольно тяжела, но может ли что-то быть тяжелее, чем сдерживание воплощенных ужасов и демонов, которые терзают человеческий разум? В этом была её задача — запереть ужасы мира в своей душе и, сострадая безумцам, забирать их кошмары себе. Именно это определяло природу её поведения. Она старалась облегчить наш быт, насколько это было возможно, но боги незря передали её на поруки Хейглу — сталкиваясь даже с малейшей опасностью, Иханта готова была жестоко расправиться с тем, что пугает или выбивает из равновесия её саму. У Хейгла была задача хранить покой Воплощенной Ночи, чтобы её зловещая сторона не прорвалась в этот мир. Иханта придумывала много могущественных заклинаний, используя которые можно было бы победить целую армию богов, и поэтому её хотел уничтожить сам Архей. Хейглу удалось проникнуть в её сознание и наложить запрет на использование подобной магии, в противном случае алхаинт Ночи мог стать настоящим бедствием… впрочем, как и любой из алхимической семьи алхаинтов. Именно поэтому было так важно, чтобы их семья была нерушима, и их всегда было строго определенное количество. Иханта сочетала магию с наукой и могла работать с эхом ушедших, умерших людей, умело сочетая это с силой Хейгла. Она подарила мне амулет, в котором запечатала часть эха моей жены — он придает мне сил в минуты горестей. И когда Темный Флавий появляется за моей спиной, я слышу голос любимой и понимаю — создатель сей вещицы стоит позади меня и смотрит страшными глазами с другой планеты, где не выжить ни человеку, ни богу. Показательным для меня стало дело Темного Флавия, когда на Элион прибыл первый корабль со спасенной искрой элионского бога. За неимением тела искра жила в летательном аппарате, который позволял остаткам сознания бога собраться воедино и восстановиться. Однажды, пользуясь своим приближенным положением, я сумел отщипнуть немного эманации от тела бога и изучить тщательнейшим образом. Субстанция напоминала по своим свойствам измененный, неагрессивный Астрал, который является главным оружием демонов Нихаза. В руках Темного Флавия Астрал превратился в созидательный материал, из которого как из кирпичиков можно складывать что угодно — подвижную управляемую голограмму, одежду или… целый корабль! Такой материал обладает уникальной проводимостью и является идеальным материалом для алхимических опытов с душами и искрами, подобно тем, которыми занималась Иханта. Это еще один аргумент в пользу личности Эсфиет. Она была тем алхаинтом, который представлял серьезный противовес демонам Нихаза, так как считалось, что близость этих созданий к нашему миру способно дурно влиять на эфир планеты и порождать безумие в людях. При этом она не могла представлять серьезную угрозу механоидам, но, как и Флавий Всезнающий, она активно занималась изучением этих машин. Её работы строились не на ровной математической логике, а на интуиции, поэтому она нашла несколько иное применение машинам…» Запись обрывалась на самом интересном месте. Увлеченный прочтением Тиберий быстро понял только одно — его путь лежит к Архею. Только он мог рассказать, кто такая Иханта Эсфиет, как она выжила на неизвестной планете Зойтикус и почему её путь пересекается с Флавием Всезнающим. Но теперь Темный Флавий больше не внушал потусторонний ужас Тиберию. Ночной кошмар был развеян, а Иханта, если только она действительно стояла за Темным Флавием, представлялась легендарной личностью, которая сумела выжить на агрессивной планете и подчинить себе саму субстанцию Астрала, превратив её в созидательный материал. Тут Тиберий позволил своей фантазии разыграться и представил себе цитадели, построенные из «дружественного» для этой реальности Астрала посреди темных неприветливых пейзажей Зойтикуса, чьи башни тянулись до кипящих кровавых облаков… *** Запечатанные заклинаниями демоны замерли в воздухе, не шевелились и их ядовитые гривы. Они замерли во времени и пространстве, каждый над своей печатью, нарисованной на полу. Десятками глаз они смотрели на заклинателя, который создал им эту тюрьму, и их глазами смотрел сам бог. Обнаженная, похудевшая женщина с изможденным от бессонных ночей лицом решилась на сложный эксперимент. За один ритуал она решила изменить субстанцию демонов и вытянуть из них получившийся материал, чтобы сделать его… своей одеждой. Подобные эксперименты она проводила не один раз, и в самом процессе не было ничего сложного. На создание одежды для себя Иханта решилась только тогда, когда ей хватало с лихвой материалов для её научной работы. Демоны появляются во всех уголках вселенной, и Зойтикус не исключение из правил. Но все же их было здесь не так много, а астральные механизмы для изменения состава материи здесь очень быстро уничтожали. Во время ритуала Иханта почувствовала почти физическое сопротивление, когда Астрал уже вился потоками от демонов к её телу. Переборов тяжесть в груди и спертое дыхание, она попыталась понять природу этого сопротивления. Для неё не было секретом, что это могло быть. Впервые она испытала настоящий страх. Ей пришлось бы говорить с Нихазом, который имел слабое отношение к миру биологическому. О том, как он выглядел, она даже не хотела думать. Но эта встреча была неотвратима. Её сознание растянули с треском как резину. Вопрос, который молчаливо повис в воздухе огненными знаками, был ей понятен. Если переложить его на человеческий язык, это был диалог без продолжения, первый и последний вопрос, на который не смог бы ответить ни один смертный. Иханте терять было нечего, к тому же она чувствовала за собой силу и право на ответ. Мысленно она последовала за холодным раздирающим сиянием, вторгаясь все больше в ауру бога. «Я раздираю Твоих Детей на куски и забираю их плоть, потому что я такая же часть тебя Самого.» «После смерти я вернусь в Твои руки и стану с Тобой единым целым.» «Я Твоя Дочь, мне нужен кров и одежда. И на правах Всеотца Ты предоставишь мне это.» Гремящее сияние достигло своего апогея, а потом стало сходить на «нет», отпуская её сознание из ледяной хватки. Очнувшись от тяжелого видения, Иханта обнаружила себя лежащей на полу. Её тело сложилось от ментального удара, словно на неё опустилось что-то тяжелое сверху и вбило в пол. Она едва смогла подняться так, что не вывернуть себе руки и ноги. Когда в глазах посветлело, она увидела, что Нихаз выполнил её требование — Астрал застыл на её теле как одежда, как она того и желала. Когда Хафат, её друг, навестил её на территории лаборатории, в её спальне, то застал Эсфиет за неглубокой медитацией. Хафат был частью планеты Зойтикус, он был представителем первой гуманоидной расы, которая жила здесь до того, как появились высшие маги, творившие заклятья, разрушающие целые миры. Он выглядел как гуманоид, но был меньше ростом, чем маленькая Эсфиет, его кожа была тверже камня и черна, но под этой кожей перекатывались витые мускулы — плоть из камня была гибкой. Саламандр носил темный плащ, в нем он шпионил за расой высших магов, чтобы Эсфиет, его богиня была в курсе самых последних событий. Он последовал за Эсфиет, почувствовав в ней силу, называл её своим богом и поклонялся ей как бессмертной. Увидев, что на теле Эсфиет тонким слоем лежит губительный астрал, но изменивший и свой цвет и свою структуру, Хафат подытожил: — У тебя все получилось. Эсфиет, в душе которой начинала нарастать неизвестная ей мощь, только слабо кивнула. Под потолком роились в узорных клетках её безмолвные друзья-искорки, давая слабый причудливый свет, энергии внутри её тела бушевали и изменяли её, отчего она переживала друг за другом все грани своей личности. Нечто, руководившее этими изменениями, резало её душу скальпелем и отрезало все лишнее, что давно должно было в ней умереть на Зойтикусе. — Я приняла волю Нихаза, — виновато прошептала она, понимая, что её взгляд все равно выдаст в ней внутреннюю борьбу и всевозрастающую силу. — Это твой путь, — Хафат почтительно склонил голову. — В конце концов, все заклинатели обретают великую мощь и навсегда изменяют свою душу и свой облик. Так было всегда и так будет. С надеждой в глазах Иханта взглянула на него — ей было приятно услышать, что её понимают и принимают. — Хафат, что у тебя нового? — В великом карьере камней душ я подслушал от рабочих, что маги готовятся к великому празднеству. Они будут отмечать день, когда Зойтикус обрел свое солнце. Они хотели бы вкусить кровь и плоть очередного бога. Иханта улыбнулась своим мыслям, и её улыбка не предвещала ничего хорошего. — Я дам им бога, как они и хотят — но это положит конец их империи. Хафат почтительно кивнул и покинул покои Эсфиет. Недавно Хафат начал ощущать, что за его спиной постоянно следует тень. Он опасался, что это может быть творение высших магов с огненных долин, где с небес извергались вечные молнии — их змеистые сияющие нити стекали по черным стенам городов пламенными каскадами. Но эта тьма следовала за ним только на территории темной и холодной долины, где скрывалась Эсфиет. Саламандр жалел, что его глаза и уши не такие, как у Эсфиет — он не мог разглядеть и услышать в кислородной темной тишине тех, кто пользовался дополнительными уловками, чтобы скрыть свой облик. В огненных долинах было куда сложнее передвигаться — там приходилось ползать, прижимаясь к раскаленной земле. Маги слышали и видели все благодаря горячим потокам воздуха, как рыбы в воде по вибрациям чувствуют, что произошло за километры от них. Там едва ли спасали хоть какие-то уловки, когда расплавленный тягучий воздух вычерчивает грани любого объекта и передает малейшее движение на далекие расстояния. Но Хафат был саламандром, а значит, он одинаково хорошо себя чувствовал в пламени и в холоде. Редкие представители саламандр остались за Зойтикусе в живых. Несмотря на то, что темная сторона планеты предлагала им кров, храбрые мужчины предпочитали сражаться за свои дома и жизни, и все они горели одним желанием — вернуть себе своих женщин, которых забрали у них Высшие. Ни одно ужасающее существо, созданное великими магами, не могло тягаться с ними по силе и сноровке. Великие познали силу, а саламандры всегда жили в гармонии с сутью изначального Зойтикуса, которых когда-то был хоть и специфической, но очень живописной планетой, на которой передвигались кремниевые создания самых разных видов и цветов, а из-под земли выглядывали жилы и руды причудливых минералов. Новая раса магов изменила этот мир до неузнаваемости. Здесь случилось столько убийств и смертей, что даже сама планета изменила свой состав и облик. Множество аномалий и кинетических зон, где нельзя находиться ни одному живому существу, раскинулись по всей планете словно множественные раны. Цикл, эволюция, жизнь — все это больше не представляло никакой ценности, когда новые хозяева этого мира взяли в свои руки управление над жизнью и смертью. Но однажды по Зойтикусу стала расползаться Тьма, густая, непреклонная, оставляя за собой лишь ледяной покой. Это случилось сразу после того, как на планету высадились другие, иные божества, исполненные света и мудрости, но величайшими магами они не были. Когда их постигла ужасная участь, как и многих божеств, ступавших на Зойтикус, Тьма стала поедать и израненные кинетические равнины, и долины с раскаленным воздухом, и города Великих, погружая все в смертный холод. Оставшимся в живых саламандрам объясняли, что это событие всего лишь один из экспериментов высших божеств планеты, а мертвые тела элионцев из плоти и крови — это наказанные саламандры, которых лишили каменной структуры тела и сделали такими хрупкими. И только Хафат, который никогда не сдавался и не побоялся ступить в эту Тьму, обнаружил, что Великие лгали, лгали им обо всем. Он воочию увидел женщину другой расы, чья плоть не была из камня. И тот смертельный холод не был оружием — холодный невесомый кислород, едва двигающийся над ранами Зойтикуса, был её жизнью и дыханием. Да, она была очень хрупка — если б её проткнули чем-нибудь острым, из раны изверглась бы алая, как лава, жидкость. Эта странная субстанция и была основой её жизни. На теле Хафата было много таких проколов и резаных ран, но его кровь, что была неагрессивной кислотой, застывала каплями на ранах, как смола на дереве, и кровь эта нужна была лишь для смягчения каменной плоти. А из колотых ран отчетливо было видно, как внутри тела саламандра тлеет первозданный огонь Зойтикуса. Хафат покинул лабораторию Эсфиет и прислушался — тень, что ступала за ним во Тьме, оставила его. Эсфиет увидела краем глаза тень в проеме своей спальни и обернулась без страха, думая, что Хафат еще не ушел. Наверное, у него возникли вопросы или планы. В проеме двери стоял высокий мужчина в плотно облегающих тело доспехах и целился в неё из чего-то маленького и блестящего. Подобные доспехи она видела и раньше, на Элионе — они плотно облегали тело, сбавляя нагрузку на мышцы, и позволяли скрывать свое местонахождение благодаря поглощению теплового излучения. Лицо этого человека закрывал щиток со странными алыми светодиодами. За долгое время жизни на Зойтикусе Эсфиет никогда не видела подобного себе создания так близко, на неё нахлынуло спокойное любопытство. Так размышляет бессмертный, глядя, как прыжками в его сторону бежит маленький виртх. Ей в плечо прилетел дротик с ампулой, больно проколов её кожу. Эсфиет болезненно вздрогнула и вскрикнула, чувствуя, как немеет плечо. — Тссссс.., — услышала она убаюкивающее шипение и погрузилась в темноту.