Don't let our hearts freeze

      Джеймс крепко держит ее за руку, сжимая пальцы на тонкой коже — останутся синяки, Ванде придется носить длинные водолазки, оттягивать рукава и трещать по швам при косых взглядах соседей на себя. — Капитан… Голос дрогнул. Игра проиграна — что ж, с самого начала. Еще когда Кирк зашел в ее небольшую квартирку, словно погрузившуюся вместе со своей хозяйкой в траур, исход был предрешен, но Ванда просто не может не идти наперекор и пытаться… Пытаться. Все, что она может. Ее попытки — пытки. Дрожащие пальцы, похолодевшие от одиночества и невозможности дотронуться до родной теплой щеки. Сначала Пьетро, теперь Джим. Разве неясно — все они уходят. Ванда, очнись. Одна ты стоишь на месте, девочка, одна ты. Стены насмехаются над ней — Максимофф в бессилии сжимает губы. — Я не бросаю тебя, Вэнди, — девушка вздрагивает, ее прошивает насквозь — нитки, жесткие, шьют ее черным по белому. Рваные стежки на уровне сердца — ни за что не покажет их Джиму. Нет, больше никогда. — Я лишь зову тебя с собой. Вымученная улыбка — все, чем она может ему ответить. Усталая и брошенная, она который год сидит взаперти, прокручивая в голове обесцветившийся фильм — Пьетро умирает-умирает-умирает. Теперь оставшиеся годы — Джим уходит-уходит-уходит. И это замкнутый круг — мучения никогда не кончатся. — Хочешь взять меня в космос? Джим кивает. Серьезно, он действительно верит в ее положительный ответ. Его глаза — как всегда чистые, голубые-голубые, как небо над головой Ванды, когда она еще глядела на него. Когда еще смела поднять голову, пока тяжесть потерь не свалилась на ее плечи. — Ужасная затея. Кирка будто бы осеняет. Он оглядывается вокруг: задернутые шторы, красное пятно на стене — вино? — запертая на замок одна-единственная дверь. Торчащий ключ заставляет Джима потупить глаза. — Ты не можешь вечно сидеть тут и скорбеть. — Могу! — ее голос поднялся на тон выше. — Он был моим братом! Джим отлично знал, как погиб Пьетро: оказавшийся не в то время, не в том месте, взрыв, подстроенный Ханом, унес его жизнь быстро и без сожалений. Кирк должен был быть рядом с Вандой в тот день — обнимать ее за плечи, пока она задыхалась в глухих рыданиях, пока оседала на пол, пока выла от бессилия и боли. Он должен был сопровождать ее в морг — стоять за ее спиной, излучая собой поддержку, пока девичья рука хотела в последний раз погладить брата по щеке, но в последний момент безвольно опустилась. Все это Ванда прошла одна — чего стоит ее потемневшие от тоски глаза, впавшие щеки и резкость движений. Джеймс не вправе приходить сюда и требовать от нее оставить все позади. Кому как ни ему знать, насколько это сложно и практически невозможно. — А где был ты, Джим? — ей тяжело сдерживать рыдания, потому что, черт, один его вид — все такой же, как раньше — вызывал у нее мурашки по коже и чувство ностальгии. — Где ты был?! — Я не мог его спасти! — не ему сейчас повышать голос, но эта тишина вокруг так умоляла его это сделать. — Ты же знаешь… — Но ты мог спасти меня, — ее поверженный шепот застает Джима врасплох — во взгляде Ванды проглядывается мольба: вытащи меня отсюда, пожалуйста, я так устала. Но внешне Максимофф настроена решительно — не сдвинуться со своего места, остаться в этом склепе и продолжать оплакивать любимого брата. — Вэнди… Она зажмуривается, опуская голову, и выставляет руки вперед — не надо, хватит. Максимофф даже не хочет слышать это ласковое Вэнди — скоро никакие нитки не зашьют ее душу. Лучше бы она погибла. И вдруг тепло — такое неожиданное, обволакивающее с ног до головы и приносящее облегчение. Ванда с удивлением осознает, что Джим обнимает ее. Никакие одеяла, кофты, куртки не могли согреть ее — Кирку хватает только тепла собственного тела. Его сухие губы целуют Ванду в горячий лоб — неуверенная полуулыбка озаряет ее исхудавшее лицо. — Я никогда не прощу себе, что оставил тебя… — Так не оставляй больше. Пальцы Ванды на щеках Кирка — она умоляла, чтобы все это не оказалось ее сном, после которого она проснется вся в холодном поту, в развороченной постели и с солеными дорожками слез на щеках. Она на пару секунд касается губ Джима — их вкус никакой сон просто не смог бы передать. Кончики пальцев Ванды теплеют, а невидимая иголка прекращает протыкать кожу — сердце, кажется, возобновляет свой равномерный стук. Отправиться в космос означала быть ближе к звездам — ближе к Пьетро. И если Ванде не дано было больше поднять голову к небу — она просто полетит к нему. Джиму никогда не понять, что чувствует Ванда, приседая на колени перед холодным надгробием, на котором высечено самое любимое имя, вызывающее теперь вереницу боли, сожалений, воспоминаний о прошлом. Фигурка Максимофф такая слабая и незначительная — Кирк никогда не узнает, как она выживала в этом мире, где ее никто не знал. Ванда так счастлива избавиться от тяжести небосвода — в космосе ей, как ни странно, даже дышать легче. На Энтерпрайз все как будто бы по-другому — Земля так далека от них. Максимофф теребит подаренную братом цепочку и кусает губы — ей его не хватает. Но вечером, когда смена кончается, возвращается Джим — Ванда цепляется за него из последних сил, и то отчаяние, которые плещется в ее взгляде, вдруг стихает, встретившись со штилем в ярко-голубых глазах капитана. Максимофф уверена, что этот изгиб плеча просто создан для ее отяжелевшей от мыслей головы, и она готова жить ради этих моментов. Может быть, когда-нибудь Ванде станет лучше. И когда Джим улыбается ей — Максимофф верит в это все больше и больше.