Дорога истинной любви

Фред вытащил наугад несколько фото из тайника. На них был изображен блонди с темно-золотистыми распущенными волосами, вьющимися на самых кончиках. Несколько непослушных прядей падали на бледное лицо с тонкими чертами. Блонди улыбался, зеленовато-карий взгляд сиял от счастья. Ничего общего с чопорным "идеальным элитником" с портрета и официальных фотографий. Вместо украшенного лентой и орденами мундира - широкая бежевая футболка, на тонком запястьи не широкий золотой браслет-змея, а простой плетеный браслет с бусинками и светло-зелеными камушками, и ни одного кольца на тонких длинных пальцах с идеальным маникюром. Зольф Салас. Неужели он мог быть таким? Тайна прошлого волновала. Фред достал остальные фотографии, внимательно разглядывая. На многих был юный джад с удивительного оттенка зелеными локонами. "Какая-то незнакомая линия?" - мелькнула мысль. - "Не помню среди нынешних такого оттенка, и глаза светлее, чем по стандарту для класса". Похоже, чем-то важен был этот парень для Зольфа, изображений было много и они сохранили тончайшие нюансы настроений, все изменения в выражении лица, грациозность движений. Так фотографируют не просто красивую модель - чувствовалась разница с теми снимками, которые Фред видел раньше. Те фото просто исполнены одаренным мастером, не зря даже отец когда-то давно говорил, что в искусстве фотографии Зольф был гением. В этих же было заметно вдохновение творца, стремящегося увековечить свою музу. Подпись на одной из фотографий: "Карим. Весна ~ года". Больше ничего. Оставалась надежда на микрокарты и дневники. Невинное, казалось бы, изображение: Карим сидит вполоборота на кровати, укутавшись то ли в халат, то ли в накидку, и тонкая серебристая ткань слегка сползла с плеча. Рассветные лучи мягко освещают светлые локоны, блестят на ткани... но даже в этой простой картине есть свое очарование, заметна страсть... Слегка размытые кадры, видимо, снятые на память простой автоматической камерой. Блонди и джад вдвоем, занятые простыми будничными делами. Готовят вместе. Зольф сосредоточенно месит тесто, на щеке - след от муки... Карим нарезает овощи, блестит длинный нож... Одно изображение напомнило Фреду собственное недавнее прошлое: Карим точно так же помогал Зольфу разбирать бумаги. Эти двое точно так же сидели, опираясь спиной на диван и разложив документы и конверты на полу. Разноцветные карандаши, в беспорядке разложенные на письменном столе. Зольф раскрашивает распечатанный черно-белый рисунок, а Карим сидит рядом и наблюдает. Такая любовь во взглядах друг на друга. На миг Фреду показалось, что он прикоснулся к чему-то слишком личному и сокровенному, чего никто не должен знать. Но любопытство было сильнее, он знал, что не устоит перед искушением прочесть дневники. Если Зольф сохранил всё это, а не уничтожил, предчувствуя смерть - значит, на что-то надеялся? Почему спрятал, можно понять: времена тогда были смутные. Почему не доверил сыну, тоже вполне логично... Не было в роду понимания между родителями и детьми, никогда не было. Но может, в глубине души Зольф осознавал, что это неправильно, и ждал кого-то, кто поймет его тайну? * "Моя жизнь изменилась в тот день, когда я серьезно пострадал, фотографируя нападение федералов на амойских военных. Тогда мир сдвинулся с места - во всяком случае, для меня". Этими строками, выведенными идеально красивым мелким почерком, начинался дневник. Исповедь была настолько откровенной, будто блонди, изливавший душу в этих строках, знал, что тетради дождутся своего часа и попадут только в руки того, кто сможет понять чужие счастье и боль. Зольф не утаил ничего, признавая, каким трудным пациентом был для врачей и как не мог найти общий язык с собратьями, считавшими его кем-то вроде тихого местного сумасшедшего. Не скрывал свой страх, когда Карим сказал, что любыми методами заставит лечиться. "Когда он с улыбкой говорил, что готов привязать меня к больничной койке, если это понадобится, я снова почувствовал себя подростком, прячущимся от отца. Тот же вкрадчивый тон, тихий-тихий голос... Мне до сих пор непривычно думать о том, что повторения впечатлений отрочества я осознанно или неосознанно искал всю жизнь. Карим похож на мою первую любовь - он так же заботился обо мне, как когда-то давно заботился Эмиль, утешая, успокаивая, помогая бороться со страхами...". Читать многие воспоминания было больно. Иногда в дневнике Зольф упоминал о прошлом до встречи с любимым, о детстве и отрочестве - и это напоминало Фредди собственные годы в интернате, тот же холод спальни, ту же строгость преподавателей, жестокость отца. А кое-что заставляло смутиться и покраснеть... Знакомо, как же знакомо - волнение от первого поцелуя, трепет первой ночи, страх - это будто пересечь какую-то невидимую черту - стремление пережить весь этот вихрь эмоций снова и снова. Сколько бы ни проходило лет, сколько бы ни сменилось поколений, тайна любви одна и та же, и каждый открывает ее заново. Ничто не ново в сиянии двух лун, но... Странное это было ощущение: узнавать, что предшественник, которого ставили в пример как идеал рационального и безразличного ко всему элитника, тоже мог творить, смеяться, любить, заботиться о любимом, видеть радость в простых вещах и сожалеть, что не замечал этого когда-то. "Наступает осень. Желтеет листва. Я был на инспекции в школах для граждан, по пути заглянул в один из парков на окраине. На клумбах расцвели бархатцы, их резковатый аромат еще более ощутим после дождя. На ярких желтых и багряных лепестках еще заметны дождевые капельки. Раньше я не замечал этих мелочей. А ведь и в них есть своя красота". Фред помнил фотографии с цветами: обработанные, в тонких рамах из светлого дерева, они висели в одной из комнат для гостей. Желтые и красные цветы, букеты из осенних листьев... Еще одна фотография: Карим держит в руках необработанный камень-хризопраз, в природной "оправе" из породы. Цвет камня удивительно гармонирует с цветом волос и маникюра джада... джада ли? В дневнике Зольф часто называл любимого "мой хризопраз". Кулон с капелькой-камушком Карим носил почти всегда, это было заметно на многих фото. Необработанный камень кажется таким грубым в изящных ладонях... но есть что-то завораживающее в этом контрасте. Взгляд светлых глаз задумчив и нежен... так смотрят на подарок от любимого. Мелькнула смутная догадка: а может, Зольф тоже был связан с Химерой? "Мы понимаем друг друга с полуслова... как будто знали друг друга всегда, еще не видевшись ни разу, еще тогда... Это просто удивительно, так угадывать желания - иногда мне не верится, что подобное может происходить на самом деле". "Просыпаться на рассвете, почти в один и тот же час. Улыбаться друг другу... Раньше рано утром мне хотелось только одного - прибить кого-нибудь, и до третьей чашки кофе я не чувствовал себя живым существом. Мой хризопраз намучился со мной, приучая завтракать как следует и пить кофе чуть поменьше и хотя бы с молоком... В его голосе звучит такое беспокойство, когда он говорит, что я всю жизнь пью какую-то отраву! Но мне легче согласиться, зная, что любимый заботится обо мне, что он хочет для меня лучшего... Теплые объятия, сладкий напиток... я буду помнить всё это... каждый миг жизни...".