Двенадцать

— Итак, всё предельно просто, мы бодрствуем по очереди. Тот, кто стоит на страже, во все глаза смотрит на спящих. Если кто-то попытается сделать что-то подозрительное – дежурный будит всех. Если кто-то из спящих окажется мёртв – дежурный будет виновным и встретит свою судьбу от рук выживших, — сонно произнесла Аранея. Все четверо провели около суток без сна, пялясь друг на друга с разной степенью враждебности, но сон начинал брать своё. Как-то раз Канкри умудрился бодрствовать шестьсот часов подряд… но Канкри с ними больше не было. — Хорошо. Первым дежурю я, как наиболее сильный и физически выносливый, — предложил Хорусс, оглядывая клюющую носом компанию. – Потом Митуна, Аранея и, наконец, Руфио. — Согласна, — пробормотала Аранея и провалилась в сон. — Что ж, желаю нам пережить этот день, а себе особенно желаю проснуться адекватным, — усмехнулся Митуна и свернулся калачиком на полу. — Спокойного дня, Хорусс, — улыбнулся Руфио. – Я верю, всё ещё образуется. *** Руфио заснул и впервые не увидел Проспит. Ему снилось то, что произошло совсем недавно – ночь, отметившая ровно оборот с тех пор, как они запустили эту неладную игру. Миина испекла торт – не отравленный пирог, которым она убилась… сколько? Трое, четверо суток, вечность назад? Это был огромный торт, как раз на двенадцать прожорливых ртов. Ему снилось, как он принюхался к куску, который щедро вывалили ему на тарелку, он снова чувствовал запах апельсинов, корицы и ещё чего-то безумно приятного, а ещё он был очень рад видеть рядом всех, кого он успел потерять… — Ребят, вы всё-таки настоящие или снитесь мне? — Я лично настоящая. Пусть и мёртвая. Ты тоже умер? – поинтересовалась Дамара. — Эээ, нет-нет, я жив. Митуна, Аранея, вы же всё ещё живы? Те оторвались от поедания торта. — Ну молодец, Руфио, обязательно надо было напомнить, что это сон, — Митуна в сердцах бросил тарелку с тортом об стену. На ней расплылось жирное пятно. — Это мой улей, вообще-то, — сощурилась Миина. Пахло уже не апельсинами и корицей, а дракой. — Ребят-ребят, не ссоримся, давайте лучше обсудим, кто убийца. Вы что-нибудь помните? Поррим со вздохом отложила ложку. — Перед первой смертью на меня напал некто в одежде Латулы и Курлоза, лица я не видела, рогов тоже. Второй раз в меня вонзили кол сзади, я никого не успела увидеть. А потом там был Канкри… — её голос ослабел. – Могу сказать только то, что я его не убивала, не могла убить. Я выпила совсем немного крови, даже меньше, чем пила у Аранеи. — Подтверждаю, — поднял указательный палец Канкри. – Полагаю, вас ввело в заблуждение разрушенное окно – да, это и правда сделал я в порыве несколько неуместных чувств стыда и радости от того, что увидел Поррим хотя бы относительно живой. Мы уже распрощались, и я направился обратно к улью, когда некто ударил меня по голове. Дальше я помню только то, как лежал в жидкой субстанции, составляющей водный покров Края Пульса и Памфлетов, и, собственно, умирал от потери крови. Видимо, этот некто расширил и углубил раны от укуса на моей шее. Руфио, приношу свои глубочайшие извинения за акт вандализма, проявленный по отношению к твоему улью. Если бы не моё нынешнее состояние, я бы, несомненно, сделал всё, чтобы компенсировать ущерб. — Прости, подруга, я сомневалась в тебе, — вздохнула Аранея. — Я сомневался во всех, и к чему меня это привело, — буркнул Кронус, нимало не потерявший призрачного аппетита. — Особой разницы не вижу, — хмыкнул Митуна. — А вообще, мррребята, давайте побыстрее к нам, — рассмеялась Меулин. – Тут больше нечего бояться, и все снова живы. Нет, мертвы, конечно, но всё-таки. А ещё сколько народу из других мурбречённых линий времени… — Что в этом толку, если со мной встречаться не хочет никто? – трагично воскликнул Кронус. — Эй-эй, я, вообще-то, хотел тут поинтересоваться… — начал было Руфио, но все были заняты болтовнёй. Аранея рассыпалась в извинениях перед Поррим. Счастливая Латула ерошила волосы Митуне, тот тоже, казалось, находился на седьмом небе. Дамара и Миина были заняты очередной перепалкой. Канкри снова завёл лекцию, но слушал его только Кронус, и то вполуха. Курлоз… у Курлоза спрашивать бесполезно. — Меулин, так ты не помнишь, кто тебя убил? — Неа, — жизнерадостно (смертерадостно?) помотала головой та, уплетая торт. – А разве это важно? — Ну, нам важно, мы хотим выжить, вроде как… — А смысл? Все, кто пришёл после меня, были такие немррвные и запуганные! Да и мне там было плохо! А теперь всё хорошо! Она слишком долго сидит на кошачьей мяте, друже, подумал Руфио. Отстань от неё. Мысли принадлежали явно не ему. Откуда они взялись, догадаться было несложно. — Курлоз, так ты тоже… — Руфио стушевался при взгляде на неподвижную, пугающую фигуру мима, виновного во всей этой заварушке. – Тоже не помнишь, кто тебя… так? Тот покачал головой и быстро что-то прожестикулировал. Язык восточных провинций Руфио знал, а вот язык жестов – нет. Митуна внезапно испарился, Латула вздохнула и отвернулась. — Эй, Латула, прости за вопрос… как ты погибла? — Летела-летела и отрубилась, чел. Совсем не круто, — протянула та, закидывая ноги на стол. — Что за балаган? – послышался ещё один голос. — О, Хорусс! Быстро же ты заснул! – обрадовался Руфио. — Это всё Митуна – проснулся и прикончил его! – авторитетно заявил Кронус. — Чушь, — отрезал Хорусс. – Я умею достаточно контролировать собственное тело, чтобы засыпать по собственному желанию. Проснуться я тоже могу в любой момент времени благодаря сильным биологическим часам. Бессмысленная болтовня продолжалась. Иногда Руфио удавалось вставить словечко и что-то спросить – но ответы были до боли похожи. Ни один не помнил, кто на них напал. Аранея исчезла, спустя несколько минут к вящей радости Латулы вернулся Митуна. Дамара так и не сказала точное количество тел, отсутствовавших в центре Дерса – только злобно покосилась на Хорусса и прошипела непристойность. Больше слов, больше неуместной радости. Руфио чувствовал себя чужим на этом… этом празднике смерти, казалось, ему одному всё это претило. — Это всё оттого, что ты только что лишился снобличья, — пояснила Аранея. — Остальные из нас уже давно не видят ни Проспита, ни Дерса, и находятся здесь. Хотя не все успели осознать свою смерть или научиться управлять снами – просто проживают заново моменты из прошлого. Это всё не так страшно, хотя, конечно, я предпочитаю иногда просыпаться и жить в реальном мире – настолько, насколько реальным может считаться Медиум, причём угасающий. — Аранея? Ты же должна была меня разбудить, после тебя моя очередь караулить, — нахмурился Руфио. — И правда что, я, кажется, заснула на посту, — пробормотала Аранея, озираясь по сторонам. – Странно, я же помню, что хорошо выспалась… — Добро пожаловать к мёртвым, — улыбнулась Меулин, подавая ей руку. Аранея медленно изменилась в лице. — Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет! Я… я хочу жить! Выпустите меня отсюда! – Она остервенело пинала стены улья, будто это помогло бы ей проснуться. — Эй, Серкет, не устраивай истерику в стиле Ампоры! И, ваще-то, улей мой, не казённый, — упёрла руки в бока Миина. Её глаза за стёклами очков были призрачно-белыми. Это ненастоящая Миина. Они тут все ненастоящие, и, о гог, она, Аранея, тоже сейчас станет ненастоящей, куском воспоминания с белыми дырами на месте глаз. Аранея, ни слова не говоря, ринулась прочь из комнаты и бросилась бежать вниз по лестнице, мимо колонн, мимо огромной золотой статуи наследницы с трезубцем, наружу, скорее, скорее, скорее, не слыша несущегося ей вслед «Эй, если тебя так сравнение с Ампорой задело, я беру свои слова назад! Слышишь? Я сказала это первый раз в жизни и в смерти! Всё ради тебя!» За порогом улей Миины перетекал-трансформировался в другое воспоминание – резные перила Дерса, башни, цепи, луны… Сквозь угольно-чёрное небо пробегала одна-единственная мерцающая радужная трещина. Аранея безвольно опустилась на колени и зарыдала. Когда Митуна, Руфио и Хорусс проснулись, они увидели, что остались одни. Аранея Серкет умерла во сне.

Четыре ржавокровки стояли на дозоре, Один заснул навеки, и вот их только трое.

*** — Думаю, находиться в одном помещении больше нет смысла, — мрачно произнёс Митуна, когда тело Аранеи вынесли из улья Руфио. – Осточертело мне это всё. Хотите – можете меня подозревать. Я вернусь в свой улей, можете его хоть камнями завалить, чтобы я не выбрался – алхиматор у меня на месте, от голода не помру. Моим сервером была Латула, можете с её компа меня замуровать. Я не против. — Не будем замуровывать, зачем же, — стушевался Руфио. — Он вполне мог сказать это именно с расчётом, что мы не станем себя утруждать, дабы показаться невиновным. Я так и поступлю, — возразил Хорусс. — Если убийца – ты, можешь как раз воспользоваться ситуацией и сбросить мне на голову кирпич, — проворчал Митуна, доставая реактивный рюкзак из инвентаря. — Твои слова не имеют под собой оснований, — парировал Хорусс. Выяснилось, что и правда не имели – по крайней мере, пока. Когда Митуна оказался дома, он увидел, как исчезают окна. Дверь осталась на месте. Ему пришло сообщение, что на дверь Хорусс установил сигнализацию, которую нельзя отключить ни изнутри, ни снаружи. Кто-то попробует вломиться в улей – Митуна об этом тут же узнает. Выйдет он сам – сирена завоет в улье Руфио. Что ж, справедливо. На всякий случай Митуна забаррикадировал дверь изнутри и подвесил над ней кирпич – не только чтобы никто не проник снаружи, но и чтобы он сам не вздумал вылезти, если приспичит «включить идиота», как говорила Аранея. Теперь можно и ждать наступления безумия или скорой смерти. Второе вернее – он подозревал, что, с сигнализацией или без, до него доберутся. Хотя бы через тот же сервер Латулы. Одному было чертовски скучно. Не с кем поговорить, не за кем подозрительно следить. Он не считал, сколько времени прошло с тех пор, как он согласился на добровольное заключение. Немного, судя по вполне скромному числу пакетиков из-под чипсов на полу комнаты. Много, судя по тому, как орала от всепоглощающей тоски каждая клеточка мозга – от этой тоски не спасали ни игры, ни фильмы, ни попытки кодить. Казалось, он провалился в безумное состояние раз пять или шесть. Примерно половина из них заканчивалась, когда он просыпался с кирпичом на голове и очередной шишкой – даже неразумный Митуна хотел на волю. Потом он вспоминал то, как советовал Хоруссу прибить его кирпичом, и хохотал по несколько минут. Начиная сомневаться, что хотя бы в одном из своих «режимов» сохранил каплю здравомыслия, он шёл к осточертевшему уже компьютеру и пролистывал диалоги со всеми, даже с давно мёртвыми товарищами – иногда он успевал за время отключки написать даже им. Что-то вроде «Я Ж1В ЛЗУ33РЫ 4ХХХХ4Х4Х4Х3Х 4 ВЫ Н37». Хорусс после сообщения «УБ31 М3НЯ Ф4Л4Л4ЛЬШ1ВЫ1 К0ПФТ0ЗВ3РЬ» добавил его в чёрный список, но диалог на этом не заканчивался: дальше красовалась надпись «7Ы Х043ШЬ 0СТ4Н0В17Ь Б4Н0М Х4ЦК3Р4 Й0 1Д107». Как же он себя ненавидел. Потом он проваливался в сон и жаловался Латуле на то, что всё ещё жив. Та отвечала, что это поправимо. Как скоро поправимо? – спрашивал он. Когда-нибудь обязательно, отвечала она. И вот в один прекрасный момент пчёлы взбунтовались и огромным яростным роем покинули соты. Псионику Митуна использовать не мог: он бился головой об стену и издавал нечленораздельные восклицания. Восклицания переросли в крики, когда пчёлы облепили его целиком. Вау, это же крутая фоточка с бодихоррором получится, — пронеслось в той части его воспалённого сознания, которая не была занята дикой, жгучей болью. Он трясущейся, покрытой растущими волдырями и копошащимися пчёлами рукой достал телефон, сделал селфи и отправил его первому попавшемуся адресату. Сопроводительное сообщение он написать не успел.

Трое ржавокровок бежали прочь от роя, Одного ужалили, теперь бегут лишь двое.

*** — Получается, глаза белые только у тех, кто уже умер, — задумался Руфио. – Я тогда не заметил. Думал, здесь у всех так. Привыкнуть к безумному коктейлю собственных и чужих воспоминаний, составлявших этот странный мир, было куда легче, чем он думал. Он начинал понимать, почему его мёртвые друзья не испытывали особой печали по поводу своих смертей. — Ну у меня, Хорусса и Митуны глаза же были привычного цвета, — ответила Аранея. Она уже успела смириться с собственной смертью. Иногда Руфио казалось, что она провела не то в загробной жизни, не то в мире снов куда больше, чем несколько дней, которые прошли для него в реальности. — У Митуны глаза явно не привычного цвета, красно-синие же. У Хорусса маска. Насчёт тебя… не заметил, наверно. Я же не знал, что это важно. — Не думаю, что так уж и важно. Мне нравится здесь. Не так давно я встретила паренька, очень похожего на тебя, только чуть младше и, если я могу судить, больше повидавшего в своей жизни. Он предлагал мне присоединиться к армии призраков, но я отказалась. Вторая смерть мне ни к чему. — Вторая смерть? Байки Курлоза… они правда? Про ангелов, мессий… — О да, нам всем надо было чуть более серьёзно относиться к религиозным течениям, — кивнула Аранея и немного помолчала. – Знаешь, я так много узнала. Я из основной временной линии достигла богоуровня, а ты — нет. В конечном итоге мы все умерли, перезапустив Вселенную, и в новом мире, на Альтернии, мы стали совершенно другими троллями. Видел бы ты моё пиратское альтер-эго, — её лицо осветила восхищённая улыбка. – А ещё ты был моим мейтспритом… последним мейтспритом. Ты же меня тогда и убил. Забавно, да? — Эээ, да, наверно… Только в этот раз тебя убил не я, ты же помнишь? — Я не знаю, — покачала головой Аранея. – Убивает кто-то из вас троих. Все мои теории о том, что кто-то ещё жив, пошли прахом – здесь все мертвы. Бывает, что у мёртвого тролля живые глаза – если он не осознал свою гибель. Но наоборот не происходит никогда. — Эй, Латула, я к тебе насовсем! – раздался радостный голос. Латула, сидевшая в стороне, вскочила и крепко обняла Митуну – из её призрачных глаз текли бирюзовые слёзы. Глаза Митуны тоже были целиком белыми. — Значит, кто-то из вас двоих, — сказала Аранея.