Фокус

Я выходила из дома под отрытый дождь без зонта или капюшона на голове, не жалея собственного тела от промокания. Дверь хлопнула слишком громко, даже послышалось, как упали на твердый пол ключи, и мамины крики, еле доходящие до моего слуха. Эта женщина умудрялась испортить настроение на несколько дней вперёд всего за пару минут. Она вновь начала день с обвинений в том, что я испортила её жизнь. Мне всего-то хотелось ей сказать, чтобы она не курила около моей комнаты, как буйный поток мата вылился в мою сторону точно так же, как и дождевые капли лили из туч на землю с самого утра. Как всегда, я была виновата в том, что отец бросил маму, в том, что я выросла такой идиоткой, в том, как мне все равно на мать. Это продолжалось изо дня в день, и я вконец злилась на собственное столь развитое чувство терпимости. Мне хватало запереться в комнате или же уйти на время из дома, чтобы забыться и очиститься от негатива. Я могла однажды ударить или сорваться на этой женщине, но чудом этого пока не случалось. Выйдя из двора, я все же прикрыла голову капюшоном и засунула руки в карманы, предварительно поправив лямку сумки. Идти одиноко по мокрой дороге было куда приятнее, чем садиться в автобус до университета, но время поджимало. Через пару минут я уже стояла под навесом остановки, а ещё время спустя передо мной открывалась дверца транспорта. Наружу никто не выходил, это позволило мне без толчков пройти вглубь автобуса и усесться у окна. Всю дорогу мои мысли были заняты предстоящей игрой и тем, что привилегии королевы делают меня глубоко значимой персоной только в стенах университета, а за её пределами я ничем не отличаюсь от остальных. Та же плоть и кровь, только у меня ещё и жизнь в дерьмо, а у кого-то, может, ещё все нормально обстоит. Эта резкая грань всегда отражалась на мне: казалось, я живу двумя жизнями, однако осознание того, что это, несомненно, так, пришло скоро. Ровно без десяти девять я зашла в нужную аудиторию, как меня сразу окружили мои подчиненные, приветствуя и маяча перед глазами с шуткой на губах. Все заметили моё отвратное настроение, которое я и не пыталась скрыть. Люси принялась меня подбадривать — даже не угадаю, из-за чего: потому что она дама по рангу или же сердце у этой девушки тёплое и отзывчивое? — Мне помочь? — спросила она после небольшой беседы между ребятами. — Выглядишь нехорошо. — Это так, — не стала врать я, привыкла говорить правду, даже если от неё кому-то будет хуже. — Думаю, я справлюсь. Продолжать разговор не стала, так как это могло привести к излишним последствиям, жалости и прочим чувствам, которые любит глубоко испытывать Люси. Я уткнулась в конспекты, еле дописанные в шесть утра, и повторяла материал, чтобы не пересекаться взглядами со студентами моей группы. Смысл прочитанных предложений совершенно не усваивался в голове, ведь я размышляла о том, как бы сегодня устроить взбучку джокеру — быть может, повеселею хоть раз за день. Этот метод веселья давно стал для меня надёжным и проверенным, так что даже сама мельком грянувшая мысль вынуждала улыбаться. На втором курсе моего обучения и, соответственно, повторном месяце правления джокером не посчастливилось стать парню третьекурснику — Стингу. Его звали Стинг Эвклиф. Когда я узнала о его неудаче, то сразу припомнила это имя: Стинг выступал с приветственной речью на церемонии поступления первогодок: как второгодка, этот парень давал напутствия новым студентам, флегматично считывая текст с бумажки. Я просто спросила его имя у Джу, он заинтересовал меня свой внешностью, не более. — Как его зовут? — Это мой сокурсник. Хороший парень. Эти слова стали для меня пустым звуком ровно тогда, когда я вышла с церемонии и стала заниматься учебой. Наши пути не могли скреститься, нам не мог подвернуться случай для знакомства, мы редко проходили мимо друг друга. Но игра — делает свое дело. Директора взялись за этот проект с целью позволить студентам расширить круг общения, почувствовать себя лидером или же «маленьким человеком», приобрести новые знакомства и раздобыть врагов — все для будущего адаптирования в обществе. Так случилось и с нами. Я не могла пройти мимо нового джокера, и вскоре начались наши издевательства. Стинг с каждым разом вызывал во мне интерес своим непоколебимым духом. Он противился не переставая, пусть и знал, что сейчас его отымеют по полной, а я просто буду возвышаться над его головой. Пусть он знал, как придёт сегодня вечером домой весь в ссадинам, ушибах, с разбитой губой или глазом, он всегда сопротивлялся. И это разжигало во мне огонь, я чуть было сама его не изнасиловала. Терпеть стало труднее, но не менее захватывающе. Я велела ужесточить наказания до того уровня, чтобы, как я и выразилась, эта шлюшка молила о пощаде. Все так и было, кроме последнего пункта — Эвлкиф продолжал противиться, несмотря на то, как довольно жестоко с ним порой обращались. Если его били во время учебного дня, то он не смел идти в мед. пункт и старался не попадать под поле зрения преподавателей. Я всегда интересовалась, почему он до сих пор терпит все это, и спросила его напрямую. Его взгляд тогда был убивающим. Он уничтожил во мне всякую мотивацию и отпугнул. Я выяснила, что Стинг не просто терпит, он готовиться нанести удар. Я давным-давно стала его главным врагом. Позже мне рассказали: Стинг стал джокером потому, что отказался принимать участие в игре. Но он ведь знал, что таким образом автоматически станет изгоем, и все равно пошёл по другому пути. Не понимаю, чем он руководствовался, когда поступал так необдуманно. Решил, что его не тронут? Или наплевал на все законы университета с высокой колокольни? Нет уж, так не бывает, и Эвклиф понес наказание. А теперь решил терпеть только из-за того, чтобы не противоречить своим же поступкам. Идиот. Сегодня я приказала подчиненным как следует поразвлечься.