Семейное дело

Хирото был в ярости и, за неимением других объектов, вымещал эту ярость на Юи. Она покорно сносила это — только плакала и пыталась оправдаться, чем еще больше злила брата. Его план провалился. В дело вмешался тот долговязый парень, а уж это путало все карты. Теперь он — вместе с Юи, черт бы ее побрал! — вынужден скрываться. Инстинкт подсказывал ему, что Гакт не оставит просто так случившееся, а потому пока надо сидеть тихо и не высовываться. Вот уже две недели они жили в дешевой квартире — в доме постройки времен восстановления Токио после землетрясения, на задворках города… Хирото опасался лишний раз высунуть нос из дома — сестре он запрещал даже к окну подходить. Если бы сестру Гакта удалось запугать, он бы уже паковал чемоданы. Но нет! Надо было тому типу взяться откуда-то! И откуда он вылез только, хрен долговязый? Сиди теперь, как таракан в щели, прячься от каждого шороха и гадай, ищет ли тебя, чтобы шкуру спустить, оскорбленный в своих братских чувствах брат… От психа, который при виде дула пистолета у лица только ругается, всего ожидать можно. Сестрица его тоже не так проста оказалась. И долговязый этот… Кто он ей? Жених? Любовник? Тайный воздыхатель? Любовник ее брата? Его тайный воздыхатель? — Это ты виновата, — говорил он Юи. — Надо было соблазнить его. Или разыграть, что ты понятия не имеешь, на что он тебе намекает. А ты!.. От его удара она валилась на пол, как мешок с картошкой. Жалобно пищала: «Братик, я…» — Заткнись, сука! Когда ты только сдохнешь уже! Всю жизнь на тебя угробил, дрянь! Хотя бы раз что-то нормально сделала!.. Юи плакала, сжималась в комок, инстинктивно прикрывая живот. Оправдываться уже не пыталась. Она знала, что виновата. Ее Хирото, ее братик, ее возлюбленный, он всегда заботился о ней: если бы не он, она бы давно умерла или все еще работала на улице. Когда его ярость утихала, она подползала к нему на коленях, обнимала его ноги и сквозь слезы шептала кровоточащими губами: «Братик, прости! Юи плохая… Прости! Я все сделаю! Только скажи! Прости, братик!» Хирото — уже спокойно и ласково — говорил с ней, утешал, вытирал слезы с ее щек, говорил, что все в порядке, что он больше не сердится, успокаивал ее. За эти две недели лицо Юи опухло от слез и побоев; она сделалась совсем слабой и худой. Хирото даже становилось ее жаль, но от этой жалости он только злился на нее еще больше. — Когда ты уже сдохнешь! — то и дело повторял он. В то утро она захныкала, что хочет есть. Хирото вспомнил, что накануне они ничего не ели, так как он не хотел выходить на улицу, и рассудил, что, пожалуй, все-таки стоит пополнить запасы. Ему уже опостылело сидеть дома. Деньги заканчивались. Нужно было или «работать», или довести до конца дело с Гактом. Две недели никто его не трогал. Может, опасность не так велика, как он думал? Если так, то стоит попытаться сделать следующий ход — надо только понять, какой именно. Он посидел в кафе, выпил кофе и собрался с мыслями. Решение нашлось довольно быстро. Оставалось только привести в порядок Юи. Он вернулся домой. — Ешь, — сказал он сестре, ласково улыбнувшись. — Ешь и собирайся. — Хорошо. Мы уезжаем? — спросила она без интонации.  — Я — нет, — ответил он. — Ты должна кое-что сделать. Юи вдруг взвилась. Она вскочила, отшвырнула бенто и кинулась на брата. Вцепилась в него и завопила. — Я знаю! — кричала она, пытаясь не то обнять его, не то исцарапать ему лицо. — Ты хочешь, чтобы я совсем ушла! Ты уедешь! Я вернусь, а тебя нет! Я знаю! Хочешь от меня избавиться! О! Нет! Я не уйду никуда! Нет! Братик, давай уедем вместе! Я не поеду одна! Не бросай меня! Он оттолкнул ее. Она рухнула на пол и зарыдала. «Я умру без тебя, — слышалось сквозь слезы. — Не бросай меня!» — Заткнись! Соседи услышат. В полицию захотела? Увещевания не подействовали. Юи кричала и плакала, билась в истерике и кидалась на него, грозила расцарапать лицо себе и ему, выброситься из окна и умоляла не бросать ее. Хирото понял, что надо действовать иначе. Он обнял ее, прижал к себе и стал целовать, говорить ей, какая она умница и что ему не справиться без нее. Через полчаса она была спокойна, умыта, причесана, одета и накрашена. Синяки на лице были замазаны — ровно настолько, чтобы их можно было заметить, но при этом их вид не мог отпугнуть. Во время сборов Хирото объяснил ей, что именно она должна сделать. Она слушала внимательно, ни о чем не спрашивала и все запоминала. Слово брата было для нее законом, и она беспрекословно подчинялась ему. На прощание он поцеловал ее и с нажимом повторил, что ждет ее возвращения. Она была рада это слышать: он будет ждать ее, он ее не бросит — большего ей не нужно. Юи вышла на улицу. Ей вовсе не улыбалось делать то, о чем ее просил Хирото, но отказать ему она не могла. Она шла по улице и окидывала окрестности ленивым взором. Взгляд ее ни на чем не останавливался. У нее болело все тело, и она шла медленно. Заметив пробежавшую мимо стайку ребятишек, она вдруг остановилась. Новая мысль поразила ее. Будь у них ребенок, думала она, он бы перестал ее бить, ей не пришлось бы спать со всеми этими мужчинами… Она не может иметь детей, но… Что если украсть одного? Вон тот малец отстал от приятелей… «Тут рядом школа, — сообразила она. — Там много детей. Надо просто взять одного». Но это будет потом… Сначала — дело, потом все остальное. Пройдя еще несколько метров, она снова остановилась — еще одна мысль пришла ей в голову: «Что я буду делать, если ничего не получится?» Она стояла, хлопая глазами и пытаясь найти решение. Хирото будет злиться. Он опять побьет ее. Или выгонит, а это еще хуже! Надо что-то придумать. И тут она вспомнила: в сумочке лежит пузырек со снотворным. Она уже пробовала один раз — не вышло, но надо просто принять больше, и все будет в порядке. Так просто! Так легко! Она даже улыбнулась, довольная своим решением, и пошла дальше.

***

Гакт обедал с Сарой. Это было одно из тех не-свиданий, на которых они старательно делали вид, что их ничто не связывает, кроме общей цели. Гакт рассказывал забавную историю из своей беспутной юности, Сара слушала его и улыбалась. Они пили вино со сложным французским названием и наслаждались вкусным обедом. Когда увлекательная история достигла кульминации, а официант принес десерт, у Гакта зазвонил телефон. Он чертыхнулся, извинился и, отвернувшись от спутницы, вполголоса ответил на звонок. В трубке послышались всхлипывания и невнятное бормотание. — Кто это? — спросил Гакт. — Гакт-сан? — отозвались в трубке, все еще всхлипывая. — Это… Это я… — Кто это? — с нажимом спросил Гакт, невольно повышая голос. В трубке зарыдали с удвоенным рвением, а потом послышалось очень тихое: «Это Юи».