Трое в дирижабле, не считая собаки

Алжир встретил отважных путешественников со всем своим восточным гостеприимством: шпарила жара градусов под сорок, и Эрминьо тут же довольно заурчал, подставляя лицо под жгучие лучи. Он бы, наверное, так и остался на пирсе, где для таких же любителей основательно прожариться расставили шезлонги и натянули полосатые навесы. Лениво переворачивался бы с боку на бок и попивал коктейль с колотым льдом, если бы не недостаток никотина в организме и не весьма решительно настроенная Клара. Чутко уловив настроение Эрминьо, она вцепилась в его локоть, как французский бульдог – маленький и очаровательный, но с такой же стальной хваткой, как и у более рослых соплеменников. С боков их подперли Эстебан и Саймон, сменивший гогглы на пробковую шляпу. Впрочем, расстаться с очками насовсем он не смог, и они теперь болтались на его тощей шее. Эстебан ограничился вполне уместным и практичным широкополым канотье. Эрминьо с глупой надеждой заглянул под его головной убор, но в узорчатой тени соломенной шляпы сверкнула ненавистная оправа. Однако сам Эстебан к такому пристальному вниманию был не готов, шарахнулся в сторону и чуть не опрокинул хлипкую лавчонку с сувенирами. Эрминьо прикинул, какое разрушительное воздействие может принести стеснительность этого большого медведя, и решил его больше не нервировать. Впрочем, скоро ему стало не до Эстебана. Клара, как заправский проводник, ловко вела свою маленькую группу сквозь многоголосый поток разноцветной толпы. Среди многочисленных повозок с неспешными волами, вычурных паланкинов, вьючных верблюдов и верховых на горячих арабских лошадях можно было легко застрять, а то и пострадать ненароком, но баронесса знала массу закоулков, которыми можно было срезать путь и избежать особо значительных скоплений людей. Сначала их путь лежал к мечети Кетшава, что располагалась у подножия старой крепости. Там Клара могла насладиться вычурной кружевной красотой мавританской архитектуры, что переплеталась с не менее броской византийской. Позже они добрались до табачных рядов, где осчастливленный Эрминьо прижал к груди бесценную коробку кубинских сигар, а Эстебан обзавелся футляром, в котором покоился небольшой кальян современной модели – колба, упрятанная в корпус из латуни, прочные гофрированные трубки, механизм, поддерживающий нужную температуру для постоянного тления угля. Несмотря на скромный размер, весил этот агрегат немало. Эрминьо еще раздумывал, брать или не брать – уж очень ему не хотелось таскать кальян с собой весь день, но Эстебан решил его мучения одной левой. Эрминьо на миг почувствовал себя дамой, за которой ухаживает настырный кавалер, хотел было вспылить и наговорить кучу грубостей, но Клара бдила. Объявила, что раз теперь все довольны, осталось порадовать Саймона, и с крейсерской скоростью увлекла их в хитросплетение улиц. Конечным пунктом оказался квартал, где расположились многочисленные мастерские по ремонту мелких механизмов. Впрочем, здесь можно было увидеть и приобрести воистину забавные вещички – мастера с восточной страстью навешивали на свои изделия столько всяческих финтифлюшек, что опознать, что это за устройство и для чего оно первоначально предназначалось, порой можно было с трудом. Например, обычная кукушка на будильнике выглядела как комок любовно выточенных перьев, для большей устойчивости на четырех когтистых ногах и с таким выдающимся хохолком, который, несмотря на все ухищрения, практически перевешивал всю конструкцию. Клара надолго зависла в рядах домашних игрушек, удивляясь фантазии авторов, а Эрминьо все-таки пошутил про попугая. Клара ответила, что предпочла бы обезьянку, так как от нее больше толку, но, к счастью, покупать ее все же не стала. Хотя тут были не только обезьянки всевозможных форм и размеров, но и котята, лисята, щенки и даже маленькие лошадки, поскрипывающие шестеренками и встряхивающие смешной гривой из крашеной пеньки. Зато Саймон скромничать не стал и отводил душу вовсю, а ходивший за ним Эстебан медленно, но верно скрывался под грудой механизмов самого разного назначения, превращаясь в один из экспонатов этого веселого местечка. Удивительно, что Эстебан вовсе не протестовал, исполняя роль грузчика, и принимал это как данность, раз он такой большой и сильный. Эрминьо в какой-то момент даже пожалел великана и великодушно избавил его от своего кальяна. Впрочем, если бы Клара что-то приобрела, ее покупки он бы тоже подхватил. Но баронессе так ничего и не приглянулось, пока они не свернули в проулок, украшенный разноцветными тяжелыми драпировками. Эрминьо не сразу сообразил, что рисунок на них вовсе не для красоты – это были древние руны, предупреждающие о том, что здесь обосновалась гильдия магов. Раньше такое предостережение было очень актуальным: символы имели определенную охранную силу и могли случайно навредить пришлым, если те тоже пользовались магией. Но сейчас наука шагнула далеко вперед и с такой капризной материей всерьез никто уже не связывался. Магия осталась за бортом цивилизации, невостребованная и постепенно предаваемая забвению. Однако люди по-прежнему покупали заговоренные амулеты и другие волшебные вещички – ради развлечения или для борьбы с собственными суевериями. Ходили к пифиям и предсказателям по звездам, хрустальному шару или бычьим кишкам, чтобы узнать свою судьбу. А иногда, совершенно отчаявшись, искали в магии то, чего не смогли обрести в мире паровых машин и воздухоплавательных аппаратов. Впрочем, Клара не заморачивалась такими пессимистичными мыслями, ее просто привлекла лавка с магическими украшениями. К ней тут же подскочил толстячок-продавец в щедро расшитом бисером халате и со смешной шапочкой на лысой голове. Он шустро заперебирал многочисленные подвески, на ломаном английском объясняя то или иное свойство камней и их сочетания. Вероятно, пользы от них на самом деле было немного, но выглядели подвески очень красиво. Эрминьо вздохнул, понимая, что в отличие от эстетствования у мечети это надолго: женщины порой такие женщины. Он оглянулся и увидел только Эстебана, что стоял у стены, осторожно удерживая в могучих руках многочисленные приобретения Саймона. Сам Монти тоже застрял, но в другом магазинчике, откуда пахло пылью, плесенью, старой плохо выделанной кожей и еще чем-то таким неуловимым, что всегда сопровождает букинистические развалы. От нечего делать Эрминьо подошел к Эстебану и подпер стену рядом, неспешно распаковал свою коробку с сигарами и задымил. Разговор почему-то не клеился, да Эрминьо даже и не знал, с чего начать. Эстебана он знал чуть меньше года, в поместье тот появился гораздо позже самого Эрминьо, и его появление в памяти не отложилось. Впрочем, Эрминьо тогда бы и землетрясения не заметил, даже если бы вулкан разверзся прямо на заднем дворе. Перенесший ряд тяжелейших операций после травмы, переехавший на реабилитацию к сестре из развеселого Мадрида, первое время он буйствовал, как избалованный мальчишка. Пьянство, бесконечные драки, отчаянные и глупые попытки свести счеты с жизнью… Только появление матери усмирило и отрезвило его. Однако Эстебан, как ни странно, так и остался в тени, несмотря на свой рост и общую комплекцию. Эрминьо к делам поместья не имел никакого отношения, однако часто видел Эстебана в компании управляющего и самого герцога, из чего сделал логичный вывод, что Эстебан не так прост на вид, как кажется. Да и Фернандо иногда вскользь отзывался о нем весьма положительно. А, ну еще темные очки раздражали, вот, пожалуй, и всё. Смешно сказать, Эрминьо даже фамилии Эстебана не знал, к слову как-то не приходилось, а напрямик спрашивать – это верх неуважения. Они вместе живут практически, но благодаря Кларе и Саймону даже не общаются. Эрминьо, не сдержавшись, усмехнулся, забыв, что как раз держал сигару во рту, и закономерно подавился дымом. К счастью, быстро прокашлялся, вытер лицо платком и обернулся на красноречивый взгляд: Эстебан стоял, демонстрируя занятые руки и виновато улыбался. Эрминьо рассмеялся в ответ с каким-то облегчением и не удержался от колкости: – Да, я тут практически загнулся без вашей своевременной помощи, пока вы нежно к сердцу прижимали эту груду металлолома. И пока Эстебан собирался с ответом, подошел вплотную, предложил разгрузить его, а затем присесть и выкурить по сигаре. В двух шагах как раз оказалась крохотная и очень уютная чайхана со столиками прямо на улице. Эстебан заказал себе кофе, а от предложенной сигары вежливо отказался – он вообще не курил. И передвинул стул так, чтобы оказаться с подветренной стороны и дым не глотать. Эрминьо пошутил про обостренное зрение, на что Эстебан пожал плечами и сказал, что просто запах табака не любит. Эрминьо разошелся и хотел было поинтересоваться о пристрастиях Эстебана помимо смуглых мужчин и строения дирижаблей, но Эстебан вдруг побледнел и сжал кружку в руках с такой силой, что та не выдержала. Брызнула во все стороны осколками расписного фарфора и горячей темной жидкостью. На закономерный вопрос, все ли в порядке, он только упрямо мотнул головой, отбиваясь от назойливого служки, что выскочил из чайханы и кинулся оттирать испорченные кофе брюки. Однако Эрминьо с тревогой отметил, как тяжело вздымается могучая грудь, а на лбу блестят капельки пота. И впоследствии, когда они вполне мирно беседовали и вкушали халву, цепко за своим спутником приглядывал. Эстебан держался хорошо, но было заметно, что ему не совсем здоровится. Поэтому, когда к ним присоединились Клара с кофром из драконьей кожи, под завязку забитым украшениями, магическими лампами и чревовещательными зеркалами, и Саймон со связкой книг, разыграл уставшего капризного аристократа с таким пылом, что все единогласно постановили возвращаться на «Левиафан». Мало того, после его прочувствованного спича, что на дирижабль он хочет попасть как можно быстрее и хорошо бы им всем дружно поднапрячься, его спутники неожиданно засовестились, кидая виноватые взгляды на Эстебана и гору скупленного скарба около его ног. В итоге помимо собственного баула Клара несла коробку сигар и футляр с кальяном, а оставшееся механическое барахло Саймона мужчины доблестно поделили на троих, причем Эрминьо проследил, чтобы доля Эстебана оказалась не намного больше остальных. Уже в их собственной общей каюте Эрминьо галантно пропустил Эстебана в ванную первым и получил трогательно легкое пожатие запястья и робкую улыбку, полную признательности. Хотя Эрминьо предпочел бы признание о том недуге, что приключился с Эстебаном. Впрочем, учитывая скрытность его навязанного компаньона, вряд ли Эстебан сказал бы правду, даже если бы его прижали к стенке. Мысль о стенке и почему-то обнаженном Эстебане оказалась вдруг такой яркой, что Эрминьо вздрогнул и яростно замотал головой, отгоняя нелепое видение. Решил, что больше без шляпы на солнце не появится и поспешил в свой любимый бар, предвкушая приятный вечер с приличными развлечениями. И никаких двухметровых зайчиков с бицепсами!