Трое в дирижабле, не считая собаки

Когда «Левиафан» уже был в зоне видимости, Эрминьо понял, о каком природном явлении говорилось в сообщении. Стоило только чуть обогнуть неповоротливый дирижабль, который заслонял им солнце, как показался горизонт, скрытый странной серо-бурой завесой. Словно чудовищная непроницаемая стена от земли до бескрайней высоты неба надвигалась на них. Песчаная буря невиданного размаха, но откуда? Они не так близки были к пустыне, миновав ее еще ночью. Однако вот она, во всей своей устрашающей красоте, стремительно приближается к судну. «Левиафан» спешно скидывал балласт, надеясь набрать скорость, но пока он только поднимался все выше, навстречу сильному порывистому ветру. И это было несомненным проколом капитана – переждать бурю было безопаснее всего внизу, у земли. Даже Эрминьо, слабо сведущий в летательных аппаратах, это понимал. Саймон не удержался от крика и отчаянной ругани, которую было неожиданно услышать от этого благовоспитанного молодого человека. Он прикипел к зрительной трубе, Клара замерла рядом, пощелкивая увеличительными линзами, дальнейшее они выкрикнули почти одновременно: – Неполадки моторного блока! Он не может маневрировать! Они все застыли вдоль левого борта, с ужасом наблюдая, как неотвратимая стихия движется к, казалось бы, незыблемому колоссу, воздухоплавательной крепости, торжеству человеческой мысли и гордости столетия – так «Левиафан» величали в газетах. И сейчас он, как библейское чудовище, низвергался в ад, унося в своем чреве больше тысячи человеческих жизней. Песчаная буря бурлила вокруг, заволакивая обзор красно-бурой пеленой. Хоботы многочисленных смерчей плясали за мелкой взвесью, как танцоры смерти за полупрозрачной ширмой. Сквозь нее едва можно было разглядеть, как полощет по ветру разодранный купол аэростата, сминаются гордо изогнутые бока гондолы и чудовищная воронка всасывает в себя то, что осталось от огромного дирижабля. Клара кусала пальцы, обтянутые тонкой лайкой. Эрминьо видел одинокую слезу, сверкнувшую на бархатной щеке. Баронесса раньше всех остальных поняла, чем закончится это противостояние. Саймон глухо выл на одной ноте, опустив бесполезную теперь трубу, Эстебан стоял, вцепившись в поручень со всей силы, и дерево под его тяжелой рукой жалобно скрипело. А рулевой, имени которого они так и не удосужились узнать, вдруг очнулся и кинулся к штурвалу, защелкал тумблерами, приводя яхту в движение. Он первый сообразил, что буря не живое существо и на этом не остановится. Ей все равно кого растерзать и заглотить – многотонную четырехъярусную махину, залитую в прочнейшее стекло и металл, или легкую шестиместную гондолу, открытую всем ветрам. Яхта заскрипела, затрепетала распрямившимися крыльями и начала разворот. Конечно, увернуться от бури было невозможно, но стоило выбрать место получше, где можно посадить яхту и крепко заякориться. Саймон понял замысел и перебежал в конец гондолы, где лежали небольшие разлапистые металлические кошки. Но не успел он раскрутить одну за хвост из прочной пеньки и сбросить вниз, как получил сильнейший удар в спину. Молодой человек не удержался на ногах и рухнул на пол между свернутых тросов. Он еще смог перевернуться, чтобы увидеть того, кто сшиб его – Эстебан. Огромный мужчина навис над ним и хрипло приказал: – Сиди здесь и ничего не трогай. Иначе… – внушительный кулак оказался весомым аргументом, и Монти послушно замер, наблюдая за развернувшимся действом. Эстебан добрался до управляющей панели, легко отпихнул рулевого и сам встал за штурвал, выкручивая его так, что туго натянутые снасти, казалось, вот-вот лопнут. Он возвращал яхту на прежний, самоубийственный курс. Рулевой попробовал возражать и получил раскрытой ладонью в лицо. Тут опомнилась Клара и с несвойственной обычной женщине решимостью бросилась на Эстебана. Тот, даже не оборачиваясь, поймал ее прямо в прыжке, как ловят гадюку, слегка придушил и швырнул в тот же угол, где сидел ошарашенный рулевой, вытиравший кровь с разбитой губы. – Он сошел с ума, – побелевшими от ужаса губами прошептал Монти и неожиданно услышал рядом спокойный голос Эрминьо: – Напротив, он пытается нас спасти. Эстебан тем временем закрепил штурвал в нужном ему положении, сложил крылья и сбросил балласт, увеличивая скорость гондолы. Теперь она, словно серебристая пуля, неслась прямо в эпицентр стихии. Эстебан хмуро посмотрел вперед, потом подошел к мягким диванам и начал переворачивать подушки, словно ища что-то. Саймон ничего уже не понимал, особенно когда Эрминьо присоединился к Эстебану в его поисках. Наконец они вдвоем извлекли из-под низкого столика большой баул Клары, который она приобрела на магическом рынке Алжира. Ветер усилился, гуляя по палубе от борта до борта, и Саймон был вынужден вцепиться в натянутый над головой канат, чтобы его не сбило вниз, в непроглядную красную мглу. Он отвлекся на собственную безопасность, теряя из вида Эрминьо и Эстебана, а когда поднял голову – Эстебан, цепляясь рукой за поручень, уже шел к нему. С другого конца гондолы, полусогнувшись и едва преодолевая шквальные порывы, шел Эрминьо с Кларой на руках. Рулевого нигде не было видно. Монти, поднятый сильной рукой за ворот, в просвете перил увидел одинокий парашют где-то уже у земли. Белый купол закрутило, как сорванную ромашку, и разодрало в клочья. Саймон жалко всхлипнул и, повинуясь тычку между лопаток, двинулся вперед. Удивительнейшим образом в зоне отдыха, куда они пришли, царило затишье: ни малейшего дуновения, полный штиль. Все вещи на своем месте, беспорядок лишь от поспешных действий обоих мужчин. А буря сюда словно и не заглянула. Даже брошенные на столике амулеты из распотрошенной сумки Клары совершенно спокойно валяются, не шелохнувшись, хотя гондолу раскачивает все яростнее. Саймон упал на мягкие подушки, но не успел ничего спросить, как рядом Эрминьо бережно уложил Клару, головой Саймону на колени. Монти забыл обо всем, распутывая пальцами драгоценный рыжий шелк волос и снимая помятую шляпку, что мешала устроить Клару удобнее. Эрминьо и Эстебан сели на другой диванчик, старательно избегая касаться друг друга. Эстебан принялся собирать магические безделушки, а Эрминьо спешно упрятывал кальян в футляр, будто это было самым главным, что стоило сделать напоследок. Они все умрут сейчас, а эти двое болванов, что привели их к гибели, занимаются какой-то ерундой. Саймон глупо хихикнул, а Эстебан вскинул голову и сказал: – Держи ее крепче, будет трясти. И словно в ответ на его слова, со всех сторон загрохотало, заскрежетало, будто кто-то невидимый обдирал когтями обшивку с бортов гондолы, скреб по днищу, разделывая яхту, как опытный охотник свежует убитую добычу. Подкинуло вверх, потом еще и еще, и Саймон, отчаянно вцепившийся в плечи баронессы, закрыл глаза, молясь всем богам сразу.