Пожалуй, одним из тех качеств, которыми Бэмбэм действительно может в себе гордиться, является его способность абстрагироваться от реальности, а главное — от самого себя. Как-то оно заложилось ещё с самого детства в кошмарно шумном и бешеном Таиланде. «Мы» плавно превратилось в «они», а «я» — в «ты», а потом и в «он».
Бэмбэм сам не знает, правильно это или нет. Но на размышления вскоре не остаётся времени — в пятнадцать он приезжает в Корею, в девятнадцать — на Филипины, а в двадцать он, не имея в кармане даже десяти долларов, оказывается в штате Вашингтон на ледяной набережной, и не может даже отреагировать на это никак, кроме тихого смеха.
Абстрагироваться — удобно. В какой-то момент перестаёшь чувствовать даже боль. Бэмбэм не задумывается о последствиях своих действий, потому что на него это почему-то не влияет. Из-за этого в какой-то момент мать перестаёт брать трубку с его номера, а потом и со всех неизвестных номеров. Бэмбэм абстрагируется.
Любить ему внезапно оказывается сложно. Мало девушек ведётся на худое измученное нечто в разноцветных тряпках, только любительницы всяческой «экзотики», но Бэмбэм не умеет даже показать им должный интерес. Молодые люди ведутся на торчащие коленки почаще, и даже часто остаются после первых трёх бутылок пива, но что-то есть в тощем Бэмбэме
такое, из-за чего молодые люди внезапно вспоминают про свои важные неотложные дела и все как один шумно пятятся к двери. Бэмбэм… ну, абстрагируется.
В двадцать два года он знакомится с Чжебомом и Ёндже на пустой заправке на выезде из Нью-Йорка. Чжебом, не мудрствуя лукаво, тянет его за руку в машину, и когда разочарованный Бэмбэм уже готовится абстрагироваться, Чжебом говорит ему:
— Мы едем в Неваду, чувак. В кузове есть где вздремнуть. Что думаешь?
Бэмбэм улыбается во весь свой белозубый рот и обещает снабжать «сеньоров джентльменов» наилучшими сигаретами в знак благодарности.
Потом всё, кстати, идёт хорошо. Чжебом берёт на себя роль любящего отца, Ёндже, поначалу, пытается стать ненасытной любовницей, но ввиду некоторых обстоятельств всё же берёт на себя роль любящей мамочки. Бэмбэм обкуривается лучшей американской травой, пьёт тёплое пиво и неожиданно для себя самого любит жизнь.
Через неделю (они как раз подъезжают к Детройту) Бэмбэму звонят с номера сестры и сообщают не лучшую из возможных новостей. Бэмбэм мрачнеет, пытается абстрагироваться, но не может, и уходит в чёрный запой. Чжебом его даже не останавливает.
*
Пять дней в Детройте пролетают для Бэмбэма мутной, грязной полосой, он несколько раз теряется и чудом выживает после столкновений с местным колоритом. «Я» потихоньку трансформируется в «кто-то», а потом и в неуверенное «
кто-кто?».
*
Когда в кузов вваливается огромное толстое нечто, во все стороны испускающее флюиды дешёвого пива и пота, Бэмбэм не может найти сил даже пошевелиться, чтобы не дать этому нечто себя покалечить. Нечто невнятно представляется как:
— Кайе, н-н-нах, — и комфортно устраивается на бэмбэмовых подушках.
Внезапно они разговариваются, и в тусклых огнях фонарей на трассе Бэмбэм разглядывает опухшее, кричаще-китайское, ярко улыбающееся лицо.
Неожиданно для себя Бэмбэм ощущает, как впервые за многие дни его лицо растягивается в ответной улыбке.
