***
Как там бывает, эта киношная романтика? Двое просыпаются в обнимку, словно не ворочались всю ночь, будто бы им было крайне удобно замереть в одном положении, чтобы с утра встать бодрыми, свежими, сохранив опрятный вид? Эта парочка, как правило, проснется одновременно, улыбнется друг другу, не станет никуда спешить, шутливо готовя панкейки на завтрак, заваривая кофе… Американская мечта. Может, Доминик и хотел бы ощутить себя вплетенным в сюжет подобного фильма, но мобильный телефон разорвался звонком, когда на часах не было и десяти утра. Совершенно не то, о чем мечтал Ховард, засыпая рядом с Беллами. Но, к сожалению, это оказалось тем, о чем Доминик не мог не думать. Все это становилось неизбежным. Пока Мэтт пытался прийти в себя, взъерошенный, ужасно лохматый, отлежав все лицо, Ховард как попало ткнул в экран и принял входящий вызов. Ему даже не требовалось прокашляться или посмотреть, кто звонил. Доминик был уверен, что не ошибается, и он был сосредоточен, будто и не спал вовсе. – Доброе утро, – качнулся голос в трубке. Он не был жестким или грубым, или обиженным, но в самой глубинке этого тона хранилась черствость, когда ее совсем не ждали. – Ты проспал. Ховард тяжело закрыл глаза, но кроме молчания ничего хорошего не придумал. – И Мэттью, кстати, тоже, – достаточно заботливо опустили в конце, и здесь Доминик вполне четко слышал понимание. Возможно, там покоилось и принятие, и отпущение грехов, и все-все-все. Ева слишком хорошо знала Доминика, она не могла не почувствовать нутром, где тот и с кем. Эта едва уловимая связь была настолько прочной и проверенной временем, что девушка не могла ошибаться. По тем же причинам она догадалась обо всем еще до возвращения Ховарда домой после его первого с Мэттом разговора. Иногда ей казалось, что она сидит внутри Доминика. Возможно, ей следовало быть более свободной. Не то чтобы она винила Беатрису. Беллами ничего не понимал, но уже успел надумать себе тысячу трагичных сценариев, где Ховард бросает его сонным утром и на этом они ставят точку в общении. Он сидел, нахмурившись, уставившись в плечо Доминика; ждал, когда телефонный звонок уже прекратится. Было невыносимо. – Я заеду вечером, – пообещал Ховард в трубку, и это как-то обнадежило Мэтта. «Заеду» – не «приеду». Далее пошел шум, несколько продолжительных вздохов со стороны Евы, какие-то оборванные слова, которых Беллами не мог расслышать. Он старался вцепиться в каждый звук, чтобы стать непосредственным свидетелем разговора, но удавалось лишь раз в пару сигналов. – Да, – почти прошептал он. – Я люблю тебя. Звучало вполне искренне. Интересно, способен ли Доминик сказать подобное Мэтту? Хоть когда-нибудь, сидя в своем кабинете через десять лет или будучи под землей? – Ты ничего мне не должен, – предупредил Беллами, чувствуя себя виноватым за отнятое у Ховарда время. Отвернувшись к окну, контролируя свои эмоции, Мэттью думал только о том, как сильно Доминик может любить свою жену. – Я знаю, – спокойно произнес Ховард. – И этим наше общение прекрасно. Ховард улыбнулся. Мэтт не смог сдержаться. – Нам пора на работу, – напомнил Доминик. – Я и так проспал половину дня, – Беллами пожал плечами, резко расслабившись и вернувшись в состояние себя настоящего. – И мне до сих пор не написали, что я уволен, – хмыкнул Мэттью. Это его забавило: никому не было до них дела. Кроме Евы. – Ну, так не стоит просыпать оставшуюся, – Ховард подбадривал. – Еще может произойти много интересного. Мэтт опоздал на две пары из трех, но никого это не волновало. Доминик напрочь забыл про девушку с научного потока, которая просила его помощи. Ховарду не мешало бы сперва оказать эту социальную и психологическую помощь самому себе, а уже потом разбираться с другими, соглашаясь лезть в их проблемы. И был у них кофе, и улыбки по утру, и неспешная дорога до университета. Мэттью впервые ехал на работу на машине, и примечательно было, что за рулем был Доминик Ховард. Кажется, тот самый Доминик Ховард, который захочет оставаться у Беллами чаще.***
Не глядя на часы и не помня времени, двое приехали к концу второй пары. До большого перерыва оставалось минут пятнадцать, и Доминик не нашел варианта лучше, чем пригласить Мэттью в свой кабинет; как будто им не хватило проведенной совместно ночи. – Мы могли бы зайти в кафетерий, – предлагал Беллами, пока они поднимались на второй этаж. Оттуда до кабинета были считанные шаги, так что они могли остаться совершенно незамеченными. – И зачем? – Ховард улыбался. – Выпить по чашке кофе, пока никого нет, – Мэтт пожал плечами. Доминик почти рассмеялся, но не подал виду, что хотел бы идти к Мэттью ближе. – Не глупи, – лишь остановил он, – ведь у нас есть другие перерывы, а в твоем кабинете всегда найдется кофе или чай. Или ты хочешь, чтобы все как можно быстрее узнали о нас? – смекнул Ховард. Беллами едва не раскраснелся. – Было бы о чем знать, когда у нас ничего нет, – как-то обиженно кинул Мэттью – это пошла защитная реакция, уж Доминик знал. – Как это, – тот продолжал посмеиваться, умудряясь показывать свои эмоции с исключительной добротой. – Я думаю, что половина университета и так догадалась. Мэтт фыркнул. – Вот именно. Здесь сложно не догадаться. Ховард улыбнулся уголком губ, но ни слова не сказал. Оставляя все превосходному молчанию, Доминик полностью доверился тишине и открыл свой кабинет. Проведя рукой, он пригласил Мэттью войти первым. Только Ховард знал, как правильно закрывается внутренний замок.***
Они почти не говорили; до той секунды, когда по всем коридорам пустили звонок, двое обронили буквально пару слов. Оставшиеся секунды, сложившиеся в звенья сотен и тысяч мгновений, они провели в объятиях; в крепких и даже диких, в нежных и едва заметных, когда пальцы едва ли касались плеча. Раньше с бумагами Мэтту помогала Эддингтон – будучи в лаборантской завсегдатаем, девушка обязательно приносила именно те лекции и именно тот материал в кабинет Беллами, забегая на чай. Теперь же, в этом реальном времени, где преподаватель философии отказался от своей подружки-француженки, Мэттью постоянно спотыкался на том, что забывал о существовании лекций, упрятанных где-то в дальнем шкафу той самой проклятой лаборантской. И даже в этот прекрасный день, послав работу куда подальше и опоздав на несколько рабочих часов, Беллами умудрился вспомнить, что мимо лаборантской пройти не удастся. Как только отзвонили в коридоре, Мэтт, взглянув на настенные часы, выдохнул: – Мне придется зайти в кабинет напротив, – в его лице читалась неприязнь – лишний раз заходить туда, где он ненавидел каждого, ему совершенно не хотелось. – Этот кабинет называется «лаборантская»? – спросил Доминик для достоверности. – А как иначе, – Беллами пожал плечами, так и посматривая на дверь. – Возможно, я еще успею туда проскочить, пока остальные не подтянутся. – Боишься с кем-то столкнуться? – Скорее всего, – он даже не был до конца уверен. – Удивительно, – заметил Ховард, – в тебе снова развивается паранойя. Для себя Доминик установил: Мэттью как не особо хочет, чтобы их с Ховардом где-либо видели, так и не особо желает появляться где-либо в одиночку. Было бы вполне закономерным действием в первые дни более плотного общения постоянно бродить по университету вместе, находя новые точки соприкосновения, но, как видел Доминик, Беллами это не было нужно. Тогда что было внутри него? Ховард не до конца понимал. – Тогда, может, ты хочешь, чтобы я зашел туда с тобой? – предложил Ховард. Да, он уже тысячу раз поймал себя на мысли, что обещал и самому себе, и Мэтту перестать его анализировать. Было бы так просто выполнить это обещание, как произнести его. Беллами изогнул бровь, жутко удивленный. – А тебе туда вообще позволительно входить? – он даже улыбнулся, тут же понимая, что смолол чушь. – В смысле… – Я понял, – смеясь, прекратил Доминик. – Ты же не бывал там никогда, – заявил Мэтт. – Бывал, однажды, – улыбнулся Ховард, словно оправдываясь. – И я бы не был против сопроводить тебя туда, появившись там вновь. Из воспоминаний у меня осталось только негативное. Беллами хмыкнул. – Представляю, – он кивнул головой, но согласился. Разговоры отняли у них те самые минуты, остававшиеся до большой перемены, и вторгнуться в стены лаборантской без свидетелей, увы, стало задачей невыполнимой. Прямо перед Мэттом в дверях скрылась Эддингтон – забавное совпадение; если не знать, что и Морган, и Кэтрин, и даже Роу уже сидели там задолго до звонка, оказавшись по странной случайности свободными. Они будто бы все продумали, разгадали пазл Мэтта и Доминика еще несколько недель назад. Обычно людям приятно, когда их встречают. В аэропорту, после работы, в конце долгого и мучительного дня. Но вот в секунду на тебя поворачиваются несколько пар злобных, ждущих твоего падения глаз, и тебе уже хочется выйти. Ты жалеешь, что вернулся. Как же сильно ты жалеешь…***
Джейд Эддингтон разложила все свои тетрадочки и что-то в них чиркала, премило беседуя с Морганом и краем уха подслушивая сладкие разговоры Кэтрин и Роу. Последние же сидели от двери дальше всех, попивая уже остывший чай, и потому быстрее всех среагировали на вошедших. Эдди подпрыгнула, Морган откинулся на спинку стула; все четверо, сидевшие в лаборантской, лихорадочно стали переглядываться. Так много людей. Одинокого Мэттью еще можно было ожидать, и каждый, молчав об этом про себя, в тайне надеялся, что Беллами заглянет за своими очередными забытыми бумажками. Так можно было поглумиться, разглядеть засос на шее и мятые манжеты торчащей из-под пиджака рубашки; так сказать, разбавить серый и скучный день. И Мэтт, на радость всем, зашел, и все четверо вдруг скупо улыбнулись, пряча свои наглые ухмылки. Когда следом вошел Доминик, всем стало не до смеха. Каждый решил основательнее спрятать свой взгляд, ведь все немного побаивались того единственного в общем коллективе, что не вписывался в тесную компанию коллег. Все прекрасно понимали, что Ховард уже успел прочитать их резко отвлеченные и занятые выдуманным делом взгляды, но продолжали прятаться. Беллами, даже не покраснев, что было ему так свойственно, повернулся к Ховарду и одним взглядом дал понять, что его дело займет буквально пару секунд. В этот момент Доминик кивнул головой, как будто говоря: «ничего-ничего, Мэттью, я вас подожду». Эта официальность сквозила в воздухе, хотя они просто посмотрели друг на друга. Ховард подошел к стеллажам, останавливаясь за одну секцию до Беллами – между ними было несколько шагов, и это выглядело достаточно прилично. Доминик уже чувствовал, как в его спину были направлены горящие злостью глаза; ведь как так эти двое могли себе позволить такое беспринципное, такое наглое поведение! Мэтт как раз открыл нужную дверцу, чтобы достать тетради. Это был идеальный момент, чтобы обратить внимание. – Что-то не так? – мастерски скрывая насмешку, спросил Доминик, когда понял, что его буквально облепили взглядами. Стоя спиной к общему столу, делая вид, что ему невероятно интересно вникать во все стопки конспектов и книг, разбросанных по полкам, он вселил в каждого преподавателя дрожь. Обернувшись к любопытным, чтобы заглянуть в их растерянные глаза, Ховард даже не улыбнулся. Он бы испугал их, позволив себе такой жест; сердца особенно нежных не выдержали бы такого издевательства. Сперва преподаватели замешкались, как-то потупились, помолчали. Доминик успел посмотреть на каждого, заглянул им в глаза, там же, между зрачками и радужками, прочитал эмоции, написанные на лицах; такая яркая, невероятно разбросанная палитра. – Да нет, – отважилась Эддингтон, откашлявшись. Ее и без того розовые щечки покраснели. Ей было так стыдно перед Мэттом, а тот все еще не обернулся, тот так и стоял ко всей малой аудитории спиной; ему было настолько наплевать, что можно было сойти с ума. – Просто интересно, давно ли наш уважаемый мистер Беллами ходит в компании телохранителя. О, Джейд любила язвить и этим себя тешила. Морган выдавил грубый смешок. Кэтрин тут же толкнула его, пихнув под локоть; и зачем только он смел показать свое отношение ко всей ситуации? Подключился Роу, нежно проводя по плечу девушки в жесте успокоения, говоря, мол, успокойся, дорогая, не стоит. Доминик успел проследить за каждым легким движением, ничего при этом не изобразив на своем холодном, равнодушном к обстановке лице. В Эдди не было зависти, лишь гниющая в ее теле обида, пожирающая душу; ведь Джейд не всегда была такой стервой. В последних касаниях не было чего-то особенно романтического: возможно, то отделяло от слабой влюбленности настоящую любовь, но на это надеялась лишь Кэтрин. Морган на том не успокоился. Раз уж Роу подавил в Махер злобность, будто бы обезвредив девушку, историк хотел говорить и дальше; может, он надеялся, что из этого выйдет куда более длинная история разговоров с Эддингтон в дальнейшем? Раз уж Бернадетт его отвергла. – Да, всем бы такого телохранителя, – заявил Морган. Ховард посмотрел ему в глаза и с легкостью для себя отметил, что в историке ничего не было. Абсолютно пуст, абсолютно открыт миру. Зачем тогда так говорить, строя из себя сильную и запутанную сарказмом личность? – Удобно, наверное, – Эддингтон качнула головой, и все бы ничего, но она боялась Доминика. И она знала, что прямо сейчас тот переведет на нее свой давящий взгляд и прочитает все, ведь и Джейд была, в целостности и эмоциональности своей, самой обыкновенной пустышкой. – Удобно, – ее голос дрогнул, – когда тебя и охраняют, и консультируют насчет поведенческих расстройств. Беллами злился. Ховард краем глаза обращал на это внимание, наблюдая, как тот закипал, но ни слова не молвил. – Как-то не особо консультируют, – почти что шепнула Кэтрин, не замечая своих мыслей вслух. И все же, услышал это каждый. И Мэтту стало особенно противно, когда он услышал мнение человека, прежде сохранявшего нейтралитет. – Кэтрин, – прервал Роу. – Я не имею права говорить, что ли? – недоумевала девушка. – Ты что-то имеешь против женского слова? – Эддингтон напрашивалась на более жаркий спор. Одних Мэтта и Доминика ей уже было недостаточно. – О, про это и я могу поговорить, – вклинился Морган, пытаясь поддержать Эдди. Будто ему что-то светило с ней в лаборантской, когда все уляжется. – С исторической точки зрения… Беллами побагровел. Взятая с полки тетрадка нещадно мялась в руках, страницы начинали скрипеть, костяшки напряженных пальцев издали хруст. Доминик молчал. Кэтрин улыбалась. – О себе позаботились, а поздороваться не соизволили, – заметил Морган. Ему было проще всех: так прекрасно кидаться и плеваться, когда за тобой ничего нет. – И до сих пор не реагируют на нас толком, – добавила Эддингтон. Она раскраснелась, щеки горели; она пыталась оставаться важной и держала голову высоко, но падение было близко. – Что ж, мистеры, кажется, так устали от наших слов, – Джейд уже не могла улыбаться, но лицо сводило. Подступала истерика. Ховард про себя думал, что бы мог сказать. «Прошу отметить, что у мистера Беллами поведенческих нарушений не наблюдается. А то, что касается психических расстройств и наших с ним взаимоотношений, вас уже совсем не касается». Но он никогда не позволит себе таких длинных фраз. Люди, неспособные слушать, недостойны всех этих слов. Они пройдут мимо их ушей. А оно Доминику надо? Мэттью смотрел на весь происходящий за его спиной цирк через отражение в стеклянной дверце шкафов. Он успел взглянуть и на Кэтрин, и на Роу, и на Моргана; на Эддингтон ему было совершенно наплевать, и казалось, никто не замечал Беллами, застывшего статуей, покрытого гневом. – А ведь когда-то мистер Беллами гнался за вниманием, – Джейд подначивала, пытаясь раздражить Мэтта сильнее. У нее великолепно получалось. – И боялся просто так вторгаться в лаборантскую, – подпевал Морган. – И ему так было важно, чтобы другие с ним поздоровались, – вдруг сорвалась Кэтрин. Она все еще была зла от тех слов, которые получила от Мэтта в адрес Эддингтон. Ховард почти качнул уголком губ, но сохранил свое спокойствие. Он посмотрел на Беллами и вдруг понял, вот он – пик уравновешенности. Дальше начнутся качели, настроение Мэтта сменится в секунду. Все резко пошло на спад, задергался глаз, дёрнулась губа, не осталось ничего спокойного. Сейчас Мэттью взбесится. Доминик ничего не предпринял, потому что знал, что этого механизма, приведённого в действие, уже не остановить. Беллами пошел на это ради работы – без тетрадей ему нечего было делать на лекции, материал по которой давно вылетел из его головы. Единственная причина, по которой Ховард пошел с ним, было беспокойство. Если бы не Доминик, Мэтт явно разнес бы половину лаборантской. – Какие серьезные! – воскликнула Эддингтон. – А он непроницаем, – вдруг отозвался Роу. – Делает вид, что нас здесь не существует. Кэтрин посмотрела на мужчину и усмехнулась. – Он просто очень верит в то, что лучше всех, – отметила она. – Еще бы, ходить в компа— Сжатая в руках тетрадь с громким хлопком шлепнулась на пол. Мэттью кинул ее с такой силой, какая только передавалась от плеча к кисти напряженной руки. Рдяный, злой, уже не заботящийся ни о чем, Беллами забывал даже о существовании Доминика в лаборантской. Весь гнев был направлен на преподавателей. – Да вы здесь все совсем охренели, что ли? – выкрикнул он, разворачиваясь. И только здесь его глаза были направлены на Джейд Эддингтон. Ее, именно ее, ту, что подсевала и требовала от него внимания, он ненавидел больше всех. Он кинулся к столу, сам не ведая, что творил. Ховард вовремя выставил вперед руку, рискуя получить перелом предплечья, но безопасность и сохранность Мэтта была ему важнее, чем какие-то там кости. Он остановил Беллами от резкого рывка вперед. Эдди почти что вскрикнула, испугавшись, что Мэттью кинется на нее с кулаками. Она изо всех сил хотела побыть жертвой в его руках; чтобы хоть где-то и хоть как-то коснуться его, как-то иметь к нему отношение. – Психопат! – крикнула Эддингтон. – Это ты здесь ненормальный! Посмотри, как себя ведешь! Джейд отодвинула стул, демонстративно становясь дальше. – Мистер Ховард, почему вы не следите за состоянием своего пациента? – задалась Джейд, строя из себя невинную овечку и праведную дурочку. Она паясничала, лишь бы Мэтт остался идиотом. – Я как раз и слежу, мисс Эддингтон, – обратился он своим привычным тоном, выдержав и уважительную интонацию, и полное равнодушие ко всей ситуации. – Заговорил! – выдала Эдди. – А подчиненный ваш? Мэтт оскалился. – Подчиненной здесь будешь ты, – рявкнул он, тут же пихая в сторону Доминика, который вновь попытался препятствовать его движению. Беллами не собирался трогать девушку и кого-либо еще. Ему хотелось побыстрее вырваться на улицу и глотнуть свежего воздуха. Остановившись перед дверью, заметив, что и Ховард собирался вслед за ним, Мэттью добавил: – Будешь гнить здесь со своим змеиным характером, – он плевался, говоря не своим голосом. – Поэтому ты одна, – он ткнул в нее пальцем, вне себя от ярости. – И навсегда одна останешься. Доминик закрыл глаза, продолжая стоять на месте. Да, Мэтт был выбит, но Ховарду не хотелось, чтобы Мэттью произносил таких слов. В какой-то момент Доминик заметил за собой, что слишком много думает о Беллами. И ему это пришлось по душе. – И перестань до меня докапываться, – кинул он на прощание. – Сама же себе яму роешь. Ховард сделал движение за Мэттом; Мэтт дернул дверную ручку, собираясь как можно быстрее удалиться из лаборантской, забывая про существование конспектов и назревающей пары. Эддингтон, покрасневшая еще сильнее, засыпанная грубостью, но не беспричинными оскорблениями, сидела ровно. Она не могла двигаться. И Кэтрин, и Морган, и Роу – каждый был поражен той резкостью, с которой говорил Беллами. Никто такого не ожидал. Дверь поддалась слишком легко и практически кинулась на Мэттью, едва не расквасив его нос. На входе в лаборантскую стоял последний виновник торжества, который никоим боком не относился ко всей ситуации и слишком не вовремя появился на пороге. – Здрасьте, – качнул головой Беллами, ядовито кидая приветствие, и дернулся вперед. Перед ним стояла Бернадетт, только что выписанная из больницы и пришедшая удостовериться, что все дела налажены и никаких конфликтов не произошло. Она слишком быстро поднялась по лестницам и появилась на пару секунд раньше, чем следовало. Она не успела отойти с дороги, и Мэттью, агрессивный и повернутый на идее убраться из университета, разбил девушку, столкнувшись с ней плечами. Доминик, ничего не сделав и не предприняв, выскользнул следом за Беллами, чтобы предотвратить дальнейшие глупости. Лаборантская осталась в тишине, каждый чувствовал себя морально раздавленным и побитым. Бернадетт, не успевшая войти, болезненно поджала нижнюю губу. В ее голове тоже поселилась идея удалиться и отправиться пешком на край земли, лишь бы не чувствовать себя униженной как по щелчку пальцев. Все были напряжены, никто не стал исключением, и каждого ждал взрыв. Кэтрин вздохнула, стоило ей посмотреть на Бернадетт, ведь никто более не обращал внимания; даже Морган. На заднем плане слышались громкие крики Беллами, отголосками доходил стальной голос Доминика, пытающегося догнать Мэтта. Бернадетт, подперев рукой дверь, продолжала стоять на месте. По ее щеке катилась слеза. Эддингтон, впитав в себя все слова и осознав произошедшее, подскочила со стула и ушла в угол лаборантской, заливаясь слезами. Прозвучал звонок. Перерыв закончился. Пора было идти преподавать, со слезами на глазах, со сломленным сердцем, с пережатой душой. Работу никто не отменял.