Never Have I Ever

Машинка повторно оповещает об окончании цикла противным писком. Луи нехотя поднимается, натягивает штаны, подходит к ней, достает белье и спокойно смотрит на Эда — тот, прислонившись к косяку, смотрит на его перемещения по кухне. Взгляд ничего не выражает, но ноздри все еще широко раздуваются, что совсем не говорит о спокойном и добродушном настрое парня. Томлинсон подходит к стулу, скидывает одежду и начинает аккуратно складывать, чтобы отнести на сушилку, которая находится в ванной комнате. Гарри совершенно не подает признаков жизни. Похоже, ему снова неловко, потому как оторваться от созерцания ламината в собственной кухне он, судя по всему, не в состоянии. Черт, ему, наверное, совсем хуево сидеть вот так полуголым на полу. Да еще и в такой компании! Однокурсник, которого брат оставил на ночь для собственного удовольствия, и которому ты только что отсосал; собственно сам старший брат который неожиданно психует и, похоже, успокаиваться не планирует. Но хуже всего то, что никто не знает, сколько Эд простоял и что он видел. Правда, штаны на щиколотках, голая задница и белесые потеки на зеркальной дверце холодильника описывают картину ярче любых слов. И ему, Луи, совершенно непонятно на что претендует Эд. Вчера он казался адекватным. Или он опять просто стебется над Гарри или это то, что ему мерещилось рано утром. В любом случае помощи ждать неоткуда. Выяснять все придется самому, да и Гарри жаль, как ни крути. Все говорит о том, что улаживать ситуацию придется никому иному, как ему самому. Быстро принимать решения было особенностью его характера. Не то, чтобы он этим гордился — вовсе нет, спонтанные решения не всегда правильные. Например, вчера вечером он погорячился, принимая приглашение остаться на ночь. Если бы он только знал, в какой сюрреалистический сон это выльется, он бы никогда не согласился. Но так как машины времени у него нет, то придется все исправлять. Аккуратно разгладив футболку, Луи подхватывает стопку с бельем и подходит к Эду: — Ты чем-то недоволен, куколка? Мы рано начали? — он мягко касается холодных губ. — Прости, что не дождались. Эд сверлит взглядом затылок брата, в ожидании какой-либо реакции: — Определенно не доволен. И мне кажется, что это вполне закономерно, так? Гарри все никак не может оторваться от изучения узора на полу и похоже, единственное, что ему требуется — это минутка одиночества. Может немного больше. Надо спасать парня. — Пойдем, Эд. Поможешь мне включить сушилку. Мне бы не хотелось спалить эти светлые брюки. Хотя бы просто потому, что они хорошо обтягивают мой зад. Луи говорит эту околесицу и осторожно выталкивает Эда из кухни, но как только они оказываются за пределами слышимости Гарри, взгляд Томлинсона меняется, он крепко схватив парня за руку тащит его в ванную комнату, захлопывает за ними дверь. — Не хватило братика, и ты решил повторить утреннее приключение? — Эд сбрасывает пальто и делает шаг к Луи, сейчас он не выглядит сердитым или разъярённым, в голосе хорошо знакомые игривые нотки. — Разве только окунуть тебя в холодную воду. Может, объяснишь, какого черта ты творишь? — голос Луи тихий, спокойный, но отчего-то Эд теряет свой игривый тон и слегка меняется в лице под его взглядом. — Я жду ответа, Эд. — А что, я не могу поиграть? Мне нравится дразнить его, ты же знаешь. Он такой… ну такой. Мой младший братик. Неужели ты думаешь, что я ревную? — он смотрит Луи в глаза, тот только приподнимает бровь. — Да, ладно. Совсем немного. Но!.. — капризно как ребенок, который выпрашивает еще полчаса для любимых мультиков. — Ты не можешь мне запретить ревновать или указывать как вести себя с моим же братом. — Как включается эта чертовщина? — Луи кивает на сушилку, словно он не задавал никаких других вопросов. — Никак. Она сломалась полгода назад. Так что ты сегодня никуда не убежишь, — парень подмигивает и улыбается краешком рта. — Ты же не против? — Милый, — голос Луи сладкий как майский мед, он проводит пальцем по скуле парня. — Если бы хотел, я и голым ушел бы. А теперь иди и извинись перед братом за свое дурацкое поведение. Он совершенно не виноват в том, что у тебя такое своеобразное настроение, — Эд отрицательно качает головой. — Запомни, я трахаюсь там, где я хочу и с кем я хочу. Я ничего не имею против предстоящей ночи, но оставаться в доме, где два парня друг друга ненавидят, я не собираюсь. Ты понял? Выбор за тобой. Эду ничего не остается, как кивнуть и молча выйти из комнаты. В конце концов, он и правда, перегнул палку, не стоил Луи этого. И даже если стоил, он все равно не оценил. Пока Эд идет по коридору в комнату брата, он не может понять, какого черта происходит. Этот парень совершенно неправильно на него влияет, не смотря на то, что совершенно ничего не делает. Он не требует внимания, не спрашивает о планах на будущее, а самозабвенно трахается. И, судя по всему, он не собирается останавливаться. Он такой же, как он сам. Берет там, где можно взять. Старается и торопится получить удовольствие. Не заморачивается на выборе партнера, не завязывает длительных отношений и, черт возьми, ведет. Ведет по жизни с легкостью опытного водителя, расслабленно, словно за рулем роллс-ройса или на худой конец мерседеса SL класса. Эд качает головой перед тем, как постучать в дверь брата — даже подставляясь Луи не передавал руль, даже будучи припертым к стене заставил играть по своим правилам. Ненормальный и одержимый властью, от чего только более привлекательный. Эд вздыхает и стучит в дверь. «Луианализ-луианализом», а с братом он поступил паршиво, тут не поспоришь. Единственное, что веселит, — Гарри сдался на той самой кухне, которую так берег от развратных однокурсников. И надо сказать сдавался он весьма достойно. Открыв дверь, он едва успевает уклониться — что-то тяжелое приземляется прямо за ним. Братец явно не в духе. «Ну, не первый раз, — с усмешкой думает парень. — Бывало и хуже!» и решительно шагнув в комнату, закрывает за собой дверь. Им есть о чем поговорить. — Если ты хочешь в меня что-то кинуть или вмазать мне по роже, я больше не буду уворачиваться. — Эд виновато улыбается глядя на младшего брата. — Извини меня. — Ого, даже так? А за что, Эд? За то, что твой парень трахался со мной на нашей кухне? — Гарри полусидит на столе, сжимая в руках какую-то книгу. — Он такой же мой парень, как и твой, Хаз. У нас нет никаких отношений, кроме секса. В общем-то я не должен был так… так врываться. — Он тебе нравится, — утвердительно говорит Гарри. — За всю жизнь тебя таким бешеным не видел. А ты бесишься только если отбирают что-то твое. Но, блять, Эд, ты странный, сначала предлагаешь мне его, потом орешь не своим голосом. Ты определись, а? — Да в общем-то нравится! — он проходит и садится рядом с Гарри на стол. — Сам оценил, что он хорош, так что… Просто ты меня взбесил. Сам вечно пиздишь на меня за то, что я трахаюсь с кем попало, а сам за моей спиной отсасываешь у парня, которого я вчера оставил ночевать. Но я не должен был… вести себя как последняя истеричка. В конце концов, он не моя собственность. И честно сказать, он как бы и не планирует ею становиться. Так что я пришел извиниться за то, что там устроил. — Да ладно, я тоже не должен был. Сам не пойму как так вышло, — Гарри, закусив губу, качает головой. — Он тебе нравится, ты ему нравишься, что мне тут сказать? — Да мне с ним просто весело, и трахается он классно, так что сильно не разгоняйся, влюбляться в него я не собираюсь. Да и вообще, завтра я уезжаю, и мне не до него будет. А если все еще будет волновать, то разберусь во всем после Франции. Так что не страдай особо. Это просто секс, и ничего страшного ни вчера, ни сегодня не произошло. Не парься, ладно? — Ладно, — Гарри улыбается краешком губ, — великодушно тебя прощаю. Как всегда. В конце концов, ты не первый раз выставил меня идиотом. Наверное, вам с ним так веселее, когда есть, над кем поржать. — Ты бы сильно удивился, если бы узнал, что он меня отправил извиняться? Он немного лучше, чем ты о нем думаешь. — Ну, тогда вы оба прощены, — Гарри легко пожимает плечами, старается не придавать значения словам брата, совсем не хочется думать о том, что Луи не все равно. — Какие планы на вечер? — Ну, я думаю собрать вещи, заказать пиццу и, может, допить виски со вчерашней вечеринки? Ну, а потом завалиться в кровать. Присоединишься? — Он что, остается? — Гарри был абсолютно уверен, что Луи не станет оставаться еще на один вечер. — Да, в случае, если мы перестанем друг друга ненавидеть. В смысле, если я перестану доставать тебя, — Эд отталкивается от стола и направляется к двери. — Ты против? Гарри ничего не отвечает, но когда Эд касается ручки двери, чтобы выйти, он поднимает голову: — Да. — Что, «да»? — Я присоединюсь. Наверное. Эд улыбается, кивает головой, наконец, выходит за дверь. Судя по звукам, Луи смотрел телевизор, пока они с Гарри пытались заключить перемирие. Пусть смотрит. Эд прошел в комнату и вытащил из шкафа чемодан. Странно все получается, и Гарри еще согласился. Он предлагал так, скорее, чтобы мелкий испугался и отказался. А вот такая неожиданность. Интересно, почему? Причины Гарри объяснять не собирался, но, похоже, что Гарри решил что-то поменять в своей жизни. Так, может, даже лучше, перестанет быть таким нервным и прекратит учить жизни. Это все неважно. И не важно, что ему не очень нравится делиться. С этим он разберется потом. А сейчас ему нужно, наконец, собрать вещи и завтра уехать из надоевшего города. Рождество в Париже, в окружении новых людей, разве что-то может быть лучше? Кто-кто, а Эдвард Стайлс любил новые знакомства. Заодно, может, смена обстановки и дурь из головы выбьет. Дурь, по имени Луи Томлинсон. Собирая вещи в чемодан, Эд пытается проанализировать свои чувства и все больше склоняется, что ревность скорее детская. Как вроде бы твою игрушку уволок младший брат, и никто его за это не ругает. Он не может влюбиться в Луи, не будет. Он даже ничего не знает о нем, о его привычках, что любит и что ему не нравится. Вроде бы именно это все и нужно для любви. Только секс. Похоже, он все еще в своем уме. Эд складывает еще один свитер и как раз застегивает молнию, когда Луи заглядывает в комнату: — Можно? — дождавшись утвердительного ответа, он заходит и садится на кровать рядом с застегнутым чемоданом. — Эд… — Я угадаю, что ты скажешь, давай? — Эд улыбается и, не дожидаясь ответа продолжает. — Так как у нас полноценная мелодрама, согласно законам мексиканского сериала, сейчас должна быть фраза что-то вроде «…мы слишком разные и не можем быть вместе…»? — Я бы сказал, что мы слишком одинаковые, чтобы быть вместе, — Луи смеется и тянет Эда на кровать, коротко целует и засовывает руку под футболку. — Иди ко мне — именно это я хотел сказать. — Ты животное. Одни сплошные инстинкты, да? — Эд притягивает его к себе, поддевает пальцами резинку штанов и сжимает ягодицы, вызывая довольное урчание. — Дождись ночи. Гарри решил присоединиться, представляешь? — Не представляю. Но я не против, — он водит носом по шее и чувствует бедром твердеющий член парня. — Будем ждать или, может, я все-таки, отблагодарю тебя за вчерашнюю ночь? — руки вовсю гладят под футболкой, губы целуют шею, зубы прикусывают мочку уха и, кажется, Луи совсем не нуждается в ответе. Оторвавшись на минуту, скидывает чемодан на пол, стягивает футболку, крепко целует, прижимая Эда к кровати, шепчет: — Сними эту дурацкую одежду, я хочу тебя всего. Везде. Сейчас. Не в привычке Эда отдавать инициативу, но на данный момент ему не хочется спорить, а до ночи еще так далеко, да и, в конце концов, почему бы и нет? Поэтому он стягивает джинсы и улыбается, когда Луи медленно расстегивает его рубашку, покусывает оголяющуюся кожу, стягивает так ненавистную ему одежду. Томлинсон никуда не торопится, дразнит, проводит языком по шее вниз, ниже и останавливается только когда достигает резинки трусов. Он оттягивает ее и сразу же вбирает головку, неспешно обводит языком, выпускает, чтобы снять белье до конца. Касаясь пальцами внутренней стороны бедра, шире разводит ноги парня и снова наклоняется, чтобы взять член в рот. Никакого ритма, никакой последовательности действий, ничего такого, что можно легко выдержать. К чему можно адаптироваться или привыкнуть. Руки гладят бедра и, когда Эд толкается вверх, проскальзывают и сжимают ягодицы. Крепко, почти больно. Он только до боли закусывает губу, чтобы не застонать, чтобы Луи не понял, насколько сильно он его хочет. Металлический привкус собственной крови на языке не отрезвляет, когда Луи опускается так, что стенки горла касаются члена, пульсируют и сжимают, плотно обхватывая, когда он пытается сглотнуть. Эд сдается и всхлипывает, выгибаясь на кровати, чувствует, как губы скользящие по члену вверх растягиваются в победной улыбке. — Перевернись. Эд не успевает улечься, как сильные руки уверенно притягивают его бедра вверх, заставляя выгнуться и практически вжаться лицом в подушку. Это даже к лучшему, потому что когда Луи раздвигает ягодицы и проводит языком между ними, он так громко стонет, что Гарри в соседней комнате услышал, если бы не ткань наволочки, зажатая между зубами. Как-то так вышло, что ему никто никогда не делал этого и сейчас, когда язык описывает горячие круги, слегка проникает в него, раздвигает, то кажется, что можно кончить только от горячего дыхания, ладоней на бедрах и нежных касаний языка. Он старается сдержаться, но этого всего так много, что когда один палец проникает и касается простаты, он не сдерживается и, сильнее вжимаясь в подушку лицом, кончает только от языка, пальцев в заднице и легкого трения членом о простынь. Луи гладит по спине, но и не думает останавливаться, дождавшись, когда дыхание парня немного выравнивается, он легко вводит второй палец, начинает поглаживать, растягивать. Эду остается только всхлипывать, он еще слишком чувствителен после оргазма, но не просит остановиться, хотя бы потому, что он не уверен, послушается ли его Луи. И когда он чувствует, как смазка прохладной струйкой заливается ему в задницу и уже третий палец проскальзывает внутрь, он не знает, чего хочет больше: чтобы скорее все закончилось, или чтобы эти ощущения, на грани боли и удовольствия, продлились как можно дольше. Луи медленно растягивает, аккуратно придерживая бедра парня свободной рукой, плавно сгибает пальцы и начинает поглаживать простату. С каждым движением все увереннее и, когда три пальца особенно сильно задевают чувствительный бугорок, Эд толкается, пытается соскользнуть, стонет и, наконец, просит: — Хватит. Господи. Ты сумасшедший. Я больше не могу, правда. Луи нежно целует ягодицу и аккуратно вынимает пальцы. Эд слышит звук рвущейся упаковки презерватива, характерный звук выливающейся смазки на ладонь. Хочет перевернуться, но Луи молча укладывает на бок и прижимает к себе. Целует шею, гладит грудь, спускается ниже и мягко обхватывает уже налившийся член, делает пару движений, отпускает, прикусывает кожу на шее и шепчет: — Согни, — он проводит по бедру, приподнимает ногу выше, практически прижимает колено к груди. — Лежи так, хорошо? — Хорошо, — Эд чуть улыбается и удобнее устраивается, опираясь коленом на матрас. — Ты не можешь просто трахаться, без изысков? — Ты еще скажи, что тебе что-то не нравится, — Луи еще раз проводит рукой по своему члену, размазывая смазку. Сжимает ягодицу и входит головкой в подготовленную плоть. — Если не нравится, сказал бы, что ли… — Наобоооох, — Эд зажмуривается, когда Луи полностью входит и замирает, давая привыкнуть. Он сжимается вокруг него, чувствует, как член пульсирует внутри, глубоко выдыхает и, чувствуя нетерпение Луи, кивает. — Давай, детка. Скажи спасибо за вчерашний вечер. Движения Луи длинные, каждый раз он практически полностью выходит, заставляя сфинктер судорожно сжиматься и, когда он резко входит на полную длину, бедра парней сталкиваются с пошлым звуком. Луи уже давно отпустил себя и стонет от наслаждения узкой теплоты вокруг него. Целует плечи, иногда оставляя отметины от зубов на коже, вжимается пальцами в бедро, не разрешая двигаться себе на встречу. От его пальцев уже проявляются синяки и завтра станут только заметнее. Но Эду плевать на синяки на бедрах, горячая спираль начала закручиваться где-то внизу живота и с бешеной скоростью раскручивается, полностью охватывает тело жаром. С каждым движением ему кажется, что еще немного, и он просто нахрен разлетится на куски, взорвется фейерверком или просто сдохнет. Потому что член попадает туда, куда должен, распирает и пульсирует так, что хочется раздвинуть ноги шире, чтобы стало немного легче. Он бы обязательно так и сделал, если бы чертов Томлинсон убрал свою руку с бедра. Он даже не может дотронуться до своего члена, так как собственная нога перекрывает доступ. Все что ему остается это стонать и извиваться на простынях, пока Луи, запустив пальцы второй руки ему в волосы, заставляя повернуть голову, шепчет прямо в ухо о том, что он такой хороший, узкий, тесный и просто невероятный. От его хриплого, пошлого шепота напополам со стонами, совсем сносит голову, и Эд кладет свою руку на ладонь Луи, сжимающую его бедро. Томлинсон начинает двигаться быстрее, заставляя Эда тихонько всхлипывать и стонать. — Сможешь еще раз, — со стоном в конце каждого слова спрашивает Луи откуда-то сбоку. — Еще раз, без рук? Эд только отрицательно мотает головой, кусает губы, чтобы не стонать в полный голос, Луи разжимает пальцы, опускает его ногу, и тут же крепко обхватив член, начинает двигаться. Ритм движений руки абсолютно совпадает с толчками внутри него и Эд сдается, ему уже все равно, что за стеной Гарри, все равно что тот может услышать, — он стонет громко, требовательно. Луи слегка меняет ритм движений и Эд совершенно не может понять чего хочется больше — глубже насадиться или же сильнее толкнуться в горячий кулак, наконец, срывается почти на крик. Ему просто нужно кончить, а Луи держит его на краю, не позволяя сделать последний шаг. — Господи, Стайлс. Я не знал, что ты такая сучка, — хрипло бормочет Луи. — Хочешь, сделаем это вместе? — И слегка сильнее сжимает пальцы вокруг пульсирующей плоти. Все, что он может, — это только громко и протяжно застонать, что Луи, к счастью, принимает как согласие, и посылает нахрен ритмичность и синхронные движения. Начинает вбиваться так сильно, насколько это возможно, и Эд начинает судорожно сжиматься, выплескиваясь в ласкающую ладонь. И, наконец, Луи окончательно отпускает себя, кончает, размазывая сперму Эда между своих пальцев. Когда они, наконец, приходят в себя, Эд глупо интересуется: — Где ты взял смазку и презервативы, тут же ничего не было? — У Гарри забрал, ты же вчера туда все сам отнес, — Луи аккуратно снимает презерватив, скидывает под кровать, укладывается поудобнее. — Давай отдохнем, до вечера еще куча времени. — Ты собираешься еще и ночью трахаться? — он сейчас даже не может представить, что в этом мире кто-то хочет заниматься сексом. — Ты, кстати, тоже собирался. Даже брата позвал. Так что давай, вспоминай закон сохранения энергии и ложись ко мне. — Мне кажется, но ты ни хрена не знаешь физику, — Эд сдвигает Луи, чтобы улечься рядом, подальше от мокрых пятен на простыне, накрывает их одеялом, ложится рядом на подушку. — Совершенно не знаю, — сонно соглашается Луи, комфортно устраиваясь в руках Эда. — Но как звучит! Сейчас Стайлсу совершенно плевать на все законы физики и на то, есть ли какие-то чувства между ними, кроме первобытных инстинктов, потому что единственное, чего он хочет — спать.