Learning to love

Его не предупреждали, что все обернется так. Ему не говорили о том, что жизнь может поменять свое русло и идти по грязному и похотливому течению. Он не хотел такой жизни и не пожелал бы даже самому заклятому врагу подобного. Парень с волосами цвета вороньего крыла безжизненно смотрит в потолок, положив под голову довольно мягкую подушку. На теле серая рубашка, немного большая, раз её рукава практически полностью прячут маленькие ладони с миниатюрными пальчиками. Две верхние пуговицы были растегнуты, а сам парень лежал неподвижно на широкой кровати. Со стороны можно подумать, что парень вовсе не человек, а фарфоровая кукла, имя которой — Пак Чимин. Парнишка тихо вздыхает, прикрывая от яркого света глаза и поворачивает голову в сторону приоткрытой двери, за которой иногда слышались голоса людей, пришедших сюда поразвлекаться, или как они сами говорят: «Снять напряжение». К счастью, сюда (по крайней мере, в эту комнату) мало, кто заходит, и Чимин в основном только и делает, что лежит и словно ждёт чего-то. Ручка двери поворачивается, и в комнату входит худощавая блондинка. Чимин приподнимается на локтях и внимательно смотрит на девушку, а после и на молодого парня, зашедшего сразу после неё. — Ну что ж, Чимин, встречай гостя, — улыбнулась девушка, указав на брюнета, который с явным интересом смотрел на Пака, широко улыбаясь. — Это Чон Чонгук, твой клиент. — Время, — произнес безэмоционально Чимин. — Как обычно, час. Развлекайтесь, — девушка хихикнула в кулачок, помахала парням ручкой и, покачивая бедрами, удалилась, не забыв закрыть за собой дверь. Чонгук склонил голову на бок, продолжая все также смотреть на Чимина, и делает к нему шаг. — Не подходи ко мне, — внезапно говорит Пак, холодно и с недоверием бросая взгляд на парня. — Что и ожидалось от самой дорогой проститутки Сеула, — Чонгук игнорирует слова Пака, уверенно идя к кровати, на которой уже восседал парень. Чимин от каждого его шага вздрагивает и мысленно шлет Чона в самую жопу мира, отодвигаясь к краю кровати подальше от Чонгука. — Боишься меня? — Нет, лучше соблюдай личное пространство между мной и собой. — Недотрога значит, — Чон делает задумчивое лицо, но потом снова ухмыляется. — А ведь это так заводит, знаешь? Ты интересный. Чимин делает шаг к стенке и отходит от парня как можно дальше, при этом не сводя с него глаз. — А я погляжу, кто-то решил воспользоваться отцовскими деньгами? — Пак пытается язвить, даже свои зубы обнажает для большего эффекта. — Папенькин сынок значит. Чонгук хмурится, ему явно не понравилось. — Тянешь время, давай все сделаем по-быстрому, и делай, что хочешь. Вот только Чимин вообще не хочет даже связывать тесного контакта со своим очередным клиентом. Он вообще не хотел такой жизни. Тот, кто породил его, дал ему жизнь, вдруг отдаёт какому-то борделю с кучей проституток, каждый день развлекающих похотливый народ, отдавая свое тело взамен на деньги. Если бы не те долги, накопившиеся спустя месяцы, Чимина здесь бы не было. Он бы жил как все остальные, не знал бы грусти и печали, может быть смог бы встретить свою первую любовь. Но не судьба. Ещё с самого рождения все шло на перекосяк. Мать умерла, когда парню было тринадцать, отец пал в депрессию и начал пить, потом играть в азартные игры, где проигрывал больше, чем выигрывал, и, в конце концов, погряз в долгах. Чимину было жалко его, а в итоге, этот же самый отец отдал его людям, у которых задолжал. А те отправили его в какой-то бордель. И теперь Чимин вынужден удовлетворять своих клиентов здесь, чтобы не умереть с голоду в какой-нибудь подворотне. Благодаря ему, бордель приобрёл популярность, и сюда все чаще стали заходить люди, как и обычные, так и с тяжёлым кошельком в руках. Чонгук успевает схватить его за запястье и потянуть на себя. Чимин совершенно не сопротивляется, решив, что ему надо всего лишь потерпеть часок, и все закончится. К шее припадают невероятно мягкие, но в то же время властные губы, и Чимин жмурится и смыкает губы в тонкую линию. — Нравится? Пак молчит, снимает с Чонгука свитшот, весь пропитанный одеколоном. — Такой нетерпеливый, — слащаво тянет Чон, наваливаясь на Чимина сверху и придавливая его запястья к изголовью кровати. — Но, погоди. Дай мне насладиться тобой сполна. Сполна — значит полностью, и Чимин от этого совсем не в восторге, когда его ноги раздвигают непозволительно широко. Стыд тут же покрывает его лицо вместе со стеснением. Чонгук лицезреет, как парень руками прикрывает лицо, и только шире улыбается, наклоняется к его уху, как бы приглашая в свою игру. Чимин принимает правила игры, помогает растегнуть пуговицы на своей рубашке и невесомо касается губ, схватив Чонгука за ворот и потянув на себя. Для него время идёт слишком медленно, а все самое нехорошее — ужасно быстро. Он чувствует, как в него резко проникает палец и шумно выдыхает, морщась от боли. — Вау, ты такой узкий, — с наслаждением тянет Чонгук, покрывая светлую кожу лёгкими поцелуями. — Даже не знаю, смогу ли войти в тебя. — Б-больно, помедленнее, — шипит Пак сдержанно, упираясь ладонями в его плечи, но почувствовав в себе уже два длинных пальца, возмущенно крикнул. — Сказал же! — Расслабься, я знаю, что делаю, — шепчут ему на ушко, которое тут же прикусывают. Пальцы двигаются беспорядочно, растягивая стенки, а Чи постанывает больше от боли, чем от наслаждения, стискивая зубы. Он совсем не жалеет спину своего клиента, которую с такой силой и с таким рвением царапает, оставляет довольно масштабные, похожие на кровоточащие порезы, ранки. Чонгук шипит недовольно, перехватывает руки Чимина и прижимает к кровати, чтобы тот не царапался, продолжая ласкать пальцами узкое колечко мышц. Пак стонет достаточно громко для того, чтобы комната полностью пропиталась похотью. Правда в черноволосом вообще нет той самой похоти и страсти, которыми упивается сейчас Чонгук. Ему до ужаса больно и неприятно, а ещё обидно, что занимается этим почти с каждым, а потом задница болит не день и не два. Чонгук сминает его бедра, вытаскивая пальцы и входя сам на всю длину. Чимин вскрикивает, закусывая до крови губу. В уголках глаз скопились прозрачные слезинки, которые начали медленно скатываться по покрасневшим щекам. — Айщ! Вот это узость! Ты идеален, — Чон блаженно прикрывает глаза, ощущая, как внутри стенки сжимают его член. — Не делай…так. Ты же…порвешь меня, — через вздохи подаёт голос Пак, уже готовый потерять сознание в любой момент. Ибо такого жёсткого секса у него ещё не было. Бывало, когда приходилось терпеть до посинения, клиенты попадались разные: нетерпеливые, страстные, грубые, иногда нежные и неопытные. Но такого, уж простите, ещё ни разу. Чимин бы дал Чонгуку лет двадцать-двадцать три. Во-первых, Чон выглядит старше, а во-вторых в сексе он явно спец. Но каково же было его удивление, когда парень ответил на немой вопрос просто и кратко: «Мне девятнадцать». Чимин в жизни бы не поверил, что его клиент на два года младше, да и успешнее во всех параметрах. А в голове крутится вопрос: «Когда это он успел опыта в таких делах набраться?» Ответ прост. Чонгук больше отвечает действиями, чем словами, поэтому Пак предпочитает заткнуться и ждать, когда гребанный час, длиной в вечность, наконец закончится. Все еще больно, но не так сильно. Потому что тело постепенно начинает привыкать. Чонгук во всю исследует находящееся под ним тело, мысленно присвистывая его красоте и гибкости. Он срывает с губ черноволосого стон и жадно впивается в губы. Чи двигается ему навстречу, чувствуя приближение разрядки. Как и ожидалось, Чонгук скрипит зубами, толкает Чимина за плечи и кончает на белоснежную простынь. Пак со вздохом облегчения разваливается на кровати, тяжело дыша. — Знаешь, а ведь было бы неплохо, если бы мы стали друзьями, — улыбается Чонгук, натягивая штаны. — Что скажешь? — Дружба с секса не начинается, — говорит с явным нежеланием Чимин, поворачиваясь спиной к Чону. — Если ты все, то проваливай. — Не пробовал дружить? — слова Чонгук в очередной раз игнорирует. — Думаешь, попытаться стоит? — Конечно. — Нет, — сказал, как отрезал Пак. — Время вышло. — Ну, я ещё вернусь, так что жди, — Чонгук подошел к Чимину, наклонился к его уху и, практически касаясь мочки губами, довольно тянет. Чимин на его слова вообще никак не отреагировал, разве что бровь слегка дернулась вверх, и сердце пропустило удар. Чонгук ушел довольно быстро, оставив Чимина наедине со своими раздумьями. А Пак даже и не думал ни о чем, убирая с лица мокрые пряди волос, которые то и дело, что лезли в глаза, причиняя дискомфорт. Он снова опустошен, и морально, и физически. Ему плевать, он ничего не чувствует, просто лежит, как брошенная на пол кукла и стеклянным взглядом прожигает в потолке дыру, масштабом в чёрную и непроглядную пропасть. Чимин снова погружается в неё с головой, собираясь остаться в ней навсегда. Его бросили, он один. Вокруг него выстроенная им самим невидимая но, прочная стена из отчуждения, недоверия и, самое главное, абсолютного равнодушия. Чимин откидывается на подушки, закрывая рукой глаза и, словно его душа покинула тело, исчезая из где-то в глубинах своего подсознания. Чимин снова чего-то ждёт. Но чего именно? Чуда?