Я подарю тебе жизнь

Шесть утра. Какая-то бесноватая, бессонная ночь. У Пабло поднялся жар и он всю ночь беспокойно метался, а я смотрела на него стеклянными глазами и чувствовала как теряю его. Я физически ощущала пропасть образовующуюся между нами и это выворачивало меня на изнанку, внутри что-то обрывалось, ломалось, ныло. Я уже плохо различала свои собственные состояния, потому что вынуждена была всегда «держать лицо». Но глядя на него, сейчас, в одиночестве, без свидетелей и судей я тряслась как осиновый лист. Я понимала. Его жизнь ускользает. Медленно. Постепенно. По капле. На один страшный миг мне показалось что он уже не со мной, на один еще более страшный миг мне показалось что так будет лучше. Иногда я чувствую себя жуткой эгоисткой. Я заставляю самого дорогого мне человека проходить через чертовы девять кругов ада. Осознанно. Целенаправленно. Я заставляю его бороться с тем, что, возможно, он победить не в силах. Но каждый раз думая об этом я понимаю, что по другому все равно не смогу. Ведь мир без него это вообще как? Усталость непролитой влагой застилает мне изображение мира. Я отгоняю непрошеные слезы. Все будет хорошо. Все должно быть хорошо. Это просто бесконечное напряжение и тревога. Это неопределенность, давящая на восприятие реальности. Это просто сердце, которое не обмануть, которое не хочет слушать разум, не поддается уговорам сознания. Это маленькие иголочки нервов, скалывающие грудь, остро впивающиеся на вдохе в душу. С самого детства ненавижу ситуации над которыми не имею власти. Я привыкла что моя жизнь всегда в моих руках. Я сама всегда несла ответственность за каждый свой поступок и слово. Ошибалась, обманывалась, но всегда имела возможность все исправить и наладить. А сейчас… моя жизнь напоминает авто, потерявшее управление. И я не знаю как совладать с этой чертовой махиной горя. И я не знаю что дальше. Занос? Кювет? Или я таки смогу нащупать тормоза? Сколько бы раз я не сказала себе: «Смогу», легче не станет. От меня ничего не зависит и это в буквальном смысле парализует меня. Страшно брести в темноте, страшно сражаться с темнотой, страшно ничего не делать. А страшней всего думать, что ты не делаешь того что мог бы. Маленькая, но острая как сотни иголок одновременно мысль не дает мне покоя, возможно мы что-то упустили, возможно я что-то сделала не так? Это мой крест, наверное на всю жизнь. Солнце лениво ползло по стенам старых больничных зданий вверх. День начался. И слава Богу. Что еще нужно? Просто встретить следующий день. Чтоб он просто настал… Никаких великих планов и целей, просто еще один день, когда я смогу спрятать свою ладонь в изрядно исхудавшей любимой ладони. Просто еще один день, когда смогу взглянуть ему в глаза и утонуть. Просто еще один день, когда его распевное по слогам Ма-ри коснется моего слуха и души. Просто еще один день, так мало и так много. Ступаю тихо-тихо подходя к постели, на которой Пабло забылся в очередном отрывке своего беспокойного сна. Не хочу его будить, но никак не могу просто пройти мимо. Каждый раз, уходя, я глажу его щеки, пока он спит, прощаясь будто навсегда. Каждый раз я ухожу как в последний раз. Рука замирает на полпути… и я склонив голову разглядываю Пабло. Удивительно, но его брови и ресницы остались на своих местах в отличии от волос. И сейчас эти самые длинные ресницы трепетно подрагивают во сне. Щеки впали, а и без того выделяющиеся скулы стали еще четче. Пухлая нижняя губа закушена даже во сне. Он уже не тот красавчик перед которым растекались лужицей все девицы элитвеевского царства, но он все еще мой Пабло. Пабло который может вызвать мурашки на моем теле одним только взглядом. Пабло от насмешливой ухмылки которого его хотелось то убить, то упасть в ноги. Пабло который пел про две секунды и я забывала как дышать. Пабло которым я стою и любуюсь как в первый раз. Когда моя рука едва касается его щеки я тут же чувствую электрический разряд в самое сердце. Интересно я всегда буду так на него реагировать? Голубые глаза распахиваются и застают глуповато-задумчивое выражение на моей физиономии и Пабло улыбается мне уголками губ, медленно накрывая мою руку своей. — Доброе утро, — шепчу я ему, едва сдерживая застывшие в уголках глаз слезы. Я просто рада его видеть. Этого никому не понять. Кто-то посчитает меня сумасшедшей. Если спросят, я не смогу объяснить. Но я просто рада его видеть. — Доброе, — Пабло едва произносит слова, после последнего курса химиотерапии у него образовались язвы и говорить стало достаточно проблематично, — я тоже рад тебя видеть, — он озвучивает то, что я боюсь произнести вслух. За последние месяцы мы научились понимать и чувствовать друг друга на совершенно ином уровне. Так много было сказано словами, но еще больше было увидено, прочувствовано — состояний, слабостей, умностей, глупостей, что теперь по другому и быть не может. Он смотрит мне в глаза серьезно и смиренно и мой внутренний голос истошно вопит «Нет». Я не хочу чтобы он соглашался с ситуацией, чтобы понимание и приятие можно было открыто прочитать в его глазах. Пусть плачет, кричит, матерится только не соглашается. Ощущение вакуума давит на виски. Я молчу, но внутри не замолкает отчаянный крик. Даже ребенок беспокойно шевелится. Бедный мой малыш. Он же все чувствует. Ко всему прочему букету чувств, раздирающему меня изнутри, добавляется еще и чувство вины. Становится просто невыносимо. Опускаю вторую руку на щеку Пабло и по очереди целую его лоб, глаза, нос и губы. — Что я могу для тебя сделать? Чего тебе хочется? — вглядываясь в его глаза шепчу я. Голубые глаза, такие живые и искренние, совершенно не умеющие врать выражают все о чем думает Пабло, они мигают огнями, зрачки тревожно расширяются и сужаются, в какую-то долю секунды даже радужка меняет цвет. Они столько всего хотят мне сказать. «Увидеть нашего ребенка. Закончить школу. Стать взрослым. Путешествовать по миру. Хоть раз собрать стадион». — Чашку чаю, — произносит Пабло выдыхая и сжимая руку в кулак. Медленно он отводит взгляд к окну. Пытается совладать с эмоциями, я знаю что он делает — пытается «обезболить» это для меня. Таков уж он. И я люблю его еще больше. Каждый день вынося нестерпимые муки, он переживает поела ли я, хорошо ли набираю вес, не понижается ли мое давление. Как я могу его не любить, как я могу не бороться за него? Таких людей ведь не встречают дважды. Так бывает в жизни только раз. Так чувствуют только раз. Я кожей помню каждое его прикосновение. Будто даже сквозь кожу. До мурашек. В мыслях всегда слышу его признания. Вижу глубокий взгляд. Он прижился. Пригрелся. И стал неотъемлемой частью моего мира. Мир не рухнет без Пабло, на самом деле, рухнет только мой собственный «мир». Пару раз глубоко вдохнув, меня все-таки хватает на то чтобы покинуть палату. Пока Пабло делают все утренние процедуры, я потихоньку привожу свое психоэмоциональное состояние в норму. Вдыхаю свежий, прохладный, утренний воздух на всю мощь легких. Ветер треплет отросшие волосы и я даже улыбаюсь игриво щекочущему мою шею локону. В этом вся я. Не могу долго находиться в одном состоянии. Что-то совершенно мимолетное может вызвать у меня как улыбку так и слезы. Настроение меняется как погода за окном. У меня все еще ноет под ребрами и щиплют открытые раны на душе, но мои мысли проветрились, с глаз спала пелена слёз и я снова чувствую что смогу идти. Вперед. В бой. Снова. И будь что будет. При этом вспоминаю фразу, сказанную Мартином, которая мне всегда помогает: «Меня для этого достаточно»…А если таки будет недостаточно — это будет уже тот случай, когда я об этом уже все равно не узнаю. Днем когда я вслух читаю Пабло стихи его тезки Неруды, он вдруг жестом останавливает меня и кивает на электронные часы которые застыли на 15:15. — Загадывай желание, — серьезно говорю ему. — Марисса, — начинает Пабло. — А я загадаю! — перебиваю я его. И быстро закрываю глаза, проговаривая про себя три заветных слова. Когда я приоткрываю один глаз часы уже показывают 15:16. Так быстро… А хотелось подольше повторять губами мечту и верить в нее хотя бы эту жалкую минуту… У времени есть смерть. А у любви — нет… Решение приходит так быстро, что я сначала не могу его и уловить. Снова тщательно прокручиваю в голове все мысли и потихоньку вылавливаю самую нужную, самую верную. Сердце начинает гулко ударяться о ребра и по телу проходит мимолетная дрожь, подсказывая что все правильно. И я встряхиваю головой, не давая себе времени испугаться. Быстро вскочив я чмокаю Пабло в щеку и ничего не объясняя убегаю. *** Если противостоять волне, она может сломать. Но если нырнуть, то можно пропустить ее через себя и выжить. Удача любит смелых, жизнь любит живущих, живых, настоящих. Мы думаем, что по-другому просто не может быть. Нас не научили по-другому. А ведь не попробовав, не узнаем. Не рискнув, ничего не получим. Я ослеплена мыслью которая пришла мне в голову полчаса назад. И почему я не додумалась до этого раньше? Почему именно сейчас? Наверное просто так должно быть, наверное это самое подходящее время. Единственно верное решение мерным пульсом бьется в моем виске. Все правильно, все так как должно быть. Вот она та возможность упустить которую я так боялась. Когда я озвучиваю свое решение доктору, он наверное с минуту смотрит на меня не веря собственным ушам. Слегка поводит головой и тяжело исподлобья смотрит на меня. — Ты сейчас серьезно? — Вполне. — Нет, Марисса, подожди, это не шутки. Ты понимаешь о чем говоришь? — Шутки кончились давным-давно, док! — глупый, он не знает, что чем больше он будет отговаривать, тем больше я буду настаивать, милая особенность характера. Глубокая линия образовывается на его переносице, символизируя тяжелый мыслительный процесс. Медленно до него доходит, что я правда это сделаю и к вертикальной линии прибавляются пара поперечных морщин на лбу и насупленные брови. — То есть ты готова рискнуть аж так сильно? — А разве сейчас мы рискуем меньше? Я каждый гребанный день боюсь что он не проснется! — я хлопаю руками по столу, поднимаясь и нависая над ни в чем не повинным доктором, — Я устала просыпаться по ночам и прислушиваться дышит ли он, Рик! Я так устала, — выдыхаясь, плюхаюсь я обратно на стул и Рикардо берет обе мои руки в свои. — Но в этом случае ты рискуешь ими двумя и собой тоже. Марисса ты знаешь что вы стали мне как родные. Я думал, что за годы работы тут огрубел, очерствел к чужому горю, отрастил толстую непробиваемую шкуру, но все равно каждый раз пропускаю все через себя. Я за вас. Не воюй со мной. Но это риск, большой риск, огромный. — Рикардо, мы оба знаем, что Пабло не доживет до рождения ребенка. Не смотри на меня так. Ты думаешь я не чувствую? Ох, Рик, как бы я хотела ничего не понимать и не видеть, но я чувствую, понимаешь. Вот тут, — я бью по своей груди желая разорвать на себе одежду, кожу, сделать хоть что-то чтобы меня поняли, услышали. — Если ты хочешь знать мое мнение, я против. — Рик, ты мог бы просто меня поддержать, ты ведь знаешь мне не нужно твое разрешение. Я мать и только мне решать. — Ты сумасшедшая! — все еще не веря качает головой Диас, и последующие его слова заставляют меня резко вскинуть на него взгляд, — Хотел бы я чтобы кто-то когда-то полюбил меня так же. — Глупый ты Рик. Большой, взрослый, важный, а такой глупый! Я желаю тебе никогда в жизни не оказаться в такой ситуации и не узнать какого это любить на грани жизни и смерти. — Ты куда сейчас? — В родильное. Подготовь пожалуйста тут все. Я подарю ему жизнь Рик, — бросаю я обернувшись в двери, и доктор поднимает кулак, ударяя по воздуху, показывая что он с нами.